Удалось решить наболевшие проблемы в одной из самых чувствительных областей нашего здравоохранения?
Слово – руководителю отделения лучевой терапии Московского научно-исследовательского онкологического института им. А. П. Герцена МЗ РФ, доктору медицинских наук, профессору Анне Бойко.
Долгожданный прорыв
Татьяна Гурьянова, «АиФ. Здоровье»: – Анна Владимировна, Национальная онкологическая программа многими специалистами была признана успешной. Что она дала лучевой терапии?
Анна Бойко: – В нашей области произошла настоящая революция! Мы обладаем сейчас такой техникой, о которой раньше и мечтать не могли!
– Речь о ведущих медицинских центрах?
– Не только. В рамках программы новое оборудование получили 56 крупных онкодиспансеров, в которых теперь лечат пациентов на самом высоком, европейском уровне. Получив новую технику, наши коллеги из Новосибирска, Воронежа, Екатеринбурга, Липецка, Твери, Самары, Хабаровска и других городов стали гораздо реже направлять к нам в институт тяжелых, запущенных больных.
В поле зрения врачей чаще стали попадать пациенты с 1–2‑й стадиями опухолевого процесса. И главное – мы научились таких больных лечить, используя органосберегающие методики, что требует особых подходов к лечению, в том числе – к лучевой терапии.
– Она стала более щадящей?
– Лучевые терапевты всегда ставили перед собой задачу – достичь максимального лечебного эффекта и при этом гарантировать пациенту высокое качество жизни, сведя к минимуму лучевые осложнения. Новая техника нам это сделать позволяет. Например, облучать опухоль легкого с учетом дыхания пациента. Раньше, чтобы это сделать, приходилось брать для лучевого воздействия заведомо боЂ льшие поля легочной ткани. Теперь аппарат сам синхронизирует дыхание больного, что позволяет постоянно находить нужную мишень и прицельно точно бить в нее, исключив из зоны облучения здоровые ткани.
Кстати, мы можем воздействовать на опухоль не только дистанционно, но и контактно, с помощью внутриполостных методик (заведя источник излучения внутрь пищевода, прямой кишки, тела матки, во влагалище, носоглотку, бронхи, желчные пути), с помощью аппликационных методик (наложив на нужный участок источник излучения) или с помощью внутритканевых методик (внедрив радиоактивный источник в опухоль губы, языка, мягких тканей, молочной железы)…
– Эффект есть?
– Есть! К благодатным для лучевой терапии опухолям, к примеру, относится рак шейки матки, при 1–2‑й стадии которого нам удается только одними лучами излечить до 90% таких больных, а при 3–4‑й, неоперабельной стадии – до 60%!
Человеческий фактор
– А есть опухоли, которые лучевому воздействию не поддаются?
– Увы. Но и эту проблему можно решить, подобрав такой способ и вариант облучения, который позволяет изменить радиочувствительность опухоли. Кстати, в последнее время показания к лучевой терапии значительно расширились. Сейчас мы берем на лечение больных с обширнейшими поражениями, с метастазами, поскольку имеем возможность обеспечить невероятную точность облучения, используя значительно более высокие дозы, чем раньше. И при этом работаем в тесной связи с урологами, гинекологами, неврологами, эндоскопистами, хирургами, химиотерапевтами, медицинскими физиками (дозиметристами).
– Медицинскими физиками?
– Без них наша специальность была бы немыслима. Именно они занимаются выбором вариантов облучения каждого пациента, а также ежедневной проверкой всех параметров аппарата, его техническим обслуживанием. К сожалению, у нас в стране таких специалистов катастрофически не хватает. Их в 5–6 раз меньше, чем надо. Институты и кафедры, на которых они проходят подготовку и обучение, можно по пальцам пересчитать.
– А как обстоит дело с вашими коллегами – лучевыми терапевтами?
– Их тоже не хватает. По нашим подсчетам, России необходимы три тысячи лучевых терапевтов. У нас же их – около тысячи. И каждый – на вес золота. Ведь радиолог – это очень интеллектуальная профессия, требующая больших знаний в области общей онкологии, рентгенологии, ядерной физики, хирургии… Лучевой терапевт должен знать ход операции при всех злокачественных новообразованиях, а также пути распространения опухоли, чтобы вместе с медицинским физиком максимально точно определить необходимую зону облучения.
– Специалистам в области лучевой терапии доплачивают за «вредность» работы?
– С появлением высокомощностных ускорительных комплексов профессиональную вредность с радиологического персонала сняли, поскольку новая техника считается экологически безопасной. Но это не совсем так. Конечно, по сравнению с той техникой, на которой мы работали раньше, нынешняя безопаснее в разы. Но абсолютно безвредной для персонала ее считать нельзя. Лишение льгот за «вредность», на мой взгляд, было большой ошибкой, которая повлияла на отток специалистов из нашей области. Особенно среднего медицинского персонала.
Назло санкциям
– Вы упомянули о современной технике. Сейчас нашей стране грозят новыми экономическими санкциями. Как, по-вашему, на радиологии это не отразится?
– Пока мы на себе гнета санкций не ощутили. Зарубежные фирмы-поставщики ускорительных комплексов и другого радиологического оборудования продолжают активно с нами сотрудничать. Не только в плане обеспечения оборудованием и его технического обслуживания, но и в плане подготовки наших специалистов. Да и на международных онкологических конгрессах, в которых принимают участие наши врачи, медицинские физики, мы не почувствовали к себе пренебрежительного отношения.
– А если все же санкции коснутся вашей области? Импортозамещение зарубежной техники возможно?
– Надеюсь, до этого не дойдет. Хотя разработки в этом направлении у нас в стране давно ведутся. Мои коллеги старшего поколения до сих пор вспоминают гамма-терапевтический аппарат «Рокус», который выпускали у нас в стране в советское время. По надежности он не уступал и даже превосходил тогдашние зарубежные аналоги. С развалом Советского Союза производство радиологического оборудования у нас в стране сошло на нет.
Но с недавних пор и здесь началась эпоха возрождения. И сейчас у нас в институте идут клинические испытания нового брахитерапевтического аппарата отечественного производства, близкого по всем параметрам технике, которую мы получаем из-за рубежа.
– Лучевая терапия – дорогое удовольствие?
– Очень. И снизить ее стоимость пока, увы, не удается.
– Переход высокотехнологичной медицинской помощи с системы квот на финансирование в рамках ОМС не ухудшит ситуацию?
– Надеюсь, что нет. Но тревога по этому поводу, конечно, есть. Нельзя потерять то, что было наработано, чего мы достигли за последние годы! Наши пациенты должны иметь право на достойную медицинскую помощь. Даже те, у кого нет шансов на выздоровление.
Зона милосердия
– Слышала, что в вашем институте берут на лучевую терапию даже паллиативных, безнадежных больных?
– Да, это так. И эта тема вызывает очень много споров. Особенно у тех, кто связан с финансовым обеспечением в медицине: адекватны ли затраты на паллиативное лечение полученным результатам? У нас на этот вопрос ответ однозначный: адекватны. Достаточно хоть однажды увидеть мучения пациентов, страдающих от сильнейших болей, рвоты, повышенного давления при опухолевом поражении головного мозга. У нас есть терапевтические программы, которые могут таким пациентам помочь, облегчить их страдания. А в ряде случаев – и продлить жизнь.
– Не секрет, что лучевая терапия – тяжелое испытание для организма и многие пациенты ее боятся как огня. Часто приходится их убеждать?
– Постоянно! Но в этом и заключается искусство врача, который должен быть и психотерапевтом, и психоаналитиком, суметь в доступной, доходчивой форме объяснить пациенту необходимость данного лечения и настроить на борьбу с болезнью, которую нужно и можно победить!
Кстати, недавно коллектив нашего отделения получил премию Правительства РФ за разработку сопроводительной, поддерживающей терапии, которая уменьшает лучевые повреждения у пациентов и ускоряет их реабилитацию.