Внутренний Ленинград. Чем пугает фильм «Дылда»?

Стало общим местом мнение о том, что современные российские кинематографисты не могут снимать фильмы про войну. За доказательствами далеко ходить не надо: многочисленные военные фильмы и сериалы, выпущенные в последние годы, действительно уступают тем, что снимали в советское время, по накалу страстей и уровню сопереживания персонажам. Конечно, в любом правиле есть исключения, и одним из них стала «Дылда» Кантемира Балагова. Эта картина, правда, не совсем о войне, но войны в ней много. Даже, пожалуй, больше необходимого.

Осень 1945 года, послевоенный Ленинград. В одной комнате в коммуналке оказываются две подруги: Ия (Виктория Мирошниченко) по прозвищу Дылда и Маша (Василиса Перелыгина). Они вместе воевали, были зенитчицами. Дылду уволили раньше после контузии, она устроилась медсестрой в госпиталь, и у нее часто случаются припадки. Маша дошла до Берлина, у неё множество наград и ранение в живот, из-за которого она больше не может иметь детей. Но ребенок ей нужен, причем срочно, поэтому она требует помощи от своей подруги.

Описывать сюжет «Дылды», не раскрывая сути истории, довольно сложно. Кантемир Балагов, ученик Александра Сокурова, обладатель приза Каннского кинофестиваля за свой дебютный фильм двухлетней давности «Теснота», во второй картине явно вошел во вкус и постоянно подкидывает новые и новые сюжетные повороты, чтобы зрителю некогда было скучать. «Дылду», кстати, тоже взяли в Канны, в программу «Особый взгляд», и на этот раз одной премией критиков дело не обошлось: Балагов получил еще и награду за режиссуру. Вполне заслуженную, кстати.

Фильм сделан на основе одного интервью из книги Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо», которое превратилось в сценарий усилиями писателя Александра Терехова, лауреата «Нацбеста» и «Большой книги» и сценариста скандальной «Матильды», и самого Балагова. И, пожалуй, именно литературные корни позволяют этой истории произвести необходимый эффект и сделать фильм пугающе правдивым.

Новость по теме

Российский фильм «Дылда» завоевал приз на Каннском кинофестивале

Разумеется, дело не столько в том, как именно всё происходило в Ленинграде в первую послевоенную осень. Факты не так важны, как их восприятие. Обе героини изранены войной не только физически, но и морально, у них появилась совершенно иная система ценностей, которая плохо приспособлена к мирной жизни. В «Дылде» мало рассказывают о том, как служилось двум девушкам-зенитчицам, но чем они за эту службу заплатили, видно очень хорошо.

Война коснулась всех персонажей фильма Балагова. Солдаты всё еще долечиваются в госпитале и, судя по характеру их ранений, вряд ли когда-либо смогут вернуться к привычной жизни. Завотделением Николай Иванович (Андрей Быков) сам потерял семью во время войны, но по-прежнему душой болеет за своих пациентов. Коллеги по госпиталю и соседи относятся к приступам Дылды с пониманием, потому что хорошо знают, что стало их причиной, и не осуждают её за то, что она живет или работает рядом с ними.

Правда, от небольшого хулиганства авторы «Дылды» не удержались. Возможно, напрасно. Сходство актера Игоря Широкова с действующим президентом России отметили еще на Каннском кинофестивале. И он, и Балагов утверждают, что это было сделано не специально, но определенную комическую нотку в мрачное повествование «Дылды» этот момент вносит. Но и этот персонаж, сын крупного партийного чиновника, который впервые нашел в себе силы пойти против воли родителей, — тоже своего рода жертва войны, хотя и не такая явная, как Ия и Маша.

И, в принципе, даже это хулиганство оказалось к месту. Герои «Дылды» живут здесь и сейчас, в своем послевоенном Ленинграде, словно у них нет будущего. Но в том-то и дело, что будущее у них есть, вот только думать о нем совсем не хочется. Ия и Маша как-то проживут следующие десятилетия и встретят распад СССР совсем не старыми женщинами, которым, очевидно, будет трудно в девяностые. Может, не так, как в войну, а может, и гораздо труднее. И эта перспектива на самом деле страшна, даже страшнее эвтаназии или какого-то выпуклого безразличия к судьбе собственного ребенка. Впрочем, с последним понятно: человеческая психика выделывает и не такие коленца, особенно с теми, кто прошел войну.