Международный Чеховский фестиваль продолжает показывать России то, чего она не могла даже вообразить. Очередной проект фестиваля - гастроли Шекспировского Королевского театра на большой сцене МХТ с 14 по 14 ноября. Пьеса Шекспира «Юлий Цезарь», поставленная Грегори Дораном, новым худруком знаменитого во всем мире театра, оставляет ни на что не похожее впечатление. Кровь, крик, ярость, страсть - именно так играют его артисты, все как один чернокожие.
Назвать постановку классической не поворачивается язык. Осовремененной - тем более. Ведь в Европе к искусству отношение ничуть не похоже на наше - там искусство уважаемо и актуально в его естественном виде. Ничуть не зазорно британским артистам верить в происходящее до самой глубины души - и произносить строки Шекспира так, будто они родились не в XVI веке, а прямо при нас, вот сейчас.
Действие пьесы перенесено в Африку, в 70-е годы, когда Нельсон Мандела, борец с апартеидом и будущий президент ЮАР, сидел в тюрьме и читал «Полное собрание сочинений Уильяма Шекспира». История этой тома - лучшая иллюстрация того, как литература становится больше, чем литературой. Книга чудом попала к другим заключенным и стала называться «Библией острова Роббен». В ней самые ценные для себя строки Шекспира отметили 32 заключенных, которые оказались за решеткой по причине участия в борьбе за равноправие в ЮАР. Нельсон Мандела выбрал для себя следующее из пьесы «Юлий Цезарь»:
«Трус умирает много раз до смерти,
А храбрый смерть один лишь раз вкушает!»
Впрочем, спектакль до того политический, что режиссер Грегори Доран вспоминает даже Каддафи: «Моим первым желанием было поставить пьесу так, чтобы ее действие происходило примерно во второй половине прошлого века, конечно, южнее Сахары. Но История всегда обгоняет нас. После прошлогодней Арабской Весны оказалось, что самый неотложный вопрос не в том, избавятся ли они от Каддафи, а в том, кто его заменит. Из-за этого второе действие "Юлия Цезаря", которое обычно воспринимается как некая анти-кульминация, вдруг становится не менее важным и вызывает дрожь».
У российского зрителя политическое содержание спектакля вызовет в памяти определенные кровавые страницы истории нашей страны. И, также как Доран, во втором акте мы зададим себе вопрос: а после смерти тирана - что?
Что касается стилистики, то нам придется познакомиться с горячей энергия афро-американских актеров.
Представьте себе: двенадцать чернокожих артистов (все британцы), чья кожа от света театральных софитов становится еще темнее, а зубы - еще блестящее и белее. Все одеты в некое подобие римских тог - черная ткань, наброшенная на голое тело. Среди них в синей тоге - Юлий Цезарь. Страсть! - вот главная характеристика их игры. Свобода, смерть, предательство, унижение - спектакль яростный, мужской, жестокий. Театральная условность, неизбежная при постановке Шекспира сегодня, будто бы перестает быть условностью. Чего стоит ключевая сцена убийства Цезаря! В беседе с сенаторами напряжение нарастает; Цезарь ведет себя все более надменно; и вот в него вонзается первый кинжал; еще и еще удары; и чернокожий Брут кидается к нему, но застывает...
- И ты, Брут?
Удар кинжалом. Смерть Цезаря. И голос Цинны: «Freedom!»