Скажи кому угодно «Герасим» - и со стопроцентной вероятностью ответом будет: «Муму»
«В лице барыни Иван Сергеевич Тургенев обличал самые отвратительные стороны крепостничества» - от суконных слов школьной программы веет такой тоской, что впору утопиться самому. Тосклив и сам рассказ, так что не будем удивляться тому, что в противовес этому унынию школьники рассказывают примерно такие анекдоты:
- Поцелуй меня, как Ромео Джульетту... Что? Не читал? Ну тогда обними меня, как Отелло Дездемону! Тоже не читал? А что ты читал?
- «Муму»... Хошь, за задницу укушу?
Кощунство? Может быть. Зато патриотично. И думается, что Иван Тургенев и сам бы от души посмеялся такому повороту - по воспоминаниям современников, он был очень остроумным человеком и приличным озорником. Откуда же в этом скромном рассказе столько мрака?
А был ли дворник?
«Ужасное соседство его камеры с экзекуторской, где секли присылаемых владельцами провинившихся крепостных», - так писала в своих воспоминаниях о Тургеневе Мария Толстая. Классик русской литературы загремел в кутузку в 1852 г., когда рискнул опубликовать запрещённую цензурой статью о смерти Гоголя. Сам же писатель на свою тюремную ходку смотрел философски: «Я рад, что высидел месяц в части. Мне удалось там понять русского человека со стороны, которая была мало знакома». Именно там, в камере Второй Адмиралтейской полицейской части Петербурга, Тургенев начал работу над своим рассказом, так что школьные клише насчёт ужасов крепостничества всё-таки придётся признать верными.
А вот можно ли признать верным следующее утверждение современника писателя, адвоката Бориса Чичерина: «Он в «Муму» описал свою собственную мать в самом отвратительном виде, хотя, говорят, весьма верно»? Над этим вопросом уже больше ста лет бьются литературоведы и историки. Причиной же всему оказались воспоминания воспитанницы матери Ивана Сергеевича некоей Варвары Житовой. Она настаивала на том, что сюжет рассказа был не выдуман Тургеневым, а взят из семейной жизни. Дескать, барыня, выехав из своего московского дома на осмотр родовых владений, увидела в поле «гигантскую фигуру пахаря». «Варвара Петровна велела остановить карету и подозвать этого великана. Наконец подошли к нему ближе, но на все слова он отвечал каким-то мычанием. Барыня тут же решила взять глухонемого, которого звали Андреем, в число личной прислуги в звании дворника. Он отличался необычайной силой и любил носить меня на руках. Так однажды я была внесена им в каморку, где я в первый раз увидала Муму. Крошечная собачка, белая с коричневыми пятнами, лежала на кровати Андрея. Очень мы все любили эту собачку! Всем известна печальная участь Муму, с той только разницей, что Андрей после трагического конца своей любимицы никуда не ушёл, а остался верен своей госпоже и до самой смерти преданно служил ей. Правда, больше ни одной собаки он так и не приласкал...»
Вот так выглядит подлинная история Муму. Впрочем, многие исследователи считают, что Житовой в этом вопросе доверять не стоит и история с якобы реальным дворником Андреем - вымысел мемуаристки. Вопрос этот можно решить довольно просто. Нужно только внимательно перечитать рассказ. В конце концов, когда-то все тоже смеялись над Генрихом Шлиманом, который вздумал искать древнюю Трою по ориентирам гомеровской «Илиады». Но Трою нашли. И если как следует покопаться, то можно точно определить двор, где жил Андрей-Герасим, и даже то место, где нашла свой конец Муму.
Сыночек «Ваничка»
«В одной из отдалённых улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом жила некогда барыня, вдова, окружённая многочисленной дворней» - так начинается это произведение. Особых ориентиров пока нет, они появятся потом, когда Герасим решит проводить телегу, в которой уезжает его любовь - прачка Татьяна, насильно выданная замуж за пьяницу Капитона: «Он хотел проводить её до заставы, но вдруг остановился на Крымском броду, махнул рукой и отправился вдоль реки». Крымский брод, а нынче Крымский мост, находится совсем рядом с Остоженкой. Если Герасим шёл «вдоль реки» - значит, по нынешней Пречистенской набережной. Таким образом, наш глухонемой неминуемо упирался в имение, сад которого простирался до самой реки. Желающие могут повторить путь Герасима и финишировать по адресу: Остоженка, 37. Там до сих пор стоит именно тот «серый дом с белыми колоннами». А на доме - памятная табличка: «Здесь с 1839 по 1851 г. жил и работал И. С. Тургенев». Всё сходится - это и есть имение матери русского классика.
Место определили. Но была ли Варвара Петровна Тургенева такой же жестокой самодуркой, как описанная барыня-вдова? Долгое время считалось, что да. Мол, необразованная крепостница, тиранила сына, воспитанницу и ко всему прочему страдала редкой фобией - боялась и ненавидела собак. На самом же деле здесь только половина правды. Да, Варвара Петровна не получила образования, но, по отзывам современников, была очень эрудированной и начитанной, постоянно общалась с интеллектуальной элитой своего времени, например с историком Николаем Карамзиным. Тиранила ли она сына? Говорят, что слишком сильная материнская любовь и впрямь похожа на тиранию. А своего «Ваничку» она любила очень сильно. И была ради этой любви способна пересилить даже свою фобию: «Варвара Петровна, не терпевшая собак, дозволяла Наплю постоянно присутствовать у себя на балконе потому только, что это была «Ваничкина» собака, и даже удостаивала из своих рук кормить Напля разными сластями».
Как же тогда быть с умерщвлённой Муму? Наверное, стоит всё-таки поверить мемуаристке Житовой. Одно дело - породистый и воспитанный пёс сыночка «Ванички», и совсем другое - беспородная шавка дворового крепостного, раздражающая своим тявканьем. Но, к чести Тургенева, свой рассказ из жизни матери он опубликовал уже после её кончины.
P. S. На днях открылся первый в Москве Музей Ивана Тургенева. Он располагается как раз в том доме, где жила мать писателя. Один из залов музея специально посвящён рассказу «Муму».
