На самых высоких уровнях в России говорится о недопустимости фальсификации истории Великой Отечественной войны. Но кажется, что часть облеченных полномочиями чиновников не слышит этих слов. Или понимает их по-своему.
«Это документальная реальность»
На 42-м Московском международном кинофестивале главный приз, как и приз зрительских симпатий отдали картине режиссера Андрея Зайцева «Блокадный дневник». Президент жюри Тимур Бекмамбетов, вручая награду, заявил, что это приз за послание, с которым авторы обращаются к зрителю. По мнению Бекмамбетова, главный посыл фильма в том, что уныние является самым тяжким грехом и люди способны пережить самые тяжкие времена.
И тут самое время процитировать Николая Некрасова:
Я книгу взял, восстав от сна,
И прочитал я в ней:
«Бывали хуже времена,
Но не было подлей».
Знакомство с фильмом «Блокадный дневник» и та поддержка, которая оказывается ему киносообществом, оставляет очень тяжелые ощущения.
В интервью «Российской газете» режиссер Зайцев заявляет: «Это документальная реальность. Я писал сценарий, основываясь на „Дневных звездах“, свидетельствах „Блокадной книги“ и воспоминаниях Даниила Гранина. И никогда не позволил бы себе что-то сфантазировать на тему блокады. Это святая тема, и все, что есть в фильме, — воспоминания переживших блокаду. И у Гранина, и у Берггольц, и в дневниках блокадников есть подробное описание города зимой 1941 года — самой лютой, когда от мороза и голода погибло очень много людей. Потом научились как-то налаживать жизнь, еды стало больше, и в более поздних съемках улицы выглядят не так убийственно. А первый год — самый страшный. В декабре отключили электричество, операторы сдали камеры, и этой жестокой зимы почти нет ни на фото, ни в кинохронике».
Подмена воспоминаний
Здесь что ни слово, то неправда. Документальные съемки блокадного Ленинграда, фотосъемки зимы 1941-1942 годов проводились. В советские годы не все эти фотоматериалы были доступны, но сейчас желающие могут с ними познакомиться.
Историк Баир Иринчеев, разбирая буквально поминутно картину в видеооблоге переводчика Дмитрия Пучкова, продемонстрировал и фотографии первой блокадной зимы, свидетельствующие: ни сам город, ни его жители не выглядели так, как это показывает Зайцев.
Главное отличие — Ленинград всегда оставался городом живых, сражающихся людей, а не городом обреченных.
Самая главная проблема в том, что, призывая в свидетели Ольгу Берггольц, на чьем реальном походе к отцу и создано это роуд-муви, автор выбрасывает все, что мешает его видению блокадного Ленинграда. У поэтессы Берггольц путешествие мучительно, но практически на каждом шагу ей помогают — товарищи по работе в радиокомитете, прохожие на улице. Город не мертв — в нем чистятся основные улицы, работают пожарные и медики, осуществляется подвоз продовольствия и вывоз людей на Большую землю по «Дороге жизни».
Разумеется, были и те, кто, сломавшись, пытался выжить за счет подлости, за счет других. Но сломавшиеся никогда не составляли большинства блокадников — иначе город не выжил бы, не выстоял перед врагом.
А что предлагает режиссер Зайцев? У него фильм превратился в путешествие несчастной интеллигентки, вынужденной жить рядом с не в меру бодрой крестьянской хабалкой, хладнокровно умерщвляющей с помощью голода младшую дочь. Старших детей дама пугает тем, что «на Лиговке из них котлеты сделают». Большой привет режиссеру от всех обитателей Лиговского проспекта, которых он скопом превратил в каннибалов. Случаи каннибализма, конечно, в Ленинграде были, но делать их некоей обыденностью, вводить их в картину дабы пощекотать нервы зрителям XXI, не самый достойный прием.
Горы мертвецов, милиционеры-истерички, такие же истерички-перевозчики хлеба, голодные зомби, подлецы из числа собирателей трупов, пытающиеся нажиться на чужом горе, — вот кого в своем путешествии встретит главная героиня.
Не Берггольц, а профессор Курганов
Еще раз стоит подчеркнуть — Берггольц не оставляла подобных воспоминаний. Это напрочь выхолощенная версия ее записей, из которых сознательно вырезано все, что свидетельствовало бы о том, что в Ленинграде остались достойные люди, кроме голодающей интеллигентки-путешественницы.
Такие воспоминания мог оставить, например, профессор Курганов, ученый-эмигрант, на работы которого впоследствии любил ссылаться Александр Солженицын. Декан финансового факультета Ленинградского финансово-экономического института пережил первую блокадную зиму вместе с семьей благодаря дополнительному пайку, который ему полагался как ценному научному работнику. В 1942 году Курганова эвакуировали из осажденного города на Кавказ, где он, дождавшись наступления немцев, перешел на их сторону. И Курганов, и его дочь работали в идеологических структурах Геббельса, благодаря чему не остались на освобожденной территории, а вместе с нацистами отступали в Германию (где работали уже напрямую в министерстве пропаганды Рейха). После войны «геббельсовский» опыт Курганова оказался востребован — он скрылся на Западе, где и сочинял свои антисоветские работы.
«Блокадный дневник» снят так, словно сценарий для него писал профессор Курганов, предатель и подлец, выживший за счет смертей других, более достойных людей. Неужто такой памяти заслуживают лежащие на Пискаревском кладбище погибшие, но не сдавшиеся ленинградцы?
Могло быть хуже?
Кинокритик Антон Долин, недавно покинувший экспертный совет Фонда кино, хвалит «Блокадный дневник»: «Даже в советское время о блокаде снимали на удивление мало, а после СССР каждая попытка прикоснуться к этому материалу (от архивно-монтажной „Блокады“ Сергея Лозницы до сравнительно недавнего „Праздника“ Алексея Красовского) вызывала ту или иную форму протеста. Исключением не стал и беспрецедентно откровенный „Блокадный дневник“ Андрея Зайцева, уже на уровне трейлера вызвавший возмущение озабоченных граждан, но тем не менее включенный в основной конкурс ММКФ... Бескомпромиссная изобразительная тщательность Зайцева и его соратников впечатляют. Они ничего не оставляют за скобками, отказываются от умолчаний и кавычек, хотя и соблюдают определенную целомудренность, ни в один миг не упиваясь кошмарами умирающего города».
Господин Долин, который утверждает, что сам не знает, зачем шесть лет состоял в экспертном совете Фонда кино, переворачивает все с ног на голову — Зайцев именно что упивается мертвечиной, оставляя за скобками саму жизнь, вместе с неудобными для него моментами из воспоминаний Берггольц.
Удивительно, но коллега Долина Виктор Матизен раскритиковал его позицию относительно «Блокадного дневника». «Антон, вы меня удивили своей статьей о „Блокадном дневнике“. Точнее, фразой „Андрей Зайцев ничего не оставляет за скобками“, — пишет Матизен в соцсети.— Неужели вы не заметили, что за скобками стоит цензура РВИО и страх режиссера, вызвавшие умолчание о причинах голода и контрасте между голодной смертью одних и пирожными, которые поедали другие? Я знаю блокаду с двух сторон — моя мать и бабка чуть не умерли от истощения в первую блокадную зиму, а дед по отцу как среднего уровня руководящий работник успел вывезти семью, нормально прожил все три года блокады и рассказывал такое, от чего у меня до сих пор остатки волос на голове встают дыбом. Потом, знаете ли вы приказ Гитлера S263 от 17.9.1941, в котором он приказал бомбить и обстреливать город, чтобы выдавить из него жителей через специальные проходы в линии окружения? Читали ли про заградотряды НКВД, которые не выпускали беженцев из осажденного города? Не готов сказать, что в данном случае умолчания хуже лжи, но молчаливо одобрять их не могу».
Зачем это государству?
То есть, с точки зрения господина Матизена, в фильме не хватает давно уже развенчанного мифа о «ромовых бабах Жданова», а также историй о том, как Сталин насильно удерживал ленинградцев в осажденном городе и морил их голодом.
Оказывается, зрителю еще повезло, и в самые глубина ада его не погрузили.
Совпадение ли то, что и Долин, и Матизен при этом принадлежат к так называемому либеральному лагерю? Судите сами.
Но с точки зрения Долина, подобного рода агитпродукт вполне годен для того, чтобы воздействовать на мозги россиян, а вот Матизену нужно что-то более инфернальное.
Нет никакого внятного и разумного объяснения, для чего подобного рода кинопроекты получают государственное финансирование. Только еще один штрих — режиссер «Блокадного дневника» является представителем школы Никиты Михалкова, от «Предстояния» которого с голыми сиськами его дочери, какающими с неба немецкими летчиками, мистическими минами и паучками до сих пор кровь стынет в жилах.
Если государство это оплатило, если творческая интеллигенция награждает это призами, значит «Блокадный дневник» неизбежно свалят на головы зрителям, ровно так же, как немецкая артиллерия обрушивала снаряды на головы жителей осажденного Ленинграда.
Единственное, на что хочется надеяться, — что премьера будет перенесена с 27 января 2021, годовщины снятия блокады. Это уже просто за гранью добра и зла.
