Почему мы так любим копаться в собственной истории? Почему одни и те же личности вчера были героями, а сегодня - бандиты? И по каким учебникам подрастающему поколению учить историю России? Об этом разговор с Андреем Сахаровым, профессором, доктором исторических наук.
«АиФ»: - Андрей Николаевич, наше общество буквально больно историей. Возьмите телепрограмму - на любом федеральном канале ежедневно исторические передачи, порой по две в день. Физика, биология, география безнадёжно отстают. История в России больше, чем наука?
А.С.: - Это вполне нормально. Россия отличается от развитых стран - у нас происходят процессы, которые там давно завершены: формирование постиндустриальной цивилизации, гражданского общества, осознание прав и свобод человека… Бурные споры, сотрясающие сегодня наше общество, в Англии и Франции отшумели в XVIII-XIX вв. С ними и связано обострённое восприятие истории. Потому что именно она даёт ответы на вопросы о месте человека в мире, о нашем будущем. История с её нерешёнными вопросами сидит в каждом из нас. А поскольку наше общество на гребне социального перелома разделено, поляризовано, споры неизбежны.
«Странные книги»
«АиФ»: - И неизбежна фальсификация истории? Ведь, когда взгляды различаются, противоположная оценка событий представляется ложной. И потому принято говорить, что мы живём в стране с непредсказуемым прошлым?
А.С.: - Эта глупая фраза почему-то вошла в моду. Но Россия развивается по тем же законам, что и другие страны, только с учётом нашей территории, климата, демографии и этнического состава. Все цивилизационные этапы разные страны проходят примерно одинаково: от деспотии через революции к гражданскому обществу. Наше прошлое вполне определённо и неизменно. Другое дело, что отношение к нему в революционную эпоху не может быть однозначным. 1989-1993 гг. - время демократической и антикоммунистической революции, к счастью, почти бескровной. Основное её достижение - смена системы собственности. Видя происходящие изменения, человек не может не задумываться над их смыслом.
«АиФ»: - Но как же быть школьникам, изучающим недавнюю историю Отечества, если, к примеру, в двух учебниках путч 1991 г. освещается диаметрально противоположно?
А.С.: - Как тогда революция разделила людей на два лагеря, так и сегодня они разделены, в том числе и авторы учебников, и учителя. Наше отношение ко многим историческим событиям определяется идеологией.
Скажем, в недавнем советском прошлом вожди крестьянских восстаний Степан Разин и Емельян Пугачёв считались национальными героями. В 1970-е гг. в серии «Жизнь замечательных людей» вышла моя книга о Разине. Как-то, сидя на пляже, я заметил читающего её человека. Подошёл, спросил: «Ну как?» «Странная книга, - признался он. - Разин описывается с симпатией, а ведь он обычный бандит». Да, таким он и был, но тогда это казалось непривычным. В нынешнем году вышло второе издание книги, переработав которую я отказался от пафосного понятия «крестьянская война», заменив его более реальным - «казацко-крестьянское восстание», а Разина показал как человека народной стихии, сравнив с Мюнцером - таким же фанатиком, жестоким, бескомпромиссным и сердобольным к низам.
«АиФ»: - То есть в стране изменилась идеология - и вы синхронно изменили взгляд на историю? Но разве это не двоемыслие, из-за которого у нас убирают одни памятники и ставят другие? У которых, однако, нет гарантии устоять после очередной идеологической инверсии. Почему-то во Франции или в Швеции никто не сносит памятники королям и героям прошлых эпох.
А.С.: - Чем больше мы удаляемся от исторического события, тем меньше трактуем его в полярности «хорошо - плохо». И тем меньше исторические оценки зависят от слов политиков.
Ещё недавно Корнилов, Колчак, Врангель считались у нас контрреволюционерами и имели выраженную негативную окраску. Современный непредвзятый взгляд на эти персонажи революционной эпохи изменил отношение к ним. Оказалось, к примеру, что политическая программа Корнилова: землю - трудовому крестьянству, соблюдение прав и свобод людей, свобода различных конфессий, свобода собраний и политических партий - соответствовала идеалам Февральской революции и не противоречит сегодняшним взглядам на демократическое общество. Тогда выходит, что Корнилов - отнюдь не антинародный заговорщик и контрреволюционер, как у нас считалось долгие годы, а трагическая фигура: испугавшийся за себя Керенский, авантюрист и честолюбец, просто сдал его Ленину. А пропагандисты Корнилова не сумели донести до широких масс его программу, и он надолго остался в истории мятежником-диктатором.
За что казнили царевича Алексея?
«АиФ»: - А происходят ли в отечественной истории серьёзные открытия, которые способны изменить взгляд на те или иные события?
А.С.: - Происходят. Большой террор сталинской эпохи традиционно связывался с 1937-1938 гг. Но вот недавно опубликованы документы информационного отдела ВЧК - ОГПУ - НКВД о реальном положении в стране, которые составлялись для руководства каждый месяц начиная с 1922 г. Наш институт стал выпускать тома с этими материалами по годам. Том, относящийся к 1930 г., показывает, что именно тогда начался Большой террор, но затронул он в первую очередь деревню и ту часть городского населения, что поддерживала протест крестьян против насильственной коллективизации. Вся страна была охвачена огнём восстаний: Кубань, Сибирь, Тамбовская область... Крестьяне боролись за своё имущество, скот, против разорения церквей и мечетей. Десятки тысяч из них были брошены в тюрьмы, высланы, расстреляны. Массовые репрессии начались в глубинке, а в столице о них молчали. Лишь после убийства Кирова в 1934 г. эти репрессии дошли в массовом порядке сначала до Ленинграда, а к 1937 г. - до московской элиты, до известных людей, имевших широкие связи в стране и за рубежом. Только тогда о Большом терроре узнал мир.
Открыты новые документы, относящиеся к Петровской эпохе. До этого мы плохо представляли себе такой драматичный эпизод истории, как казнь Петром I царевича Алексея. Теперь стала более понятной суть их разногласий. Сын самодержца собирался после свержения отца царствовать примерно как его дед Алексей Михайлович - спокойно, без жестоких репрессий. Царевича Алексея поддерживала добрая половина тогдашней элиты. Князь Голицын был первым, кто заговорил об освобождении крестьян от крепостного права и надеялся претворить свой замысел в жизнь с помощью Алексея. Так что вражда отца и сына не была внутрисемейным делом, она отражала противоположные политические идеи Петровской эпохи.
«АиФ»: - До какой степени могут быть пересмотрены те или иные исторические реалии? Возможна ли в исторической науке победа «новой хронологии», развиваемой некоторыми учёными?
А.С.: - Попытка пересмотреть существующую датировку исторических событий для объяснения некоторых неясных явлений вообще-то нормальна. Но руководствоваться при этом только математическими и астрономическими закономерностями недостаточно. Скажем, о Крещении Руси свидетельствовали с одинаковым историческим обоснованием источники не только русские, но и византийские, арабские, западные. Математический метод, пересматривая дату Крещения Руси, вынужден их игнорировать. Что противоречит здравому смыслу.
Досье
Андрей Сахаров родился в 1930 г. Советник РАН, в 1993-2010 гг. директор Института российской истории РАН, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН. Автор более 300 научных работ, учебников истории России для школ и вузов.
Тайна советника Сталина: кто спрятал сейф вождя после его смерти? 
Ремонт истории. Можно ли избавиться от исторических иллюзий и «хотелок»? 
О спичках, пулях и самогоне. Есть ли у России инстинкт самосохранения? 
Рой Медведев: Сколько нашего в российской революции? 
