ТАК ВЫ НАШ!
Одесса. Весна. Типичная одесситка, похожая на большую снежную бабу, которая подтаяла и оплавилась от солнца с боков, остановила меня на улице. По ее виду нетрудно было догадаться, что настроена она решительно:
— И скажите хоть раз честно, как все-таки ваша настоящая фамилия? Мне надоело уже отвечать на этот вопрос. Поэтому я просто вынул визитку и показал ей, чтобы она убедилась, что ЗАДОРНОВ — это не псевдоним. Правда, на русском языке у меня визитки не было. Остались только на английском. Я вообще не знаю, зачем я их напечатал. Они никому не нужны. Так, для банального форса. На визитке, естественно, было написано латинскими буквами Mikhail Zadornov, а в скобках указана профессия — Writer. Что, несложно догадаться даже тем, кто учился в школе на тройки, означает по-русски — писатель.
«Снежная баба» с изумлением смотрела то на меня, то на визитку, словно сличала мое лицо с фамилией. Потом спросила с явной претензией:
— Шо такое у вас написано в скобках?
Нашему человеку иностранное слово лучше произносить медленно, как бы вбивая его в подсознание, по буковкам.
— Р-а-й-т-е-р! — произнес я сверхвнятно со свойственной себе, отработанной годами сценречью.
Впервые за время нашей беседы она приветливо мне улыбнулась:
— А-а-а, так, значит, все-таки вы наш!
— Нет. Райтер — это означает писатель.
— Я понимаю, что вы писатель, но фамилия ваша Райтер. Да? А Задорнов — псевдоним. Я всегда так думала!
МОЯ ГОЛОГРАММА
Как правило, если меня узнают на улице, задают одни и те же вопросы.
— Расскажете что-нибудь смешное?
— А вы не боитесь, что вас посадят?
— Как власти относятся к тому, что вы говорите?
— Кто ваша жена?
— Есть ли у вас дети? А вы уверены, что вы их всех знаете?
Но один вопрос я запомнил на всю жизнь. Прозвучал он на набережной Ялты. За час до моего концерта меня окружила толпа весьма интеллигентных, хотя и по-плебейски обгоревших людей. Интеллигентными людьми я часто называю тех, кто не может в наше время заработать больших денег, потому что у них остались еще остатки совести от советского воспитания. Многим не хватает средств даже купить билеты на концерт. В Ялте гастроли залетных «звезд» и «звездушек» каждый день. Как правило — попса. Увидеть знаменитостей хотят все. Правда, многие образованные люди после концертов попсы уходят разочарованными.
Вот такая разочарованная обгоревшая толпа со многих российско-украинских далей окружила меня на набережной. И одна женщина с наивной внешностью преподавателя родной речи в начальных классах в сердцах спросила:
— Ну хоть вы сегодня не под фонограмму будете выступать? — Нет, не под фонограмму, под голограмму!
Хорошее попсой не назовут!
ДЕВОЧКА С ЦВЕТАМИ
На одном из концертов в Питере во время первого отделения восторженная зрительница из первых рядов послала свою примерно четырехлетнюю дочку на сцену подарить ее любимому Задорнову цветы. Дочка была в сарафанчике и с бантом больше ее головы. Поэтому, когда она поднималась на сцену с цветами, весь зал сразу обратил на нее внимание. Одного ее мама не учла: откуда четырехлетняя девочка может знать, кто такой Задорнов? Хорошо, что она знала, что такое сцена.
Кстати, сцена в Октябрьском зале широкоформатная. Я стою у микрофона посередине и не вижу, что происходит с флангов. Только чувствую, что-то не то. Уже несколько минут, как я читаю смешной рассказ, а зал молчит.
Оказалось, девочка с цветами вышла на сцену и ушла за кулисы — искать Задорнова. И весь зал заинтригованно ждал, когда она вернется.
ДЕВУШКА И «ЧМОБИЛЬНИК»
В каждом зале большинство зрителей интеллигентные, образованные люди. Они знают, что, приходя на культурные мероприятия, надо отключать телефоны. Но к сожалению, на каждом концерте еще попадаются и «толстолобики», которые не знают, что у них в данный момент есть телефоны. А есть «толстолобищи»! Они не знают, как их отключить. Несмотря на все мои уговоры обеззвучить звонки в пейджерах и мобильниках, в течение концерта в Октябрьском зале в Питере то и дело у кого-то звонил телефон.
После концерта за кулисы пришла миловидная девушка. С видом провинившейся ученицы — видимо, недавно закончила школу, — она стала просить у меня прощения:
— Дело в том, что мне спонсор подарил телефон, но не сказал, как его отключать. Поверьте, что, только я ни делала, чтобы вы не слышали звонки. Я даже на него садилась!
Вообще, если бы я был Крыловым, точно написал такую басню — «Девушка и телефон». В театре, на одном из спектаклей, неподалеку от меня сидела зрительница, у которой в сумочке ее «чмобильник» во время спектакля периодически наигрывал «Турецкий марш» Моцарта. Зрители начали ей высказывать все, что они о ней думают. Женщина, действительно, покраснела от стыда и начала рыться в сумочке, пытаясь выудить его оттуда. Но у женщин то, что им надо, всегда находится на самом дне сумочки. Она начала из нее вынимать всё подряд. И этого всего оказалось так много! У маленькой сумочки на глазах рядом сидящих наизнанку выворачивался ее богатый внутренний мир. Чем-то это напоминало фокус. Осталось в конце из этой сумочки только за уши вытащить кролика. А телефон так и не выуживался. И продолжал звонить. Женщина так переволновалась, что совсем перестала соображать, и выдала фразу, после которой половина зала, слышавшая ее, «грохнула» со смеху так, что на какое-то время спектакль на сцене приостановился:
— Не могу найти, наверное, я его дома забыла!
ЮМОР С БОРОДОЙ
Путешествуя по Алтайскому краю, я долго не брился. Люди перестали меня на улицах узнавать, и это мне понравилось. Никто больше не теребил душу восхищенными вскрикиваниями: «Ой, первый раз вас видим живым!» Более того, вскоре оказалось, что сервис у нас в России не такой вежливый, как я думал, пока меня узнавали. Мне стали грубить в магазинах, толкать в очередях, игнорировать, если я обращался к прохожим с вопросом, как мне пройти туда-то... Я снова стал человеком! Нашим человеком!!!
В Сочи подошел к стоящему у прилавка холодильнику с мороженым, открыл створку, чтобы выбрать что-нибудь повкуснее. Подскочила продавщица, точь-в-точь из далекого совдеповского «тёточного» сервиса, и, оскорбленная моей самостоятельностью, начальственно взвизгнула:
— Что вы тут своими ручонками сучите?
Давно я подобного не слышал! Даже забыл, как реагировать в таких случаях. В далекие семидесятые, когда с подобными оборотами мы сталкивались ежедневно, я любил с улыбкой отвечать: «С таким характером могла бы быть и покрасивее!» После такого ответа сервисные тетки, как правило, немели, пытаясь понять: комплимент это или оскорбление? С тех пор я стал намного старше, да и борода обязывала. Недаром все святые на Руси носили бороду. Продолжая разыгрывать этакого смиренного старца, с интонацией волхва на капище я объяснил ей, что выбираю мороженое и что, если она будет любезна, поможет мне, то я буду ей бесконечно благодарен... Пока я сплетал все эти слова в одну изысканную вежливость, она по голосу начала меня узнавать, насторожилась и стала пристально в меня всматриваться, как бы сличая голос с лицом. Что-то все равно у нее в голове не срасталось. Тем не менее, уже гораздо мягче, хотя все еще и скрипуче, осторожно поинтересовалась:
— Это вы? Или не вы?
— Ну... в какой-то степени... А что?
— Сказали бы сразу, что это вы, я бы вам не грубила!
После признания во мне «звезды» она была настолько любезна, что позволила самому выбрать мороженое. А когда я уходил, будучи неуверенной, что это все-таки я, переспросила для своего будущего спокойствия еще раз:
— Извините, но это действительно были вы?
Ей хотелось еще раз убедиться, что она не зря пять минут сдерживалась и не грубила мне. А то вдруг не я? Тогда ж вся ее вежливость была израсходована вхолостую.
* * *
Зато благодаря бороде и неузнаваемости я теперь могу хоть иногда услышать о себе правду. Встречал гостей перед собственным концертом у парадного входа в зал «Октябрьский» в Петербурге. Мимо проходила пара. Он и она. С билетами. Вообще, должен заметить, что по всей России женщины гораздо более благодарная аудитория, чем мужчины. Они с удовольствием ходят на концерты. В любом зале среди зрителей всегда больше женщин. И смеются они радостнее и искреннее. Мужики полконцерта сидят недовольные, с таким видом: эх, сейчас бы пивка попить! В начале концерта особенно недовольны мужчины, которых силком затащили их жены. Пара, которая проходила мимо меня, принадлежала именно к таким. Женщина тянула на мой концерт своего мужа, как мама ранним утром невыспавшегося сынишку в школу. Он упирался и почти хныкал:
— Ну куда ты меня ведешь? Ну надоел он мне! Понимаешь, на-до-ел! Каждый день по телевизору эту рожу показывают...
С этими словами он и уперся, как вкопанный, неподалеку от меня, естественно, меня не узнавая. Я решил его поддержать:
— Да придурок он просто, этот ваш Задорнов!
Мужик разулыбался во всю ширь своего пролетарского лица:
— Видишь? — показал он на меня рукой жене. — Мужик правильно говорит! Придурок он!
Филипп Киркоров, Николай Басков, Олег Газманов, Лев Николаевич Толстой, Борис Моисеев, Тимати — кто в этом списке слабое звено?
Я ВАС ТАК ЛЮБЛЮ!
В Новосибирске перед началом одного из концертов к авансцене подошла моделеобразная девушка с букетом роз. Девушка эффектная. Как я когда-то говорил — модель человека. Я не знаю, чем поливают этих красавиц с высотными ногами, что они так вырастают, только, стоя перед авансценой, она была такого же роста, как и я на сцене. Розы, как и она, тоже были длинноногие. Я понял, что если не возьму у нее эти цветы, не смогу начать концерт, поскольку весь зал будет смотреть на нее, а не на меня. Что, собственно, на меня смотреть? Раз посмотрел — и хватит. Она же была вызывающе хороша. Я подошел к авансцене, протянул руки, чтобы взять цветы, и в тот же момент понял, насколько опасна бывает любовь русской женщины.
— Я вас так люблю! — сказала она и со всей энергией недолюбленной русской женщины сжала мои руки вокруг роз.
Я не только весь концерт помнил о ее любви, но еще пару дней после него.
Я уже в том возрасте, когда бегают от женщин, а не за ними!
Мы все-таки смогли сделать сказку былью! Только очень страшную сказку.
* * *
Мерно подрагивает на стыках спальный вагон. Тиха украинская ночь. Примерно два часа ночи. Все уже спят. Вдруг открывается дверь из соседнего вагона, и в коридоре раздается истошный женский почти визг:
— Хрусталь! Кому нужен хрусталь?
Проснулся не я один. Первое, что пришло на ум: приснилось! Однако крик повторился:
— Хрусталь! Свежий хрусталь!
Если есть свежий хрусталь, где-то должен быть несвежий, — пронеслось в голове спросонья. Я выглянул из купе. Кто же в два часа ночи будет покупать хрусталь, даже если он свежий? Еще было любопытно, как выглядит продавщица этого хрусталя. Какое у нее лицо? Знает ли она, сколько сейчас времени? Я не успел открыть дверь, как с другого конца коридора послышался не менее истошный крик проводницы:
— Ты чего орешь? Все же спят!
Голос, отвечающий за хрусталь, принадлежал рыжекрашенной тетке. В руках у нее была корзинка со свежеукраденным с бывшего советского завода хрусталем.
— Так кто ж спит? — возмутилась она.
— Как кто? — Проводница открыла какое-то купе, показала на человека, чуть ли не дернула его за ноги и заорала на него еще громче рыжей: — Скажи этой дуре, что ты спишь!
Почти из всех купе улитками повысовывали головы пассажиры. К удивлению всех, разбуженный проводницей не стал скандалить. Он даже купил у рыжей какую-то вазочку; практически не просыпаясь, рассчитался с ней. Она, довольная, с тем же криком перешла в соседний вагон. Улитки втянули головы в свои домики. Наш вагон снова стал мерно и тихо подрагивать на рельсовых стыках в такт строчки «тиха украинская ночь».
* * *
Ехал в поезде в Вологду. В купе вошла проводница. Узнав меня, заулыбалась и радостно сообщила:
— Я вам сейчас по секрету... Только вы никому... У нас по поезду ночью ходят воры! Гы-гы-гы! — заразительно загыгыкала она, словно считала, что этой фразой меня сильно насмешила.
— Зачем вы мне это сказали? Да еще перед сном?
— Потому что я вас особенно люблю и хотела предупредить. Чтобы вы спали осторожнее.
— Интересно, и как мне это делать? Спать осторожнее?
Она наклонилась и зашептала мне на ухо, почти интимно, чтобы, не дай бог, еще кто-нибудь не услышал — ведь остальных она так, как меня, не любит. Значит, они могут спать и неосторожно.
— Вам надо на ночь изнутри замок закрыть на подстаканник! — и глазами показала на принесенный мне чай в оловянном с прорезями подстаканнике. — Я уйду, а вы попробуйте сейчас закрыться.
Она вышла. Я с восхищением удостоверился, что прорези подстаканника удивительно совпали с формой ручки на двери купе.
В ту ночь я спал, как рак-отшельник, закупорившись от всего внешнего мира, с радостным ощущением, что, во-первых, узнал в этой жизни нечто сокровенное, секретное, известное только избранным! А во-вторых, оттого что все остальные в поезде, в отличие от меня, спали «неосторожно».
* * *
Старушка на кладбище воровала цветы. На пенсию ей прожить было невозможно. Такой она себе придумала бизнес. В один день настолько увлеклась процессом, что не заметила свежевырытой могилы и свалилась в нее. Вылезти же сама не может. Думает, хорошо, что хотя бы взяла с собой немножко поесть. Устроилась поудобнее, развернула на дне могилки сверточек, вытащила бутылочку кефира, бутербродики... Сидит себе, наслаждается едой, в общем-то на свежем воздухе. Ждет, пока кто-нибудь пройдет мимо. Наконец, ближе к вечеру, слышит, идут двое, разговаривают. Один у другого спрашивает:
— Ты бы выпил?
— С удовольствием, да не из чего...
И вдруг из-под земли голос старушки:
— Да на, милый, стаканчик! — и старушечья ручечка в сумерках тянется из могилы... со стаканом.
Ребята бежали до самого гастронома.
* * *
Две старушки решили, что пришла пора помирать. Очень им захотелось увидеть, как они будут выглядеть в гробу. Договорились, что сначала одна в гроб ляжет, а другая пригласит фотографа. Потом — наоборот. Так и сделали. Пришел фотограф, сфотографировал «преставившуюся». Вторая старушка ему говорит:
— Подождите минутку. Я за деньгами схожу.
Фотограф ждет, аппаратуру упаковывает. В это время «преставившейся» старушке лежать в гробу надоело. Она поднялась и спрашивает фотографа:
— А фотокарточки когда будут готовы?
Фотограф выпрыгнул из окна, сломал обе ноги. Старушек судили за хулиганство и членовредительство.
* * *
Симферополь. Гостиница. Ночью слышу на соседнем балконе какой-то шум. Выхожу и еще раз поражаюсь энергии наших людей. Рассвет. Туман такой, как будто гостиницу опустили в молочный кисель. На соседнем балконе стоит мужик в трусах с пылесосом. Пылесосной трубой водит по воздуху вокруг себя, словно пытается этот туман засосать в пыльный мешок, и кричит:
— Уходи, туча! Мне сегодня домой вылетать!
Если человек суеверный, да еще брезгливый, ему у нас в России лучше сразу УДАВИТЬСЯ!
* * *
Я должен был из Риги вечерним скорым поездом номер 15 выехать в Ленинград. Пришел на вокзал. У меня был билет во второй вагон. Подхожу к поезду — а первых трех вагонов в составе нет! Человек девяносто в растерянности ходят по перрону с чемоданами, сумками и билетами, выданными в первые три вагона. Многие уже по нескольку раз прошли вдоль всего состава, пересчитав его вагоны. Но тщетно! Первых трех вагонов нет ни в начале, ни в конце, ни в середине состава. Не могут найти и бригадира поезда. Никто из проводников не знает, где он.
Как человек, имеющий отношение к клубу «12 стульев» «Литературной газеты», я пошел к начальнику вокзала и гневно спросил:
— Где бригадир пятнадцатого поезда?
Он мне ответил:
— В первых трех вагонах.
Тогда мне этот ответ даже не показался смешным. Начался нешуточный скандал. Часть пассажиров кое-как расселили по остальным вагонам, другой части поменяли билеты на следующий поезд. С грехом пополам все добрались до Ленинграда.
Однако, когда я вернулся из Ленинграда в Москву, гнев мой не остыл, как часто бывает в таких случаях по прошествии времени, — и я написал фельетон в «Литературную газету». Через месяц из Риги поступил ответ с извинениями и перечнем фамилий людей, получивших выговоры за эту «накладку». Но самое интересное, что из Киева пришло письмо от одного возмущенного читателя: «Это все ерунда по сравнению с тем, что произошло со мной и моей женой на железной дороге. Прошу срочно выслать корреспондента. Не пожалеете!» Поскольку ничего конкретного он не написал, корреспондента высылать не стали. Подобных писем в редакцию ежедневно приходит множество. Но когда я по делам поехал в Киев, я все-таки захватил с собой это письмо и как-то вечером зашел к его автору. Чем, думаю, черт не шутит. Все-таки он написал: «Не пожалеете». И я не пожалел!
Если в Риге не было трех вагонов, то к составу в Киеве присоединили два девятых вагона! Пассажиры, у которых были билеты в девятый вагон, естественно, сели в первый из них. Потому что все нормальные люди с детства знают: девятый вагон идет сразу после восьмого. И никому в голову не может прийти, что после девятого вагона окажется снова девятый. Одним словом, состав трогается, удивленная проводница второго девятого вагона идет к бригадиру поезда и говорит:
— Мой вагон пустой!
— Какой вагон? — спрашивает бригадир.
— Девятый. — Странно. Наверное, опять что-то в кассах напутали! — удивляется бригадир и дает на следующую станцию радиограмму: «Продать билеты в девятый вагон».
На следующей станции поезд стоит три минуты. Пассажиры, которым продали билеты в девятый вагон, тоже оказались людьми нормальными и, как только объявили посадку, дружно ринулись в первый девятый (он ближе всего к вокзалу)... Проводница, у которой уже все пассажиры попили чаю и легли спать, в ужасе от такого количества двойников, никого не пускает и говорит:
— Тут какая-то ошибка, товарищи! У меня только два свободных места. Остальные бегите к бригадиру поезда. Он в первом вагоне. Пускай он вас расселяет по другим вагонам. Причем бегите скорее, а то поезд сейчас тронется.
С сумками и чемоданами, возмущенные пассажиры наперегонки бегут к первому вагону, в котором их встречает очень удивленный бригадир. —
Вы откуда, товарищи, в таком количестве?
— Из девятого вагона. Там все — двойники.
Бригадир понимает, что он чего-то не понимает. Но не понимает, чего именно он не понимает. Впрочем, разбираться некогда. К тому же у людей законные билеты. Поэтому он быстренько расселяет всех в первые вагоны на свободные места, после чего облегченно вздыхает и дает разрешение поезду трогаться.
В это время проводница второго девятого вагона, который по-прежнему пустой, идет к бригадиру и говорит:
— Мой вагон пустой.
— Как?! — спрашивает бригадир, думая, что он сходит с ума.
Вместе с проводницей он идет вдоль состава и обнаруживает, что у него два девятых вагона! Тогда бригадир понимает, что произошло. Он опять с облегчением вздыхает, возвращается в свое купе и дает на следующую станцию радиограмму: «Отцепить девятый вагон». Дело было ночью. Те, кто отцеплял, тоже оказались людьми нормальными, умеющими считать до девяти. Поэтому, повозив состав по частям туда-сюда, они отцепили первый девятый вагон и отвезли его на запасной путь. О чем немедленно сообщили бригадиру. Бригадир в третий раз вздохнул с облегчением, дал команду отправлять поезд и стал готовиться ко сну.
В это время проводница второго девятого вагона, который по-прежнему пустой, снова идет к бригадиру и говорит: — Мой вагон пустой! Я
не знаю, попал в сумасшедший дом после этого рейса бригадир поезда или нет. Мне эту историю рассказывал пассажир, ехавший с женой в первом девятом вагоне.
Поздно ночью он вышел в тамбур покурить. Покурил. И думает: «Что-то мы долго стоим?» Выглянул в окошко — а ни спереди, ни сзади вагонов нет. Не говоря уж об электровозе. Вокруг степь. Голая. И холодно освещает запасной путь полная луна.
Пока он рассказывал мне эту историю — как он будил пассажиров, как все они повыскакивали в чем были, как вместе пытались сообразить, что случилось и где они сейчас, — я так неприлично хохотал, что рассказчик обиделся и сказал:
— Я не вижу в этом ничего смешного. Мы все в этом вагоне ехали по туристической путевке в Болгарию!
Только наш человек, получив в поезде от проводницы СЫРОЕ белье, радуется: значит, его ПОСТИРАЛИ!
За тысячелетнюю историю России никто еще не наносил ей большего вреда, чем сами русские.
