Марина действительно была охотницей до чужих душ, до чувств, страстей. Кто-то, осуждая, называл её «Дон Жуаном в юбке», а кто-то говорил, что гениям позволено то, что не разрешено обычным людям.
Ирреальная любовь
Чрезмерную влюбчивость Цветаевой часто списывают на то, что она жила в мире ирреальном и влюблялась в выдуманных ею людей, но имевших реальные имена, реальные очертания. Марина была близорука, очки носила неохотно - ей нравилось видеть мир нечётким, она своим воображением дорисовывала его. Так она и дорисовывала мужчин, которыми очаровывалась, и в реальности, подойдя к человеку ближе, могла его даже перепутать. Однажды она встретила на улице одного из бывших воздыхателей и… не узнала его. Мужчина был возмущён. Цветаева извинялась: «Ой, я же не узнала вас, потому что раньше у вас были усы!» Бывший возлюбленный совсем сник: «У меня никогда не было усов…»
В Ростове-на-Дону вышла в свет книга Лили Фейлер, в которой автор уверяет: «Цветаева всегда готова была заниматься любовью с мужчиной или женщиной». В действительности же многие романы Цветаевой так и оставались на бумаге - в письмах, в стихах. Но в 1914 г. она встретила поэтессу и переводчицу Софью Парнок. Это знакомство Цветаева потом назвала «первой катастрофой в своей жизни». Их связь продолжалась два года. И всё происходило на глазах у мужа - Сергея Эфрона, который воспитывал их малолетнюю дочь Алю.
В конце концов бурное расставание привело к тому, что Цветаева сделала вывод: «Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное, - какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное, - какая скука!» Софья Парнок впоследствии дала свою характеристику бывшей любовнице: «…Холод хитрости змеиной и скользкости…»
Но после расставания с Парнок Цветаева отнюдь не стала примерной женой. Её романтическую переписку с Бахрахом, Пастернаком, Рильке, Штейгером не цитировал только ленивый. А В. Розанову она, например, писала: «Ах, как я Вас люблю и как дрожу от восторга, думая о нашей первой встрече в жизни - может быть, неловкой, может быть, нелепой, но настоящей».
Марина написала целый рассказ о мнимых встречах с Борисом Пастернаком. Как будто на крохотной станции, залитой дождём, они виделись каждый день. Цветаева рисовала словами воображаемое свидание: «Я приходила рано, в сумерки, до фонарей. Ходила взад и вперёд по тёмной платформе - далеко! И было одно место - фонарный столб - без света, сюда я вызывала Вас - «Пастернак!» И долгие беседы бок о бок - бродячие».
Она присылала такие письма Пастернаку, что жена поэта, однажды найдя у мужа конверт с признаниями Цветаевой, запретила ему общаться с этой женщиной. И ещё долго корила его и не верила, что дама, с которой он даже не виделся, могла писать такие откровенные признания.
Муж Цветаевой Сергей Эфрон от отчаяния написал Максимилиану Волошину: «М. - человек страстей... Отдаваться с головой своему урагану для неё стало необходимостью, воздухом её жизни... Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова. Ненужная зола выбрасывается, а качество дров не столь важно. Тяга пока хорошая - всё обращается в пламя… Нужно было каким-либо образом покончить с совместной нелепой жизнью, напитанной ложью, неумелой конспирацией и пр. и пр. ядами… О моём решении разъехаться я и сообщил М. Две недели она была в безумии. Рвалась от одного к другому. (На это время она переехала к знакомым.) Не спала ночей, похудела, впервые я видел её в таком отчаянии. И наконец объявила мне, что уйти от меня не может, ибо сознание, что я где-то нахожусь в одиночестве, не даст ей ни минуты не только счастья, но просто покоя».
Сергей простил, но охладел, Цветаева всё поняла:
«Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах! -
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах».
Прочная верёвка
В 1917 г. у Цветаевой и Эфрона родилась дочь Ирина. По свидетельству родных и близких, Марина практически не уделяла ей времени.
«Я заглядываю в первую (три шага от входа) комнату: там кроватка, в которой в полном одиночестве раскачивается младшая дочь Марины - двухлетняя Ирочка», - вспоминает М. И. Гринёва-Кузнецова. «Всю ночь болтали, Марина читала стихи… Когда немного рассвело, я увидела кресло, всё замотанное тряпками, и из тряпок болталась голова - туда-сюда. Это была младшая дочь Ирина, о существовании которой я до сих пор не знала», - вторит ей В. К. Звягинцева.
В 1919 г. Марина Цветаева привела дочерей в приют. Она была уверена, что таким образом спасает малышек - дома не было ни крошки, а в приюте их хотя бы покормят. Но вышло так, что через месяц и Аля, и Ира умирали от голода. Домой Марина забрала только Алю...
Когда вернулась за Ирой, дочь была уже мертва:
«Мной ещё совсем не понято,
Что дитя моё в земле».
После становления большевистского режима Марину Цветаеву всё больше и больше вытягивает из красивой иллюзорности страшный чёрный быт. В доме поселились чужие - в коммунистическом обществе всем надо делиться. Муж на фронте, средств к существованию нет, приходится браться за любую работу. Только в 1922 г.появился лучик надежды - муж обосновался в Европе, Марина с дочерью едет к нему. Берлин, Прага, Париж - прекрасные города, но жизнь в них стала невыносимой. «Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход - от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода», - плачет в своих воспоминаниях Цветаева.
В сентябре 1937 г. швейцарская полиция обнаружила труп советского разведчика Игнатия Рейсса. Выяснилось, что Рейсс отправил письмо Сталину и назвал его террористом. Спустя несколько недель «надёжный источник» рассказал прессе, что организовал убийство Рейсса агент НКВД… Сергей Эфрон.
Страшное известие, допросы, отъезд дочери, а затем бегство мужа в СССР сразили Цветаеву. Сын рвался вслед за отцом и сестрой. Марина вняла его просьбам и отправилась на Родину, в свой последний путь.
А там… Дочь арестовали, приговорили к каторге, мужа расстреляли, сын упрекает мать… Она уже почти не может писать стихи - реальность задавила воображаемый мир. Да и печатать Цветаеву никто не хочет - кому нужны стихи матери и жены врагов народа? От отчаяния она написала Сталину. Ответа нет. «Никто не видит - не знает, - что я год уже ищу глазами крюк… Я год примеряю смерть».
В начале Великой Отечественной Марина Цветаева вместе с сыном едет в Елабугу. По свидетельству её друзей, вещи в дорогу собирал Пастернак. Он подарил Цветаевой верёвку, сказав: «В дороге пригодится, такая прочная, хоть вешайся». Верёвка действительно пригодилась...
В г. Чистополе Марина написала заявление: «В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве посудомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 г.». А вернувшись в Елабугу 31 августа 1941 г., повесилась на «прочной верёвке». После неё осталось три записки. В одной было признание: «…Не вынесла. МЦ».
Самоубийц принято хоронить за церковной оградой, об отпевании не может быть и речи. Но ради Цветаевой, ради просьб её верующих почитателей в 1991 г. было сделано исключение. Патриарх Алексий II дал благословение, и через 50 лет после её смерти Цветаеву отпели в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот.
