170 лет назад, 13 ноября 1850 года, в семье шотландского инженера родился мальчик, получивший при крещении имя Роберт Льюис Бэлфур. Впоследствии от имени Бэлфур, данного по девичьей фамилии матери, он откажется. А вот отцовскую фамилию прославит на весь мир и, кажется, навсегда. Фамилия эта — Стивенсон.
Когда журналисту не о чем спрашивать писателя, из загашников достают последний во всех смыслах этого слова вопрос: «Скажите, а какая ваша книга — самая любимая?» Им несчастного писателя загоняют в тупик, из которого есть один-единственный выход в виде банальности вроде: «Книги как дети, невозможно сказать, кого больше любишь».
В случае Роберта Льюиса Стивенсона этот приём не сработал бы. Его даже и спрашивать не пришлось: он проговорился сам, абсолютно добровольно. Причём за несколько месяцев до смерти. Ещё один английский классик, Джером Клапка Джером, в 1894 году редактировавший журнал The Idler (в переводе — «бездельник, зевака, лентяй»), попросил коллегу написать статью в постоянную рубрику «Моя первая книга». Стивенсон на голубом глазу посвящает свою статью роману «Остров сокровищ», который был написан в 1881 году, а издан отдельной книгой двумя годами позднее.
А ведь «Остров сокровищ» первой книгой Стивенсона точно не был. Во всяком случае, по хронологии. Даже если не брать в расчёт юношеские опыты, изданные за счёт отца и пылившиеся на полках нераспроданными, Стивенсон к моменту написания «Острова сокровищ» успел сделать себе достаточно прочное литературное имя, создав чудесные циклы рассказов о принце Флоризеле: «Клуб самоубийц» и «Алмаз раджи».
В общем, всё понятно. Есть такой «Стивенсон для детей» — с «Островом сокровищ», «Чёрной стрелой» и прочими приключенческими безделушками. А есть «Стивенсон для взрослых» — с психологизмом, богоискательством и прочими атрибутами «серьёзной литературы». Водоразделом служит фигура Фёдора Достоевского, который был одним из любимейших писателей Стивенсона. Собственно, считается, что «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» выросла из романа «Преступление и наказание», с которым Стивенсон познакомился в 1885 году, прочитав французский перевод.
Фокус, однако, в том, что и «Остров сокровищ» уже имеет целый ряд характерных для Достоевского (а конкретно — для его романа «Преступление и наказание») особенностей. У Достоевского добро небезупречно. Скажем, «чистая душа» Соня Мармеладова — проститутка. А формально стоящий на стороне «сил добра» следователь Порфирий Петрович — вообще эталонная сволочь, не вызывающая никакого сочувствия. Но и условное зло не совсем безнадёжно, о чём, собственно и весь роман. Родион Раскольников, будучи убийцей, во-первых, вызывает сочувствие, а во-вторых, имеет шанс на спасение души через покаяние.
Судя по всему, Стивенсон думал примерно в том же направлении. Если взрослый читатель всё-таки соизволит снизойти до «Острова сокровищ», до этой «приключенческой безделушки», то ему там откроются забавные моменты.
Добро у Стивенсона тоже небезупречно. Чем занимаются главные герои романа — Джим Хокинс, сквайр Трелони и доктор Ливси? Поиском сокровищ покойного пирата, капитана Флинта. А имеют ли они право на эти сокровища? Нет. Согласно законам того времени, всё награбленное в случае поимки и казни пирата конфискуется в пользу королевской казны. То же самое касается пиратского наследства: всё оно до последнего пенни принадлежит английской короне. Вспоминают ли об этом наши герои? Тоже нет. Более того, экспедиция проводится полностью в тайне. Во всяком случае, английские власти о ней ничего не знают. Грубо говоря, компания кладоискателей грабит его величество Георга II, мало чем отличаясь от пиратов с точки зрения закона.
Но это если по закону. По совести же гораздо более основательные права наследовать пиастры Флинта имеют не «силы добра», а бывшие подельники пирата, возглавляемые Джоном Сильвером по прозвищу Окорок. Или, вернее, Барбекю — именно такое прозвище носил одноногий моряк в оригинале. Так что доктор Ливси и сквайр Трелони действуют в строгом соответствии с русской поговоркой: «Вор у вора дубинку украл». Спрос с юнги Джима Хокинса мал: его затащили в это дело примерно как Соню Мармеладову — в проституцию.
А теперь посмотрим на «силы зла». Там, с одной стороны, всё просто. Пират и есть пират. Грабитель и убийца, делающий всё это ради банальной наживы и ни в грош не ставящий чужую жизнь. «Прав тот, кто ударит первый. Мёртвые не кусаются. Вот и вся моя вера. Аминь!» — говорит Израэль Хэндс.
Но есть по крайней мере один человек, который не так-то прост. Кстати, примерно в этом ключе говорят о нём и его подельники: «Наш Окорок — не простой человек… В молодости он получил отменное образование и может разговаривать как по писаному, если на него такой стих найдёт».
Джон Сильвер здесь напоминает студента Родиона Раскольникова, которого в своё время не остановили и которому удалось убедить себя в том, что никакая он не «тварь дрожащая», а «право имеет». Дальнейшая его пиратская биография — как раз широкое использование этого самого права. А вот встреча с Джимом Хокинсом становится для Окорока примерно тем же, чем встреча Раскольникова с Соней Мармеладовой. Поводом призадуматься. И он призадумывается. И спасает Джима от расправы, буквально заслоняя его собой. А потом, уже когда его везут на суд в Англию, бежит с корабля, прихватив «мешочек с деньгами — триста или четыреста гиней», хотя мог бы взять гораздо больше, да ещё и «ножичком полоснуть». Видимо, так просыпается совесть: автор всё же даёт пирату Джону Сильверу шанс на спасение.