25 января 1874 года, ровно 140 лет назад, в самом романтичном городе мира — Париже — родился англичанин Уильям Сомерсет Моэм. Роды проходили на территории британского посольства (отец Моэма работал там юристом), поэтому ребёнок стал английским подданным. Спустя многие годы этот мальчик превратится в одного из самых преуспевающих писателей 1930-х. А попутно и в агента британской разведки — Моэм сотрудничал с МИ-5 и какое-то время (до ноября 1917-го) даже жил в российском Петрограде. Перед ним тогда стояла важная задача: не дать России выйти из войны.
АиФ.ru публикует отрывок из романа «Театр» «не дружественного» нашей стране разведчика. Главная героиня «Театра» — актриса Джулия: 46-летняя женщина, которая на сцене блистает, а в жизни — просто хочет любви.
***
«Сегодня, вместо того чтобы провести гребнем по волосам и почти не глядя обмахнуть лицо пуховкой, Джулия не пожалела труда. Она тщательно подкрасила губы, подрумянилась, привела в порядок волосы.
— Говоря бесстрастно и беспристрастно, — сказала она, все еще глядя в зеркало, в то время как Эви ставила на постель поднос с завтраком, — как по-твоему, Эви, я — красивая женщина?
— Я должна знать, как это мне отольется, прежде чем отвечать на такой вопрос.
— Ах ты, чертовка! — вскричала Джулия.
— Ну, знаете, ведь красавицей вас не назовешь.
— Ни одна великая актриса не была красавицей.
— Ну, как вы вырядитесь в пух и прах, вроде как вчера вечером, да еще свет будет сзади, так и похуже вас найдутся.
("Черта лысого это мне вчера помогло!")
— Мне вот что интересно: если я вдруг очень захочу закрутить роман с мужчиной, как ты думаешь, я смогу?
— Зная, что такое мужчины, я бы не удивилась. А с кем вы сейчас хотите закрутить?
— Ни с кем. Я говорила вообще.
Эви шмыгнула носом.
— Не шмыгай носом. Если у тебя насморк, высморкайся.
Джулия медленно ела крутое яйцо. Ее голова была занята одной мыслью.
Она посмотрела на Эви. Старое пугало, но — кто знает?..
— А к тебе когда-нибудь приставали на улице, Эви?
— Ко мне? Пусть бы попробовали!
— Сказать по правде, я бы тоже хотела, чтобы кто-нибудь попробовал.
Женщины вечно рассказывают, как мужчины преследуют их на улице, а если они останавливаются у витрины, подходят и стараются перехватить их взгляд.
Иногда от них очень трудно отделаться.
— Мерзость, вот как я это называю.
— Ну, не знаю, по-моему, скорее лестно. И понимаешь, странно, но меня никто никогда не преследовал. Не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь пытался ко мне приставать.
— Прогуляйтесь как-нибудь вечерком по Эдвард — роуд. Не отвяжетесь.
— И что мне тогда делать?
— Позвать полисмена, — мрачно ответила Эви.
— Я знаю одну девушку, так она стояла у витрины шляпного магазина на Бонд-стрит, и к ней подошел мужчина и спросил, не хочется ли ей купить шляпку. Очень, ответила она, и они вошли внутрь. Она выбрала себе шляпку, дала продавцу свое имя и адрес, и мужчина тут же расплатился наличными.
Тогда она сказала ему: «Большое спасибо», — и вышла, пока он дожидался сдачи.
— Это она вам так сказала. — Эви скептически шмыгнула носом, затем с удивлением поглядела на Джулию.
— К чему вы все это клоните?
— Да ни к чему. Просто я подумала, почему это мужчины ко мне не пристают. Вроде бы «секс эпила» во мне достаточно.
Сперва она шла, глядя прямо перед собой, не оборачиваясь ни направо, ни налево, но вскоре поняла, что так она ничего не добьется. Надо смотреть на людей, если хочешь чтобы они смотрели на тебя. Два или три раза, увидев, что перед витриной стоит несколько человек, Джулия тоже останавливалась, но никто из них не обращал на нее никакого внимания. Она двигалась дальше. Прохожие обгоняли ее, шли навстречу. Казалось, все они куда-то спешат. Ее никто не замечал. Увидев одинокого мужчину, приближающегося к ней, Джулия смело посмотрела ему прямо в глаза, но он прошел мимо с каменным лицом. Может быть, у нее слишком суровое выражение? На губах Джулии запорхала легкая улыбка. Двое или трое мужчин подумали, что она улыбается им, и быстро отвели глаза. Джулия оглянулась на одного из них, он тоже оглянулся, но тут же ускорил шаг. Джулия почувствовала себя уязвленной и решила не глазеть больше по сторонам. Она шла все дальше и дальше. Ей часто приходилось слышать, что лондонская толпа самая приличная в мире, но в данном случае — это уж чересчур!
«На улицах Парижа, Рима или Берлина такое было бы невозможно», — подумала Джулия.
Джулия решила дойти до Мэрилибоун-роуд и повернуть обратно. Слишком унизительно возвращаться домой, когда на тебя ни разу никто даже не взглянул. Джулия шла так медленно, что прохожие иногда ее задевали. Это вывело ее из себя.
«Надо было пойти на Оксфорд-стрит, — подумала она. — Эта дура Эви! На Эдвард-роуд толку не будет».
Отрывок из романа Уильяма Сомерсета Моэма «Театр»
