Об этом aif.ru рассказала клинический психолог, нейропсихолог Центра восстановительной терапии им. Лиходея Алёна Хамаганова.
Отрицают проблемы
Юлия Борта, aif.ru: — Алёна, раньше говорили про чеченский синдром, афганский синдром, имея в виду изменения психики у тех, кто бывал в горячих точках. Есть ли сейчас нечто подобное у бойцов, участвовавших в СВО?
Алёна Хамаганова: — Сейчас мы чаще видим такое явление, как отрицание проблемы. Максимум пожалуются на то, что не зазорно — мол, бессонница, стресс, что у всех может быть. Но в большинстве случаев уверяют, что у них все нормально: «Я не мужик что ли, сам могу справиться...» Как они справляются? Некоторые начинают злоупотреблять алкоголем. Использование психоактивных веществ становится более легким и как будто бы социально приемлемым способом справиться со стрессом и тревогой. При этом бойцы готовы раскрываться и доверять в первую очередь только тем, кто сам побывал в военных операциях. И именно поэтому важно проводить грамотную реабилитацию. А грамотным мне и моим коллегам кажется подход, когда всю семью, ближайшее окружение бойца вместе с ним направляют на реабилитацию санаторно-курортного типа. Когда в первые месяцы после возвращения бойца семья сплочена, меньше возможностей уйти в деструктивное поведение.
— Есть мнение, что человека, долгие месяцы воевавшего, потом сложно адаптировать к мирной жизни.
— Пересказывать чьи-то слова о том, что они не смогут найти себя — значит укреплять этот негативный стереотип. В обществе должно чаще звучать мнение, что военные, участвовавшие в спецоперации, — герои для своей страны, всё, что они сделали, имеет большое значение. И государство их поддерживает. Сейчас в любом регионе категория участников СВО — особая. Им и их семье оказывается помощь, предоставляются льготы. В том числе правительство дает возможность на поиск себя в новой профессии после возвращения с фронта.
Как жить после плена?
— Вам приходилось работать с бойцами, которые вернулись из плена.
— Парни, которые побывали в плену, — это отдельная категория. К каждому важно подходить индивидуально, потому что истории разные. Некоторые внешне держатся спокойно, а при более глубоком исследовании выясняется, что есть проблемы. Был такой случай. Мужчина 44-45 лет — у него жена, четверо детей — пробыл в плену примерно пару месяцев. Он отрицал, что применялись какие-то изощрённые пытки, но при этом сильно, жёстко били — по голове, телу. У него были многочисленные гематомы. Плюс к тому пленных почти не кормили. В целом с виду у него было всё хорошо. Но жена пожаловалась на то, что он стал очень сильно пить. И раньше не отказывался выпить, но в запой не уходил, а после возвращения из плена дело дошло уже почти до алкоголизма. На языке психологов это называется избегающее поведение, когда человек не хочет вспоминать травмирующее событие, заглушает алкоголем. Выпил — расслабился, снял стресс. Учитывая четверых несовершеннолетних детей, для семьи это серьёзная проблема, требующая помощи специалиста.
Разводы на почве ревности
— Я слышала, что нередко бывают разводы, когда боец возвращается в семью с фронта. Почему?
— Да, со слов жён военнослужащих, вернувшихся из зоны СВО, количество разводов стало расти. Когда бойцы приходят в отпуск или получают увольнение по состоянию здоровья, зачастую в семье на первый план выходят конфликты из-за ревности мужей. Женщины рассказывают, что, как правило, первую неделю все идеально: супруги соскучились, друг от друга не отходят. Но примерно через неделю, когда эмоции подуспокоятся, начинается выяснение отношений. «А почему ты тогда-то не взяла трубку?», «Куда ты такая накрашенная собралась, мужиков цеплять?» и т. п. Да и пока муж был на фронте, приходилось чуть ли не каждый день отправлять видео и фото с доказательствами, что жена сидит дома, а не гуляет.
Для бойца очень важна семейная поддержка. В психологической реабилитации это тоже необходимое условие, которое игнорировать нельзя. Важно, чтобы у каждого бойца в этот момент был рядом кто-то из близких. Это родители, братья-сестры и даже в каких-то случаях друзья или подруга.
— Чем тяжелее ранение, тем сложнее такая реабилитация?
— Не всегда. Зависит от особенностей личности, возраста, жизненного опыта, умения справляться со стрессом. Когда человеку 40 лет или только 20 — это большая разница. У меня в практике был такой случай. Молодой парень 22 лет участвовал в спецоперации всего месяц. Ранение довольно лёгкое, которое не привело к увечьям или инвалидности. Тем не менее на этом фоне у бойца во время лечения развилось тревожное расстройство с паническими атаками. Страх опять вернуться туда был настолько сильный, что, вспоминая про это, он бледнел, на лице выступали капли пота, начинался тремор рук. А дело в том, что парень изначально, ещё до службы в зоне СВО, был склонен к тревожным реакциям и испытывал панические атаки с подросткового возраста. Участие в СВО просто усугубило его состояние.
«Счастье — встать на ноги»
— Расскажите о наиболее позитивном случае, который был в вашей практике?
— Вспоминается один молодой пациент, тридцати с небольшим лет. У него есть семья, дети. Вследствие ранения потерял ногу. Поначалу пришлось передвигаться на коляске. Это было тяжёлое для него время. Понимание, что ты не можешь в быту делать какие-то мелочи, которые раньше казались естественными (например, пойти в ванну, чтобы показать детям, как чистить зубы), вызывало бессилие и раздражение. Для мужчины это важное чувство — быть независимым в элементарных потребностях. Дома он часами проводил время возле окон, глядя на улицу. Но держался. Отношения с детьми и любимой супругой были очень тёплыми. Это тоже подпитывало и не давало сорваться. Когда в нашем центре он смог встать на ноги с помощью протеза и выпрямиться во все свои 190 см роста, то испытал непередаваемые ощущения: «Я теперь могу ходить туда, куда мне нужно».
— Всем вернувшимся с СВО требуется помощь психолога?
— Конечно, нет. Нельзя всех подводить под одну гребёнку: был на фронте, значит, у тебя посттравматическое стрессовое расстройство. Но то, что полезно встретиться после участия в военных действиях с психологом каждому, — это правда. Сложность психики в том, что часть вещей мы осознаем, но большая часть, как правило, является бессознательным. Консультация специалиста помогает понять, есть ли проблемы и как с ними справляться.