Досье | |
---|---|
Алексей Герман-младший родился в 1976 г. в Ленинграде. Сын кинорежиссёра Алексея Германа-старшего, внук писателя Юрия Германа. Окончил ВГИК. Снял 5 фильмов: «Под электрическими облаками», «Короткое замыкание», «Garpastum» (премия «Ника»), «Бумажный солдат» (премии «Ника» и «Серебряный лев» Венецианского кинофестиваля), «Последний поезд». |
Согласно последним опросам 75% россиян ежедневно усаживаются перед телевизорами. Смотрят в основном новости и кино. Но чему учат миллионы зрителей отечественные фильмы и сериалы?
Куда позовёт страну главнейшее из искусств в обозримом будущем? На какие нравственные высоты? И, главное, пойдут ли за ним люди? На эти и другие вопросы «АиФ» ответил Алексей ГЕРМАН-младший, кинорежиссёр, член совета директоров «Ленфильма».
Растерявшаяся страна
«АиФ»: - Алексей, объясните, почему у нас нет своих Рэмбо и Крепких орешков, а в нашем кино никто не спасает мир? За четверть века за редким исключением мы так и не создали всемирно известных фильмов по следам событий, которые потрясли всех, - Афган, август 1991-го, ГКЧП, октябрь 1993-го, Чечня, Беслан, Дубровка, Кущёвка, Крымск…
А. Г.: - Потому что по-голливудски придуманная героизация не совсем в традициях русской культуры. А кроме того, нам надо определиться с отношением к своей истории. В стране должно быть понимание того, что есть подвиг, а что нет. Первый фильм «Рэмбо» отлично вписывается в американскую систему ценностей, предполагающую, что индивидуальность может быть права в столкновении с коррумпированным обществом. У нас же тут пока полная неразбериха.
«АиФ»: - Но говорят, что справедливость - наша фирменная национальная черта. Что для русской души она выше правды...
А. Г.: - Общество заблудилось в словах и лозунгах. Мы - страна растерявшаяся. Мы запутались. Разрушены глубинные коды социального поведения. Как поступать правильно? И, главное, зачем? Одни люди нам говорят, что мы должны почему-то немедленно ввести евро и войти в Европу, где нас не очень ждут, кстати. Другие твердят, что надо везде ввести танки и всех стращать. А консолидации нации так и нет. У нас общество болтологии. Все болтают - как вместе сделать так, чтобы жить стало лучше. Но при этом в стране уже нет базовых понятий «хорошо» и «плохо», есть лишь тактические ситуации.
«АиФ»: - В советское время было много героев. Что мешает взять и перевоплотить их сегодня? Сюжеты жизни вроде всё те же…
А. Г.: - Мы сами уже не те. Тогда в глубине души мы верили, что мы лучше всех на планете. А потом поняли, что живём на общих основаниях и ничем не отличаемся от остального мира. Что у нас будут такие же супермаркеты, машины и марки чая, такое же потребительское общество. И вот мечты сбылись: у нас всё - или почти всё - такое же. Возникает вопрос: чем мы как нация отличаемся от остальных? В чём мы другие? Жить в одном большом супермаркете - глобализованном мире - у нас как-то не получается. Выходит, что, как только мы потеряли мессианскую составляющую, мы проиграли.
Кто считается сегодня героем у большинства - тоже вопрос. Для меня, например, герой - это человек, который, как сообщали газеты (и «АиФ» в том числе), ежедневно расчищал взлётную полосу на забытом аэродроме, куда приземлился неисправный Ту-154. Огромный самолёт, у которого отказали все приборы и двигатели, фактически планировал на землю. Диспетчеры чудом отыскали для него взлётную полосу в лесу. Это был маленький, никому не нужный аэродром в глухомани, где уже много лет никто не садился. Но нашёлся смотритель, который, оказывается, долгие годы поддерживал полосу в порядке, за ней ухаживал. Если бы не он, произошла бы авиакатастрофа, погибли бы люди… Вот это я понимаю - герой. А когда нам выдумывают героя и заставляют верить, будто есть где-то супермен, спаситель мира, это не про нас…
Так кто же мы?
«АиФ»: - Вам не кажется, что всё наше кино сейчас - это «фабрика страшных грёз»?
А. Г.: - Я думаю, что, если Господь однажды посмотрит на наш нынешний кинематограф и его отменит, ничего особо не изменится. Он не является ни модным, ни формирующим, ни интересным, хотя у нас есть хорошее фестивальное кино. Почему фильм о топ-менеджере «Духless» режиссёра Романа Прыгунова собрал много денег? Потому что люди узнали там свои офисные проблемы. Пока же русское кино будет заниматься абстракциями, оно действительно останется в сфере немножко стыдно проведённого вечера. То ли билетов не было на американскую картину, то ли как бы экзотика, поход в зоопарк.
«АиФ»: - Правительство выделяет огромные деньги на кино, в том числе на социально значимое. Как вам такая формулировка?
А. Г.: - Это не такие уж огромные деньги. Столько - около 200 млн долларов - стоит американский полнометражный мультфильм. Один. А тут камертон для всей страны! Увы, не получится… Мы можем придумывать любые лозунги - например, сказать, что в 2018 г. полетим на Луну. Хотя стоило бы. Но ведь не полетим же. Можем снять сколько угодно духоподъёмных сериалов о честных сотрудниках ГИБДД. Но кто в них поверит? И, кроме того, в чём именно заключается эта самая социальная значимость? Вот вы знаете?
«АиФ»: - Это я у вас хотел спросить - есть такой критерий?
А. Г.: - А я не знаю. Его нет. Такое невозможно измерить. Это такое кино, чтобы любили государство (поэтому его государство и заказывает), или всё-таки что-то другое? И кто будет снимать всё это? Я думаю, что большая часть «социально значимого» кино станет прибавкой к пенсии для влиятельных пожилых кинематографистов с политическими связями. И всё, как всегда, упрётся в позицию чиновников. Мы ведь живём в странном мире. Например, сейчас идёт борьба с курением. Я согласен, что надо ограничивать курение на экране. Но не представляю себе, скажем, фильм про Великую Отечественную без курева и фронтовых 100 граммов. И так во всём. Мы как будто играем чужую жизнь. Несоответствия в голове накапливаются. Поэтому мы всё время живём в какой-то невероятной истерике.
«АиФ»: - А отчего эта истерика? Ведь бытовая жизнь вроде налаживается.
А. Г.: - Оттого, что в глубине души и демократы, и недемократы понимают: во всём, что они говорят, есть какой-то изъян. Но остановиться и сказать: «Ребята, давайте разберёмся!» - никто не хочет. Отсюда и эта истерическая попытка перекричать друг друга, как на стадионе: кто громче заорёт, тот и прав. В итоге наша жизнь перешла из области движения вперёд в область громкости звука. А там всё только чёрное и белое. Мы живём между «всё ужасно» и «всё прекрасно». Но мы лишь такие, какие есть.