После небольшого перерыва, связанного с двумя тяжелыми травмами, она продолжает вести медицинские передачи: «Город. Здоровье», «Здоровое утро», «Медицинское обозрение».
Я опаздывала на встречу и видела, как на улице к ней подошел пожилой человек: «Мы вас каждый день благодарим. Вы нам сына спасли, когда он был совсем маленьким. Сейчас он уже взрослый, женат, сам растит дочку». Таких счастливых историй на счету у заслуженного врача России Юлии Белянчиковой много.
Вы комсомолка?
– Юлия Васильевна, сейчас многие врачи честно признаются, что ушли из медицины в журналистику или бизнес только потому, что там больше платят. А как было с вами? Вы ведь тоже по образованию врач?
– Я на телевидение попала случайно. О карьере ведущей никогда не мечтала. Ведь врачом я стала по призванию. Можно сказать, с пеленок поняла, что медик – это не просто профессия, это образ жизни. Моя мама была врачом, в доме часто бывали медики. Мы, дети, с самых ранних лет твердо знали, что вечером занимать телефон надолго нельзя – могут срочно позвонить из больницы. После учебы меня распределили в Центральный институт переливания крови (сейчас – Гематологический научный центр РАМН. – Ред.). В 1969 году, когда я училась в аспирантуре, в Москве проходил Международный конгресс по переливанию крови. А поскольку я немножко лучше других знала английский – подрабатывала переводами в научном журнале – то меня прикрепили к группе иностранцев. Я была секретарем заседания, которое вел американец, начальник медицинского управления войск во Вьетнаме (как раз шла война), очень известная тогда фигура. Мероприятие снимало телевидение. После заседания ко мне подошли люди с ТВ и предложили вести программу «Здоровье». Я отказалась, потому что была искренне уверена, что абсолютно не подхожу для работы на телевидении.
– Почему?
– Я очень стеснялась любых публичных выступлений. Редактор телевидения стала звонить домой – я снова «нет». Поняв, что уговаривать бесполезно, решили прибегнуть к более «жесткому» методу: «Вы комсомолка?» – «Да». – «Как же вы, комсомолка, нас так подводите? Срываете государственный план! Сами придете в воскресенье или вашему директору позвонить?» – «Ой, не надо, не надо директору, я лучше приду».
– Говорят, раньше была жесткая цензура на ТВ. И все передачи утверждались и разбирались «наверху» – чтобы ведущие не ляпнули лишнего.
– Меня это почти не коснулось. Лишь однажды, когда я готовила передачу «Мирный атом в медицине», мне сказали: никакого атома, это секретная информация. Но я убедила цензора, что речь пойдет о диагностике с помощью изотопов, о радоновых ваннах, принесла стопку книг с соответствующими публикациями. И все обошлось. Пожалуй, был еще один случай. Летом 1970 года на юге страны возникла вспышка холеры. В первых передачах, чтобы не посеять панику, мы это слово вообще не произносили, а просто рассказывали о профилактике всех кишечных инфекций. Ведь холера – тоже кишечная инфекция, но очень опасная и «злая». Вдруг вызывают в министерство и говорят, что сегодня вечером я должна вести передачу о холере сразу после программы «Время». Правительственная студия, всеобщее напряжение. Вхожу, а мне говорят: «Вы только ведите передачу так, чтобы ваши выступающие не положили партийные билеты на стол». У меня сердце в пятки. Мои собеседники, крупнейшие ученые, были так напряжены, что – о ужас! – на все мои вопросы отвечали только «да» и «нет». Расставались уже как родные – так много мы пережили тогда.
– Как же вам удалось преодолеть волнение перед камерой?
– Волнуюсь я и сейчас, но взять себя в руки помог заведующий отделом науки, где я начинала работать. Видя, в каком состоянии я вернулась в отдел после передачи, Лев Иванович Федоров сказал: «Так волноваться нельзя. Если вы пришли на ТВ выступать – у вас ничего не получится, ведь вы не актриса. Главный в передаче не вы, а приглашенный специалист-эксперт, которому вы должны помочь». Это и стало для меня основным принципом работы на телевидении.
Дырку не снимать
– Сейчас многие телевизионщики любят приукрасить события, чтобы сделать сенсацию...
– У меня был очень хороший учитель, режиссер Александр Гуревич, замечательный документалист. Он всегда говорил: нельзя даже цветочки переставить в палате. Ведь об этом кто-то из больных будет знать, и обязательно пойдут разговоры. И вам верить не будут. Другое дело, что оператора можно было попросить не снимать крупным планом дырявую наволочку, мы же о другой проблеме говорим.
– Теперь на ТВ главное – рейтинги. А в ваше время как оценивали, нравится передача или нет?
– По письмам. Когда я только пришла на ТВ, в нашу программу поступало 60 писем в месяц, а через несколько лет – 15 тысяч. А для меня письма зрителей были как пульс у больного. Они многому учили. Помню, мы снимали в ожоговом детском центре. Детей было жалко до слез. Мы из лучших побуждений у мальчишек, которые очень сильно обгорели, спросили, как это случилось. Они рассказали, что с чем смешивали, чтобы получился взрыв. После этого одна врач-педиатр из далекого сибирского города сделала мне замечание, написав, что такая передача для любознательных мальчишек – просто пособие по организации взрыва. Я поблагодарила мудрого доктора и поняла, что какие-то детали рассказывать в эфире нельзя.
Вся Шаболовка плакала
– Пожалуй, нет на ТВ другого такого человека, которому зрители доверяли бы, как вам.
– Я сама этому удивляюсь. К нам на передачу приходили письма с самыми разными вопросами, бандероли с историями болезни, со снимками, а иногда – вся Шаболовка плакала. Люди спрашивали: «Юлия Васильевна, это правда, что врач сделал все возможное?» Словами и не передать, как трудно и горько отвечать на такие письма, сколько ночей я над ними просидела. Все-таки в медицине важно не только владение высокими технологиями, но и человеческие качества врача, его искреннее желание помочь больному.
– Как вы относитесь к самолечению?
– Разумеется, как врач – с большой тревогой. Но, конечно, иногда беда настигает человека вдали от медицинской помощи. Поэтому крайне важно знать приемы первой доврачебной помощи и иметь грамотно собранную домашнюю аптечку.
– Есть ли у вас любимые домашние рецепты, скажем, для лечения простуды?
– Как и у всех – мед и малина, инжир с молоком при кашле и т.д. Сейчас не только при первых признаках, но при подозрении на возможную простуду сразу применяю современные гомеопатические средства.
– Как вы считаете, наши люди правильно лечатся?
– Далеко не всегда. Причин много: и позднее обращение к врачу из-за боязни потерять работу, и излишнее доверие рекламе, которая, увы, далеко не всегда честна, и порой досадное недоверие врачу. А потом ведь лечение – это не только таблетки и инъекции. Это еще и соответствующая коррекция образа жизни, отказ от вредных привычек, что требует немало настойчивости и силы воли.
– Чего, на ваш взгляд, не хватает нашему здравоохранению?
– Все общество должно понять, что самое главное богатство государства – это здоровье народа. Пока чиновники или депутаты не попытаются хотя бы немного поставить себя на место человека, у которого случилась беда, не прочувствуют его боль, ничего не получится. По-моему, основные принципы здравоохранения – это современные высокие технологии в медицине, истинное милосердие каждого медика и доступность медицинской помощи для всех. Плюс, конечно, развитие отечественной медицинской техники и фармацевтической промышленности, утраченная, к сожалению, и сейчас восстанавливаемая диспансеризация, широкая просветительская работа в борьбе за здоровый образ жизни. Для этого, конечно, необходимо соответствующее финансирование. Вот тогда государство сможет реализовать то, о чем говорил Александр Исаевич Солженицын – «сбережение народа». Пока этого, к сожалению, еще нет.
Михаил Буянов: «России нужна терапия!» 
Без права голоса: взрослый аутист лишился жилья и свободы действий 
