Первопроходцам всегда тяжело
Елена Титова, «АиФ»: - Сергей Борисович, что не так с теорией Селье, которую до настоящего времени преподают студентам во всех медицинских вузах?
Сергей Парин: – Прежде всего никоим образом нельзя умалять значения великого открытия, сделанного Гансом Селье. Ему удалось найти универсальные закономерности реагирования организма на сильный раздражитель вне зависимости от природы этого раздражителя. Ганс Селье провел множество экспериментов и изучил клинические данные разных категорий пациентов: получивших травмы, перенесших серьезные отравления и тяжелые инфекции (в то время в Европе свирепствовала испанка) и т. д.
Ученый обнаружил, что, несмотря на разнообразие причин, существует единый механизм ответа, который он назвал общим адаптационным синдромом, или стрессом. Но сегодня уже признано, что великий Ганс Селье, формулируя проблему стресса, был не везде прав, что нисколько не снижает его подвига первопроходца. При этом часть неувязок видел и сам Селье, но с позиций науки своего времени не мог объяснить эти противоречия.
О чем идет речь?
– Вначале стресс определялся как реакция на повреждение, на нарушение гомеостаза. Но потом было замечено, что он возникает не только при повреждении, но и при его угрозе. Более того, порой его вызывают даже вполне позитивные вещи, не имеющие отношения ни к повреждению, ни к его угрозе. Например, подсчитано, что бразильцы после выигрыша своей национальной сборной по футболу получают больше сердечных приступов, чем после проигрыша.
Но если стресс – это эволюционный механизм, направленный на выживание, то почему он срабатывает в тех случаях, когда этого не требуется? Пошли разговоры о том, что стресс – реакция на любое воздействие, и Селье под натиском коллег был вынужден с этим согласиться. Он чувствовал, что его теория расползается и с помощью логических построений пытался заполнить естественный пробел в знаниях. В результате появились рассуждения о «хорошем» и «плохом» стрессе, или «дистрессе».
Помню, в мои студенческие годы проводились даже диспуты на тему «Что такое стресс Селье и как с ним бороться?» Но надо понимать, что стресс – естественная реакция организма, и бороться с ним – то же самое, что лечить головную боль гильотиной. Неправильна сама постановка вопроса: бороться следует не со стрессом, а с его причинами. Но самое принципиальное наше расхождение с Селье в том, что в реальности стресс не имеет никакого отношения к адаптации.
Не адаптация, а защита
Селье называл стресс «общим адаптационным синдромом», а вы говорите, что это не имеет отношения к адаптации. А в чем тогда его эволюционный смысл, его важность для выживания?
При этом в процессе защиты могут быть и потери. Яркий пример защитной (но не адаптивной!) реакции в организме – воспаление. Когда под кожу попадает заноза, к ней устремляются лейкоциты, возникает нагноение. Организм при этом жертвует частью своих тканей, но спасает себя от опасной инфекции. Так и стресс по своему механизму является не адаптацией, а защитой.
Какую защиту обеспечивает стресс?
– По теории Селье, стресс имеет три стадии. Первая – стадия тревоги, связанная с активацией симпатоадреналовой системы. Это мобилизация резервов организма, обеспечивающая классическую реакцию борьбы или бегства: учащение пульса и дыхания, повышение артериального давления и т.д. В этот момент человек способен на любые подвиги. Сломать голыми руками металлическую решетку на окне горящего дома, отправить в нокдаун выскочившего из кустов медведя, отбросить бетонную плиту, падающую на ребенка, – описана масса «чудес», сотворенных людьми, находящимися в адреналовой фазе стресса. Следующая стадия стресса – стабилизация, или резистентность.
Она связана с гипоталамо-гипофизарной активацией и выработкой гормонов коры надпочечников – глюкокортикостероидов. Если первую фазу можно сравнить со штурмом, то вторая – это длительная осада. Затем наступает третья фаза, которую Селье назвал истощением. В неблагоприятных ситуациях она переходит в гибель организма. Но, согласитесь, сложно считать смерть эволюционной находкой.
На самом деле третью фазу можно уподобить глухой обороне, исход которой отнюдь не так однозначно печален, хотя с помощью теории Селье феномен саногенеза (то есть возвращения к жизни после третьей фазы) объяснить невозможно. Сейчас мы уже точно знаем, что помимо двух названных Селье систем (симпатоадреналовой и гипоталамо-гипофизарной) при стрессе играет важнейшую роль третья управляющая система, именно она является доминирующей в третьей стадии.
Дирижеры третьей фазы
Какая это система и почему о ней не знал Ганс Селье?
– Речь идет об эндогенной опиоидной системе (ЭОС), которая не была детально изучена во времена великого исследователя стресса. С ней вообще получилось достаточно интересно: в 1973 году были открыты рецепторы, которые связываются с опиатами, а вещества, вырабатывающиеся в самом организме (эндогенные морфины), были открыты на два года позднее.
В просторечии их обычно называют эндорфинами, хотя правильное название «опиоидные пептиды». Это достаточно обширная группа соединений, включающая эндорфины, энкефалины, динорфины и т.д.
Какую роль опиоидные пептиды играют в развитии стресса?
– Если говорить кратко, то они играют доминирующую роль в третьей стадии стресса, так же как адреналин и норадреналин являются «главными дирижерами» в первой стадии, а гормоны коры надпочечников – во второй.
Опиоидные пептиды переводят организм в гипобиоз, то есть режим максимального энергосбережения: дыхание становится реже, частота сердечных сокращений уменьшается, давление падает, температура снижается и т.д. Словом, происходят явления, во многом сходные с летаргией.
Хорошо известно, что при стрессе человек слабее воспринимает боль, например тяжело раненный солдат может бежать в атаку и т.п. Это явление, названное стресс-анальгезией, также обусловлено действием опиоидных пептидов.
Нейрохимическое счастье
Но те же самые эндорфины, которые играют столь значимую роль при стрессе, в обиходе называют гормонами счастья. Нет ли здесь противоречия?
Обычно говорят, что это все делается в погоне за адреналином.
– Избави Бог от адреналиновой «радости»! Вы видели мышь под действием адреналина? Глаза выпучены, шерсть дыбом, кровь из носа – жалкое зрелище. Ради такого сомнительного «наслаждения» никто бы стараться не стал. Экстремалы выполняют свои трюки не ради адреналина, а ради эндогенных опиоидных пептидов, которые вырабатываются после адреналиновой фазы.
Значит, решена проблема всех времен и народов: активируй ЭОС – и будет тебе счастье?
– В жизни не все так просто. Было время, когда на роль «гормона счастья» претендовал дофамин, который, кстати, и не гормон вовсе, а нейромедиатор. Но исследования показали, что дефицит дофамина проявляется паркинсонизмом, а избыток влечет шизофрению. После развенчания дофамина вакансию «гормона счастья» занял серотонин. Но и с ним не все однозначно: это вещество отвечает за адекватное восприятие действительности, и если с ним что-то пойдет не так, то возникают псевдогаллюцинации. У ЭОС тоже есть своя специфика.
Опиаты (в том числе эндогенные) разрывают циклы нормального функционирования организма, они блокируют сигналы неблагополучия, возникающие в центральной нервной системе. Недаром говорят, что счастье наркомана в неведении, поскольку он не замечает рассогласования между желаемым и действительным. Более того, наркоман убивает свою иммунную систему, так как опиоидные рецепторы есть даже на лейкоцитах, и употребление наркотиков ведет к поломке этого звена иммунитета.
Сейчас часто говорят, что у наркоманов СПИД возникает из-за заражения ВИЧ при неаккуратном использовании шприцев. Но для возникновения иммунодефицита наркоманам даже ВИЧ не нужен, они «подсаживают» иммунитет непосредственным употреблением наркотиков.
Как выйти из сумрака
Получается, что третья стадия – это гипобиоз, вызванный не столько истощением двух других регуляторных систем, сколько активацией ЭОС. Тем не менее гибель организма после включения ЭОС выглядит весьма логичной: все функции постепенно угасают, пока не упадут до нуля. Как можно вывести человека из третьей стадии?
– В 1977 году в Институте нормальной физиологии имени П.К. Анохина в лаборатории физиологии боли под руководством Л.В. Калюжного мы с моим другом Евгением Голановым обнаружили, что опиатные блокаторы способны выводить животных из так называемого необратимого шока.
Шок является крайней степенью стресса, в которой «руль управления» берут на себя опиоидные пептиды. Мы тогда не знали об этом, открытие произошло достаточно случайно. В 1980 году мы его запатентовали, но даже помыслить не могли, что спустя два десятилетия оно будет массово использовано при спасении заложников «Норд-Оста». Сегодня опиатные блокаторы во всем мире используются как противошоковые препараты, а начиналось это с нашей «детской» работы: Женя тогда был аспирантом, а я – студентом.
Правда, мой соавтор уже почти 30 лет живет и работает в США, его зовут Юджин Голаноф, и он сегодня входит в мировую элиту нейрофизиологов.
А если некому заблокировать действие опиоидных пептидов? В самом организме заложены природные механизмы выхода из шока?
– Сейчас во всем мире серьезное внимание уделяется так называемым «малым пептидам», они же «средние молекулы», они же FaRPs. Это вещества, которые по происхождению относятся к эндогенным опиоидам, а по эффекту противоположны им.
Это как?
– Первое, что происходит при стрессе, – это истощение адреналового аппарата. Чтобы вернуться в нормальное состояние, необходимо его каким-то образом активировать. FaRPs выполняют именно эту функцию, они действуют на бета-адренорецепторы и выводят организм из состояния истощения. Вероятно, с ними связан естественный саногенез, то есть самоизлечение стресса.
Перед стрессом все равны
Вы сейчас говорили о крайностях, таких как шок и стадия глубокого истощения. Однако в повседневной жизни мы чаще имеем дело с более легкими вариантами стресса. Здесь есть закономерности, о которых не мог знать Селье?
– Селье не изучал такую особенность стресса, как редуцированность, которая проявляется не только при шоке, но и при обычном стрессе.
Что такое редуцированность?
– Это означает, что данная защитная реакция является усеченной, обедненной, не использующей всех индивидуальных возможностей конкретного организма. В исследовании именно стресса, а не шока мы объединились с заведующей отделом нейрофизиологии ЦНИЛ НижГМА, заведующей кафедрой психофизиологии ФСН ННГУ С.А. Полевой.
Объектом изучения стали уже не животные, а люди в состоянии стресса. Мы наблюдали за студентами-психологами во время экзаменов по математике и выяснили, что в этот период их индивидуальные реакции становятся стандартными, стремятся к некой средней величине. Более того, в момент стресса становится стандартным даже восприятие мира. Мы наблюдали, как меняется распознавание цветов и источников звука. Если в нормальном состоянии человек различал широкий спектр цветов, то при стрессе диапазон снижался.
Были, впрочем, и такие варианты, когда при изначально низкой степени цветовосприятия стресс повышал ее до некого среднего уровня. Но самое важное, что стресс снижает разнообразие восприятия и реакции.
Означает ли это, что люди, находящиеся в состоянии стресса, более предсказуемы?
– В известной степени они не только более предсказуемы, но и более управляемы. Но это уже не предмет наших исследований. Мы занимались другим и решили, пожалуй, главную задачу, которую ставили перед собой все специалисты, занимающиеся проблемой стресса.
Нам удалось найти способ точного определения момента начала стресса, причем сделать это можно с максимальным комфортом для испытуемого. Могу с удовлетворением сообщить, что запатентованный нами способ вызвал живой интерес мировой нейрофизиологической общественности.
Как практически можно использовать этот способ?
– Вариантов неисчислимое множество. Например, мы в конце прошлого года разработали интерактивную карту стрессогенных зон Нижнего Новгорода. Пока это экспериментальный образец, но принципиальные возможности разработанной технологии очевидны.
Разум – залог здоровья
Если стресс – редуцированный вариант ответа на раздражитель, то что можно считать наиболее адекватным ответом?
Понятно, что неспецифический иммунитет не спасет от тяжелых инфекций. Точно так же и со стрессом – это неспецифический ответ на все случаи жизни. Гораздо более эффективным был бы целенаправленный ответ на конкретный раздражитель. Если человек знает, как поступить в данной ситуации, она не станет для него стрессогенной.
Говорят, что все болезни от нервов, вернее, от стрессов. Как бороться со стрессом в современном мире, где кризисы следуют один за другим?
– Стресс действительно «раскачивает» жизненно важные системы организма, что ведет к различным заболеваниям. Но бороться надо не со стрессом, а с факторами, которые его вызывают. Ключевое слово для современного человека – «информированность»: чем больше ты знаешь, тем меньше волнуешься. Это видно даже на примере животных. Если одно и то же событие предъявлять животному, то вначале оно вызывает стресс, а затем наступает адаптация, то есть специфическая реакция. Таким образом, через обучение достигается стрессоустойчивость.
Есть ли какие-то психологические приемы, позволяющие снизить негативное воздействие стресса?
– Существуют два основных направления психологической профилактики опасных последствий стресса. Первое связано с тренировкой «толстокожести», то есть умения не реагировать остро на раздражитель. Второе представляется мне наиболее интересным – это так называемый копинг, то есть одоление проблемы.
Большинство людей при возникновении сложной ситуации уходят в эмоции, вместо того чтобы мобилизовать силы, а это непродуктивно. Надо переключить себя с переживаний на конкретное дело и повышать осознанность собственной жизни.