Онлайн с ректором МГУ Виктором Садовничим

Ведущий конференции: Друзья, здравствуйте! Мы находимся в пресс-центре «Аргументы и факты». Меня зовут Наталья Кожина. В гостях у нас сегодня ректор Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова Виктор Антонович Садовничий. Здравствуйте, Виктор Антонович. Садовничий Виктор Антонович: Здравствуйте. Ведущий конференции: Очень приятно видеть вас у нас в гостях. Вопросов от читателей очень много, поэтому давайте сразу к ним и перейдём.

Я – уже некурящий, хотя раньше курил сильно. До поступления в МГУ я работал в шахте и до спуска вниз был заядлым курильщиком. Но когда стал забойщиком (в то время это было строго наказуемо – до 20 лет лишения свободы, если ты спустился с сигаретой в шахту), я бросил. С тех пор я ненавижу табачный дым. На самом деле в Московском университете задолго до принятия закона нам удалось вытеснить курящих из корпусов. Это было трудно, но постепенно, шаг за шагом, с помощью приказов, разъяснений, даже некоторых наказаний нам это удалось. Правда, в некоторых корпусах, которые упомянул читатель, мы пристроили курительные комнаты с особой вентиляцией, с особыми условиями. Принятый закон говорит, что на территории университета курение запрещено. Но в законе всё-таки есть исключения, что по решению учредителя в отдельных случаях в местах, отведённых для курения, это возможно. Мы будем думать, ломать ли эти пристроенные курительные комнаты. Посоветуемся со студентами. Всё-таки эти комнаты находятся вне здания, они специально оборудованы. По моему мнению, их быть не должно, но есть же и мнение студентов. Что касается некоторых утверждений закона, требуется некая практика. Например, там сказано: «на территории». Я тоже за то, чтобы на территории не курить, но территория некоторых университетов составляет 200 - 300 Га, аллеи, дорожки трёхкилометровые. Как контролировать такую территорию? Но вектор задан правильно: курение – это вредно.

А как наказывали?

Был приказ, что внутри главного здания курить нельзя. Была специальная бригада, которая ходила по зданию. Если они фиксировали, что студент курит, писалась докладная декану, который принимал какое-то решение. Конечно, не отчисляли, но предупреждали. И вытеснили в то время курильщиков из здания. Я понимаю людей, которые не принимают табачный дым, но надо как-то вместе решать. Как контролировать МГУ? Если человек вышел из метро на станции «Университет», ему ещё два километра идти по аллеям.

Математика – это не узкий предмет, это – философия. Математика – «царица наук», это признано. Люди учат её не только затем, чтобы стать профессиональным математиком. Она учит мыслить, сопоставлять, оценивать, понимать ситуацию, формулировать. Может быть, читатели заметили, что математик говорит понятно, просто и точно. Всему этому учит «царица наук». Поэтому то, что в школе есть обязательный ЕГЭ по математике – это абсолютно правильно, потому что это уровень развития человека. И русский язык обязательно. Это – наше всё, это культура. А если речь идёт о том, что математику требуется предъявить при поступлении, то на большинстве гуманитарных факультетов она не требуется: философском, историческом, стран Азии и Африки и других. Она требуется на тех гуманитарных факультетах, которые находятся на стыке естественных и гуманитарных наук, и где обучение обязательно связано с моделями, оценками, измерениями. Это экономика, некоторые разделы психологии. Математика здесь очень нужна. Например, психология отвечает за объяснение зрения, а там - чистая геометрия. Психология отвечает за мозг, так называемые когнитивные науки, а там – одна математика, потому что мозг – это компьютер. Поэтому в нашем университете математика требуется на тех факультетах, где есть потребность использовать её в дальнейшем обучении. Что касается необходимости репетиторов для этого, то я считаю, что это не так уж страшно, если человек хочет больше знать. Может быть, даже необязательно для поступления. Пушкин занимался с репетитором, так что, если нанять репетитора, чтобы больше знать и что-то изучить, особенно если есть возможность, то это не есть запретная тема. Конечно, молодой человек может и сам изучать, если он хочет, старается. Я как раз очень выступаю за математику и думаю, что, может быть, как все развитые страны: Франция, Соединённые Штаты, да и вся Европа усиливает значение математической подготовки и в школе, и в университетах. Более того, оценка уровня образования в школе зачастую базируется на уровне преподавания математики, потому что страна готовит людей, способных жить в современном обществе.

Слухов было много всегда. Я работаю и надеюсь, что буду работать. Как любой человек, я думаю обо всём, но считаю, что это двадцать лет большого труда. Те, кто меня ближе знают, это понимают. Я считаю, что многое удалось вместе с университетом сделать. Я бы не считал для университета этот период неуспешным. Но это оценивает история. Пройдут годы, будут писать, оценивать. Я убеждён, что труд потрачен на благо молодых людей и, надеюсь, на благо нашей страны.

Спасибо вам огромное за такие искренние и подробные ответы. Надеюсь, что вы ещё придёте к нам в гости. Вопросов огромное количество. Друзья, не обижайтесь, что мы не смогли ответить на все ваши вопросы. Виктор Антонович, может быть, скажите несколько слов нашим читателям?

Образование — это скрепа государства, это — наше всё. Конечно, я благодарен всем за интерес к образованию и готов отвечать на вопросы, встречаться и просто готов служить образованию.

Спасибо. Друзья, спасибо и всего доброго!

Каждое поколение сильнее предыдущего, потому что стоит на его плечах. Я всегда говорил, что новая генерация, которая приходит в университет, – другая, лучше. Но сейчас, видимо, речь идёт о профессиональной готовности школьников к поступлению. Я давно, наверное, лет тридцать, наблюдаю за этим процессом — не усилился уровень школьной подготовки за это время. Он стал более разнообразный, школьники чуть шире знают другие дисциплины, но, если говорить о фундаментальной подготовке в школе, она не стала сильнее. Более того, мы многие годы наблюдали снижение этого уровня. Это связано со многими обстоятельствами. Безусловно, это ответы на социальные вызовы, ответы на вызовы общества. Вообще, общество, как говорим мы, математики, развивается по синусоиде – есть взлёты, есть падения. Если взять 60-70-е годы, это был взлёт огромного интереса к естественным наукам, к точным наукам, научно-техническому прогрессу. В то время фильм «9 дней одного года» вызвал в обществе небывалый эффект – все хотели стать физиками-ядерщиками, математики хотели стать Колмогоровыми. Естественно, это сказывалось на нашем уровне подготовки. Мы ночами, не преувеличиваю, занимались в аудиториях, чтобы узнать что-то новое. Другое время, другие возможности, другие молодые люди, другие вызовы общества — это вся сумма. Школа в 90-е годы понесла потери. Мы знаем, какое отношение было к учителю в этот период. Многие годы я возглавляю конкурс «Учитель года России» и наблюдаю за большим количеством учителей. Им было очень трудно, их не поддерживали, авторитет учителя очень упал. Это не тот учитель, о котором говорили: «Тихо! Идёт учитель». Всё это вместе, конечно, сказалось. Но, к чести сказать, сейчас школа становится сильнее. Я думаю, что мы находимся в самом начале подъёма уровня школьного образования. Хотелось бы, чтобы оно было сильнее.

Говоря о современной школе, не могу не затронуть вопрос с ЕГЭ, особенно учитывая, сколько вопросов поступило от наших читателей на эту тему. Хочу привести вашу цитату, которая прозвучала на одной из пресс-конференций в августе: «Есть резон, почему он (ЕГЭ) должен остаться, так как есть и плюсы. Но, если его оставить в том виде, в каком он есть сегодня, то система образования понесёт большие потери». Хочется понять, какие изменения должны произойти? Если они не произойдут, то о потерях какого масштаба вы говорили?

Главное — оставить школе приоритет научить учиться, научить размышлять, доказывать, понимать и воспринимать. Главное чтобы школьник мыслил. К сожалению, мы «по-нашему» ввели ЕГЭ, школьник, начиная с 9-го класса понимает, что он любой ценой должен сдать ЕГЭ по математике или русскому языку, тем самым отодвигая изучение химии, физики, астрономии, которой в школе уже нет. Печально даже не то, что он это не изучал, а то, что у него и подход другой – он должен подготовиться к решению определённого типа задач или ответить на определённый вид вопросов. Это сужает сам подход к обучению. А ведь наша страна всегда готовила мыслителей. Поэтому я и сказал, что, если оставить всё в таком виде, когда приоритетом будет подготовка к сдаче ЕГЭ, а не учёба в школе, то лучше о ЕГЭ забыть. Надо поставить во главу угла, что мы вас учим, мы готовим вас мыслить, мы готовим вас к тому, чтобы вы стали образованными, фундаментально подготовленными людьми. Только тогда наша школа пойдёт вверх. Поэтому вопрос принципиальный – сумеем ли мы поменять плюс на минус, то есть не ЕГЭ – во главе, а настоящая учёба, которая всегда была в русских школах. И поэтому нужны изменения в системе ЕГЭ, отношения к этому экзамену, но это уже техника.

Московский университет – это один из тех университетов, который имеет очень небольшой процент «платников» в целом. У нас есть бюджетные студенты, и есть контрактники (платные). Традиционно процент контрактников составлял 40 %, мы его не превышали. Последний год-два мы выходим уже на 50 %. Очень многие университеты «платников» имеют гораздо больше. У нас как раз нет ориентации на платных студентов. Речь идёт о том, что последнее время было создано несколько маленьких (по количеству приёма – 25-30 человек) факультетов, так называемые «корпоративные университеты». Это университеты, созданные в интересах крупной корпорации, где готовят магистров с учётом их будущей работы, то есть, отталкиваясь от базового образования, мы настраиваем выпускников уже в интересах корпорации. Мы создали довольно много корпоративных университетов, чаще мы их называем «Высшая школа». Так как там учится небольшое количество студентов, то, как правило, они – контрактники. Поэтому здесь немного смещены акценты. Обычно у нас бюджетные студенты, но на маленьких факультетах есть контрактники. Всего контрактников на этих новых факультетах и Высших школах – около 400 человек. Так что, это не есть ориентация на контрактников, но раз мы создаём высшую школу в интересах корпорации, то, конечно, мы заинтересованы в том, чтобы обучающиеся платили. Нам тоже надо обеспечивать учебный процесс, жить, ремонтироваться, платить зарплату и т.д.

В этом вопросе есть две стороны. Мы успешно конкурируем. К сожалению, чаще всего передаются рейтинги, которые основаны на других моделях образования и совсем не относятся к нашей. Как бы сравнивают бегуна с ватерполистом. Поэтому надо относиться к этому очень осторожно. Что касается состояния российских университетов, то здесь есть успехи. Мы умеем учить фундаментальным наукам, у нас очень высокий уровень преподавания по математике, физике, химии, биологии. Если говорить о гуманитарных науках, мы неплохо учим языку, истории. Если посмотреть рейтинги не из нашей системы, по этим предметам они относят нас (по крайней мере Московский университет) в число 10-15 ведущих университетов мира. Чего не хватает нашим университетам? Это тоже связано с изменениями в обществе. Дело в том, что так называемые приложения фундаментальных наук ранее были переданы в нашей страны в отраслевую науку. Была целая отрасль огромная, намного больше, чем система образования, которая брала результаты научных исследований и доводила их до технологий. Отраслевая наука была как бы на стыке университетской науки, Академии наук и приложения. В 90-е годы отраслевая наука в нашей стране была полностью закрыта. Её просто нет, поэтому университеты сейчас вынуждены прибавлять к своей деятельности приложения своих исследований, доведение своих идей до изделия, до технологии. Для нас это непривычно, потому что у нас была другая система. В этом смысле мы отстаём от зарубежных университетов, у них это всегда было. У них не было отраслевой науки, этим всегда занимались университеты. У них и Академия наук по-другому устроена. Но мы учимся, конкурируем. Если сравнивать объективно, то несколько десятков наших университетов находятся на самом высоком уровне, даже если их выписать в ряд с Йелем, Стэнфордом. По многим позициям мы им не уступаем. Конечно, нам есть чему учиться у ведущих университетом мира.

Насколько сегодня диплом, который получают ваши выпускники, даёт гарантию того, что человек найдёт работу?

Диплом Московского университета даёт стопроцентную гарантию работы в любой зарубежной лаборатории. Более того, я знаю факт, что в Соединённых Штатах есть лаборатория, где говорят только по-русски, потому что нет необходимости говорить по-английски. Мы знаем об огромной волне наших уехавших в начале 90-х специалистов, которые очень сильно продвинули и подняли уровень в исследованиях зарубежных лабораторий. Это ответ на вопрос о рейтингах. Если бы мы были в рейтингах на пятисотой позиции, как говорят некоторые, то вряд ли бы ведущие лаборатории западных и американских университетов брали наших специалистов на ведущие позиции. А их там тысячи и десятки тысяч.

В 90-е годы был сильный отток учёных. Наверное, с одной стороны, льстит, что ваши выпускники уезжают, но , с другой стороны, количество уехавших…

Была критичная ситуация в 1995-1996 годах. Из Московского университета уезжало до 25 % ведущих молодых специалистов. Сейчас поддержка науки в России усилилась. Она уже сравнима по некоторым позициям с поддержкой в других странах. Очень многие уехавшие, мои товарищи, которых я лично знаю, и с которыми общаюсь, хотят вернуться. Иногда они готовы вернуться на временную позицию, потому что там у них уже есть дети, семьи, но многие хотят вернуться насовсем. Благодаря руководству страны и поддержке страны процесс удалось повернуть.

Что ожидает Московский университет?

Московский университет – самый сильный сейчас у нас в стране. По всем рейтингам, которые проводятся в России, мы – на первом месте. Но мы не останавливаемся. Залогом развития университета является его программа, которая принята до 2020 года. Согласно этой программе, мы ставим задачу сделать университет нового типа, университет будущего. Для этого необходимо: выращивать молодых учёных, заинтересовывать их оставаться в университете, создавать структуры, в которых они могут себя реализовать. Мы создали Центр интеллектуального резерва молодых людей в университете. Это очень активно работающий мостик между промышленностью, крупными госкорпорациями и выпускниками, молодыми учёными Московского университета. Требуется оборудование, по некоторым позициям мы лидируем в мире – у нас есть выдающийся суперкомпьютер, мы запускаем спутники, три уже запустили. Никакой другой университет мира не запускает спутники систематически. У нас современное оборудование.

На заседании Учёного Совета была выдвинута идея строительства Университетской долины. У Московского университета есть территория, и мы хотим на третьем этапе развития университета построить там современные лаборатории, корпуса, может быть, даже небольшие производства с тем, чтобы сделать цепочку: школьник – абитуриент – студент – аспирант – магистр – выпускник – работник лаборатории – возглавляющий группу или лабораторию в этой технологической долине. Тем самым мы хотим замкнуть исследования и приложения. Масштабы большие. Если раньше, за всю свою историю, Московский университет имел кампус в миллион квадратных метров, то нам удалось с 2005 года по нынешний день его удвоить. Долина, о которой я говорю, это ещё миллион квадратных метров новейших лабораторий, исследовательских корпусов. Сейчас в одном из корпусов мы готовим как бы стартовую площадку. Хотим около тысячи молодых людей увлечь проектами, чтобы, как только будет заканчиваться строительство лабораторий на новой территории, они были готовы приступить там к работе. Мы строим как бы университетские гаражи – то, чего нам не хватало в наших приложениях. Если эта программа будет реализована, а я надеюсь, что будет, её поддержал В.В.Путин, то мы станем тем университетом будущего, которого в России пока ещё в таком виде нет. Естественно, это большой труд. Ветер нам в паруса! Это хороший замысел, который, я уверен, Московский университет реализует.

Вопрос жилья - известный и трудный. Уже, наверное, 15 лет назад мы выдвинули программу «100 + 100». Это значит, что ежегодно допускается 100 молодых кандидатов наук, защитивших докторские диссертации, получить статус профессора, и 100 молодых кандидатов, защитивших кандидатские диссертации, как бы без очереди получить статус доцента. Согласно этой программе, тысяча молодых людей были подвинуты по научной и служебной ступеньке, стали доцентами и профессорами. Некоторые из них – не москвичи. Эту программу у нас дополняет следующее: по решению Учёного Совета мы ежегодно самых способных оставляем для работы в МГУ, селим на первые несколько лет в общежитие, а затем с помощью профсоюзной организации и строительства жилья (а мы построили уже 250 квартир), мы даём квартиры молодым специалистам. По имеющейся у меня информации на сегодня, этих молодых людей, оставленных Учёным Советом и не получившим пока жилья, — 3-4 человека. В Долине на одной из наших территорий, в 10 км от окружной дороги, мы предполагаем параллельно строительству лабораторных корпусов строить гостевые дома и предоставлять их молодым учёным, оставляемым в МГУ. Строительство этих коттеджей входит как элемент в программу той Долины, о которой мы говорили.