Жертвы и… жертвы

Константин Ольховой. © / Из личного архива

«— …Тварь ли я дрожащая или право имею…
— Убивать? Убивать-то право имеете?..» Ф. М. Достоевский
«Мы любим кого-то, но нас любит страх»
И. В. Кормильцев

   
   

Когда-то Владислав Крапивин в своей книге «Оранжевый портрет с крапинками» написал: «…но дети не воюют с детьми ни на одной планете — они ещё не посходили с ума!»

Да, мы можем вспомнить «Повелителя мух» Голдинга или «Голодные игры» Коллинз. Но мы ведь знаем, что и там, и там мы имеем дело с притчей, с фантастикой. Мы можем вспомнить фильм «Чучело» Ролана Быкова или «Всё лето в один день» Рэя Брэдбери. Но ведь там, несмотря на жестокость травли, не убивают!

Но мы можем просто почитать ленту новостей. И просто увидеть, что регулярно в той или другой точке мира дети расстреливают детей. Своих знакомых, своих одноклассников, своих близких.

Что же случилось? Как за последние десятилетия факт детской стрельбы стал из фантастики — реальностью? Пугающей, ошеломляющей, но реальностью. Попробуем разобраться.

Социальная дизадаптация

За этими красивыми словами стоит очень простой смысл: «Не вписался», «Не сумел стать своим» (уточняю: есть термин «дИзадаптация» — сниженная адаптация, и есть термин «дЕзадаптация» — отсутствие адаптации). Причём можно полностью не вписаться и стать изгоем, а можно вписаться частично, став «жертвой», «клоуном» и т. п.

Во всех этих случаях ребёнок (когда я говорю «ребёнок», я говорю не только о детях, но и о подростках и молодых людях со слабой, не сформированной жизненной позицией) чувствует себя очень дискомфортно, причём этот дискомфорт нарастает со временем. До какой степени этот дискомфорт может нарастать? А вот это во многом зависит от того, насколько велик разрыв между «первыми» и «последними».

   
   

Нарушения адаптации существовали всегда, но именно в последние десятилетия резко вырос уровень сегрегации, т. е. разрыва между «успешным лидером» и «жалким неудачником». Рост величины этого разрыва культивируется рекламой и фильмами, разговорами взрослых и реалити-шоу. Всё больше «неудачник» становится не просто «отстающим», но «тварью дрожащей».

Иногда ребёнок становится «тихим неудачником». Он уходит в мир грёз, становится «эльфом восьмидесятого уровня» в компьютерных играх, чуть позже он сможет начать искать утешение в алкоголе и наркотиках. В лучшем случае он может стать Акакием Акакиевичем из гоголевской «Шинели», ведущим тихую незаметную жизнь.

Но тут важно помнить, что подростковый возраст является порой не только психологической, но и гормональной перестройки. Гормональная система подростка нестабильна, а значит, высока вероятность того, что тихая покорность может одномоменто смениться бунтом. Причём, вполне по классику, «бессмысленным и беспощадным». И «приличный» ребёнок может одномоментно превратиться в безжалостного «мстителя».

Милый спокойный мальчик может жестоко избить своего обидчика, а тихая девочка располосовать лицо ногтями первой красавице класса, гнобившей её.

Да, скажете вы. Хорошо, скажете вы. Дети дерутся, даже жестоко дерутся. Но убивать?! А вот теперь мы перейдём ко второму пункту.

Культивирование обыденности насилия

В 1996 году на экраны вышел фильм Милоша Формана «Народ против Ларри Флинта». Фигура реального порномагната особых симпатий не вызывает, но одно из высказываний фильма бьёт не в бровь, а в глаз. Ларри Флинт спрашивает, почему фотографии обнажённых тел являются порнографией и не могут публиковаться в журналах, а фотографии тел, разорванных бомбами, расстрелянных бандитами, растерзанных толпами, порнографией не являются и пестрят на передовицах?

Давайте сознаемся: мы культивируем обыденность насилия. Причём культивировать её можно и под крики «Какой ужас!». Просто муссируя тему насилия, мы вбиваем в головы себе и окружающим (прежде всего, детям с их несформированным мировоззрением), что насилие, конечно, УЖАСНО, но… ОБЫДЕННО! Что оно является неотъемлемой частью нашей жизни (особенно любопытным и сомневающимся предлагаю почитать про социальную технологию, называемую «Окнами Овертона»).

Нормальность убийства для решения проблем культивируют и кинофильмы. Кто из нас не сочувствовал Главному Герою, героически уничтожающему толпы Мерзких Злодеев?

А компьютерные игры? Думаете, достаточно оградить ребёнка от шутеров про маньяков, типа Postal, и дело в шляпе? Как бы не так. Даже в забавных Angry Birds, которые многие ставят на планшеты для малышей, Милые Птички, которых обидели Злобные Свиньи, весело уничтожают этих Злобных Свиней… погибая при этом сами.

И мы даже не думаем о том, что решение проблемы через насилие, не просто насилие — физическое уничтожение, становится нормальным для наших детей.

Да, скажете вы. Хорошо, скажете вы. Но ведь не все дети хватаются за оружие? Не все убивают? Почему же не выявляют тех, кто может быть в группе риска? И вот теперь я приведу ещё два пункта.

«Образование», победившее педагогику

В культивировании «значимости успеха», о котором я говорил выше, мы за «образованием» забыли педагогику.

Учителя озабочены баллами ЕГЭ и участием в олимпиадах. Им не до «воспитания» и «психологических заморочек». «Ах, он так хорошо учился!» — слышим мы об очередном «слетевшем с катушек». Естественно! Господа педагоги! У вас на втором курсе была психология, где вам объясняли, что для детей и подростков характерна реакция компенсации, что свои неудачи в социальных отношениях они могут компенсировать успехами в учёбе.

Школьные психологи? Это прекрасно звучит в теории, но на практике школьный психолог в обычной школе не может почти ничего. И не потому, что он плохой или глупый. Просто на него возложено столько задач по «психологическому обеспечению образовательного процесса», что времени в одиночку отследить, чем дышит каждый из нескольких сотен детей, у него нет. По определению. Но даже если он и отследит, то… об этом я напишу чуть позже.

Родители? Давайте будем честны: для огромного количества родителей самое важное — чтобы ребёнок нормально учился, чтобы их не вызывали в школу, чтобы у них не было проблем. А в сочетании с типичной для подростков реакцией эмансипации, когда тот отдаляется от родителей и не склонен доверять им свои личные переживания, что-то заметить может лишь тот родитель, который ВСЕГДА был крайне внимателен к настроению и душевным потребностям своего ребёнка… А не к перспективам его карьеры и карьеры своей.

Развал системы психиатрической помощи

Давайте будем честны: полностью психически здоровый ребёнок на убийство не пойдёт. (Внимание! Мы часто слышим, что убийца «был признан вменяемым». Вменяемость и психическое здоровье — не синонимы! Вменяемым может быть и человек с психопатией, и человек с шизофренией.)

«Почему школьный психолог не увидел, что ребёнок странный?» Да потому, что у педагога-психолога образование другое, он не психиатр, который специально обучен и натренирован всем своим опытом эти странности выявлять. «А почему психолог увидел, но ничего не сделал?» Да потому, что не мог он ничего сделать. Не мог — и всё. Для этого опять-таки нужен психиатр. О да, психолог может порекомендовать родителям показать ребёнка психиатру. После чего большинство родителей… ничего не делают. Показать ребёнка психиатру? Да его в психи запишут! Да это клеймо! Да всей карьере конец!

Слово «психиатр» превращено в пугало, что не приносит ничего, кроме вреда.

Давайте признаем: система психиатрической помощи детям и подросткам у нас в стране полностью развалена. Слово «психиатр» — дискредитировано. И не надо кричать: «Ах! Как же не заметили, как ничего не сделали!» Некому замечать и делать.

Резюме

1. В основе крайне жестокого, агрессивного поведения ребёнка практически всегда лежит психическая патология или особенности характера в сочетании с грубыми нарушениями социальной адаптации.

2. Культивирование нормальности насилия само по себе не приведёт к агрессии (ни в коем случае не надо сводить всё к «засилью насилия на экране»), но оно подсказывает ложную идею «силового выхода» из проблемы.

3. Детей не учат социальной адаптации. Хуже того, учат «ложной» адаптации: хорошо учись, будь послушным, и всё будет хорошо. Родители и общество не уделяют внимания душевной жизни ребёнка, концентрируя внимание лишь на его достижениях.

4. Современная система не поведёт за ручку ребёнка и его родителей к специалисту для оказания помощи.

И что же дальше?

Я нарисовал невесёлую картину. Но реальную.

Есть ли выход? Что же мы можем сделать?

Мы не можем щелчком изменить систему. Но мы можем позаботиться о собственных детях. Мы можем уважать их мнение и быть внимательными к их переживаниям, мы можем отслеживать резкие изменения их поведения и консультироваться со специалистами, не дожидаясь «направления»…

Мы можем объяснить нашим детям (предварительно поняв это для себя), что знания и достижения важны, но вовсе не являются единственно важной вещью в жизни. Что научиться уважать себя и других, отстаивать свою позицию, не унижая других, — не менее важно.

А самое главное, мы можем научить наших детей тому, что из любой ситуации есть выход. Что убийство и самоубийство — не единственный путь. Мы можем научить их любить и уважать свою и чужую жизнь.

Мы можем. Если захотим и не забудем…

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции