Несомненно, защита граждан от преступлений является насущной и важнейшей задачей любого государства. Как оно с ней справляется – вопрос дискуссионный. Тем не менее, отрицать тот факт, что правосудие не всегда оправдывает наши надежды, невозможно
Что делать, если вы оказались жертвой преступления и столкнулись с нарушением своих прав? Каким должен быть вектор реформирования правоохранительной системы? Ответ на эти и другие вопросы в беседе с АиФ дала член Общественной палаты РФ Председатель правления правозащитного общественного движения «Сопротивление» Ольга Костина.
«АиФ»: - Ольга, в последнее время в СМИ появилось много негативной информации о деятельности отечественных правоохранительных органов. На ваш взгляд, чем связан нынешний всплеск критики? Ведь милицейский произвол существовал и раньше. Не является ли нынешняя антимилицейская кампания очередным ходом, преследующем чьи-то личные цели?
О.К.: - Знаете, на мой взгляд, у этой проблемы есть два аспекта. Один из них связан с тем, что в правоохранительной системе у нас происходит нечто сродни техногенной катастрофе. Это вызвано тем, что в течение многих лет после того как разрушился СССР, в котором по определенному укладу функционировали эти же органы, ни одной внятной реформы после этого не случилось. Были бесконечные кадровые перестановки, перекладывания полномочий, обусловленные политическими амбициями. К настоящему времени произошел до такой степени моральный и профессиональный износ этих систем, что они зачастую представляют уже угрозу для гражданина, а не безопасность.
Мне кажется, что элемент черного пиара здесь имеет место, потому что не секрет, что борьба за погодны и кресла не отменяется. Иногда очень хорошо видно, что происходит вбрасывание информации, видимо, рассчитанное на кадровые перестановки. Но в целом я думаю, что безотносительно того, что явилось толчком к дискуссии, конечно, ее нужно использовать, что бы добиться реформы правоохранительной системы, чтобы она заработала на гражданина, а не сама на себя и государство.
Нужно понять одну вещь. Самое важное в реформе – вектор работы. Считается, что задача милиции в том, чтобы поймать преступника. На самом же деле это не так. Ее задача - защитить гражданина. Вот этого в нашей стране нигде не существует. Ныне у наших правоохранительных органов стоит задача поймать преступника любой ценой. Граждане – это только способ доказательной базы, способ, чтобы поймать, это инструмент. То, что этот гражданин и есть их заказчик, тот закон, на который они работают, - этого не заложено, не учат этого.
Например, в законе Германии в преамбуле написано – жертва преступления является принципиальной фигурой для правосудия, потому что с ее заявления о преступлении начинается преследование преступника. Если бы мы могли такую фразу найти в законах РФ, то, наверное, от нас как от потерпевших не отмахивались бы в милиции. Наверное, у нас были бы реальные права и на адвокатов, и на компенсацию, о которой сейчас много говорят. У нас ничего этого нет. Мы – пустое место для нашего правосудия. В лучшем случае мы инструмент, с помощью которого сажают, выпускают и так далее. Во всем мире главная фигура для правосудия – обратившийся туда гражданин, у которого нарушены права. А у нас учебники МВД написаны таким образом, что жертва виновата в том, что с ней произошло. То есть мы учим милиционеров, что этот лох, который к тебе обратился, сам дурак. Мы их учим презрению к человеку, на которого они работают. Поэтому здесь большой комплекс проблем. Вопрос и в образовании тоже, но тех милиционеров, которые работают сейчас, уже образованием не поправишь.
«АиФ»: - Вы считаете, что в нашей стране, где достаточно высок уровень коррупции можно навести порядок?
О.К.: - В своей деятельности мы работаем с живыми людьми, у нас очный прием граждан и консультации на телефонах. Да, на сегодняшний день у нас с помощью денег можно добиться очень много в правосудии. Поэтому когда мы говорим о независимости судей, здесь неправильно смещен акцент, потому что у нас все считают, что независимость – это главное, чтобы власть не звонила, не оказывала давления, а на мой взгляд, там процент давления власти невелик, а вот процент давления денег зашкаливает. Могу только сказать о том, что надо настаивать на реформе не только МВД, но на реформе всей системы. Согласитесь, недавний случай в Санкт-Петербурге, когда судья выпустил педофила… Казалось бы, часть системы, которая должна была задержать и расследовать, отработала хорошо, хотя дело сложное. Пятилетний ребенок, подвергавшийся истязанию, действительно ужасная история. Каково же было удивление, в том числе и тех, кто вел это дело, когда судья дала 6 лет условно, потому что у него хорошие характеристики с места работы и семья. Тут говорить нужно о системном реформировании, недостаточно сделать замечательную милицию при плохой прокуратуре и плохом суде. Я вынуждена сказать, что в судах нам действительно зачастую в лицо демонстрируют коррупцию, которую мы не всегда можем доказать, но можем почувствовать. Единственный выход из этого – добиваться общественного контроля за работой правоохранительной системы, реального. Не общественные советы, которые состоят из хороших людей, которые собираются два раза в год, пьют чай с руководителем ведомства и расходятся. Нужно добиваться реального участия в этом, в ином случае мы просто не сможем никак с этим справиться.
«АиФ»: - Ольга, то, что вы говорите, безусловно, правильные вещи, но насколько реально их осуществление? Не боитесь ли вы, что правозащитной деятельностью можете лишь поломать себе карьеру?
О.К.: - Карьеру я себе уже не делаю. Карьеру я делала раньше. Надо сказать, на тот момент я была довольна тем, что со мной происходило, я окончила МГУ, работала по своей специальности в сфере журналистике. Потом я стала заниматься связями с общественностью, политическим консалтингом, у нас с мужем была своя компания, я работала советником заметных людей и вполне себе продвигалась по жизни, пока сама не попала в ситуацию, когда оказалась жертвой преступления. Я попала в худшую ситуацию, потому что помимо криминального нападения я оказалась втянутой в политическую войну, потому что я проходила по делу «Юкоса», по той части, которая касается службы безопасности этой компании. Надо сказать, тогда это только усугубляло мое положение, потому что мало того, что я находилась в шоке, попала в нашу машину правосудия, которая не привыкла видеть живого человека и считать, что она вам что-то должна. Наоборот она считает, что вы ей должны. На это наложился и тот факт, что информационное пространство было серьезно загажено разного рода влияниями. Я прошла два суда с присяжными и несколько лет то начинавшегося, то останавливавшегося расследования, разных способов давления на меня. Сейчас я достаточно спокойно к этому отношусь, но никому не пожелаю ни стать жертвой любого преступления, ни попасть в эти жернова, в которых оказалась я и моя семья. После этого я и приняла решение. Узнав о том, что положение жертв в нашей стране – это просто преступно и бесчеловечно со стороны государства, узнав, как это устроено во всем мире – ровно наоборот, чем у нас, - я и приняла решение прекратить свою творческо-политическую деятельность и поменять вектор. Я вместе с двумя единомышленниками я зарегистрировала общественное движение. В этом году нам 5 лет. Надеюсь, что нам удастся добиться того, чтобы система поддержки жертв преступлений заработала и в России. Во всем мире в ней участвует государство, являющееся стержневой задачей для правосудия. Мы много говорим о гуманизации. А наше правосудие карательное, у него нет задачи восстановить права, помочь жертве, у него есть задача растерзать преступника в лучшем случае, в худшем – отмазаться от того и другого. А в мире смысл правосудия заключен в попытке восстановить попранные права. Если для этого нужно изолировать преступника – он изолируется. Если преступника можно социализировать, заставив его в первую очередь компенсировать то, что он наделал, делается это. Смысл правосудия – работа на человека, который оказался жертвой и попытка восстановления его прав. Мы этого добиваемся, и у нас есть частичные успехи – это сейчас звучит и от Медведева, и от Путина. Потихоньку к нам присоединяются некоторые силовые министры, в ближайшее время будет огромное заседание с участием Бастрыкина. На сегодняшний день это моя единственная задача в жизни. Вряд ли это можно назвать карьерой.
«АиФ»: - Как вы считаете, способны ли подразделения по государственной защите участников уголовного судопроизводства МВД России справиться с возложенной на них задачей?
О.К.: - Что касается финансовой стороны вопроса, то денег для госзащиты сейчас достаточно. Последний документ, который продлевал эту работу в РФ, подписанный в конце прошлого года, предполагает выделение на 3 года 1 млрд 620 млн рублей. По оценке самих сотрудников этой системы денег достаточно. Есть другая проблема – недостаточное качество законов, регламентирующих эту работу и недостаточное количество конкретных инструкций, которые обусловливают правоприменение. Есть целый ряд действий, которые должна предпринимать госзащита в процессе работы – это и переселение на другое место жительства, и замена документов, самое простое – физическое сопровождение, охрана. В законах это прописано только рамочным образом, и сотрудникам системы приходится просто полагаться на собственную смекалку и собственные связи. Никто не обязан трудоустраивать свидетеля в другом регионе. Документы, которые ему выдаются, временные и подлежат возврату, в них запрещено вносить изменения. Если вы родили ребенка, будучи под защитой, то вы никуда его не впишете. Там есть масса нюансов, которые не позволяют систематизировать эту работу. Я разговаривала с одним из руководителей госзащиты в регионе, где успешно идет работа, и он мне перечислял проблемы, и стало понятно, что деньги – не проблема, проблема – как грамотно ими распорядиться. И самая большая проблема с их слов – сегодня объект работы органов госзащиты – угрозоноситель. То есть они опять с помощью свидетеля ловят преступника. Их конечная задача – поимка и посадка преступника. То есть до суда вас только дотянут живым, а дальше за вас никто не отвечает. Этот фактор, который мне сказал сам сотрудник этого подразделения, когда человек четко понимает для себя, что когда их используют в судебной системе, дальше они как-нибудь сами выбираются. А преступник может выйти, у него могут быть подельники. Кто отвечает за человека, который действительно помог обезвредить правонарушителя, положился на помощь государства и обнаруживает, что эта помощь только до суда? Поэтому там нужна реформа, связанная с сопровождением. Должна быть не работа на тупую поимку преступника, это должна быть работа на сопровождение гражданина, который согласился с риском для себя и своей семьи на эту работу пойти. Поэтому здесь нужно изменить в законе порядок попадания под госзащиту, потому что нужно понимать, что чтобы принять такое решение, нужен специалист. На сегодня такое решение о госзащите принимает следователь или судья, груз довольно большой, и отличить реальную опасность от просто страха и шока сложно, для этого нужно иметь специальные навыки и понимать, что ты за это отвечаешь. Поэтому с точки зрения финансовой в программе все неплохо, а с точки зрения систематизации еще нужно работать. Мы собрали все предложения, которые есть и у самих сотрудников, и у тех, кто попадал под эту программу, будем передавать в министерство с просьбой скорректировать законы. Такой цинизм ни к чему, кроме как к потере граждан как свидетелей, не приведет.
«АиФ»: - На ваш взгляд, чего же не хватает нашей судебной системе в первую очередь?
О.К.: - В первую очередь нашей судебной системе не хватает ответственности. Можно добавить им зарплату, можно сдувать с них пыль, не разговаривать с ними, чтобы не оказать на них давления, но они должны нести ответственность. Должен быть контроль за этой системой. Я сейчас не готова сказать, какой, есть очень тонкая грань между контролем и давлением, но то, что происходит сейчас – нездоровая ситуация. Мы написали письмо председателю Верховного суда Лебедеву с предложением провести всероссийское методическое совещание хотя бы по проблематике защиты детей, чтобы они понимали, что предпринятые реформы не все удались по ужесточению наказаний за педофилию, но что-то удалось, и хотя бы это нужно использовать, чтобы эти люди не уходили от ответственности. Помимо того, что мы будем требовать, чтобы квалификационная коллегия принимала в этом участие, но и нужно поговорить с самим судейским сообществом, потому что, прикрываясь лозунгом о независимости, мы можем получить вообще бесконтрольную систему. Поэтому думаю, что в первую очередь это ответственность и общественный контроль.
«АиФ»: - На какие же средства существует "Сопротивление"? Смогла ли она реально кого-нибудь защитить?
О.К.: - Мы, как и большинство организаций, содержим себя сами с некоторым участием государства, я имею в виду гранты, которые Общественная палата раздает последние 3 года. Организовывались мы сами на средства учредителей, это я, мои коллеги, которые могли себе позволить в силу того, что у них есть бизнес, вложили в это предприятие деньги. Мы содержимся людьми, которые сами попадали в такие истории. Есть у нас некоторая часть анонимных жертвователей, которых мы не знаем, это люди, которые после акций, которые мы проводим, просто присылают нам на счет деньги, и та работа, которую ведет Общественная палата, это государственные гранты. В настоящее время мы рассчитываем на несколько грантов наших европейских коллег. Так и выкручиваемся. Между тем, работа по потерпевшим во всем мире – это государственное и частное партнерство. Мы будем добиваться такой же формы. Это когда и государство выделяет деньги на бесплатные правовые консультации, сопровождение в судах, и компенсационные программы, это не наша компетенция, а государства. Но работу по отслеживанию всего этого было бы целесообразно, по опыту Европы, возложить на НТО, но пока до этого еще очень далеко.
Что касается второй половины вопроса, то у нас есть очень разные истории. Защитой мы считаем и ту повседневную работу, которую ведем. У нас огромный объем консультаций граждан. Это не прием человека с целью сказать, куда ему сходить. Это составление за них документов. У нас огромная переписка с силовыми ведомствами, у нас достаточно много успешных случаев, и тяжких, и просто консультативных. Разброс самый разный, но наша основная задача – практическая правовая и психологическая помощь гражданам, совместная борьба за их права. Где-то дело отказываются возбуждать, где-то отказываются потерпевшим признавать. В любом случае, когда наша силовая структура любая видит, что человек пришел не один, она себя ведет совершенно по-другому. Когда вы одни, когда вы расстроены, подавлены, у вас нет навыков, вы не юрист, от вас легко отмахнуться, редкий случай, когда они этим не воспользуются. Но если они видят, что за вами, хоть что-то наблюдается, они, по крайней мере, ведут себя аккуратнее.
«АиФ»: - В таком случае, если вдруг с нашими читателями, не дай Бог, возникнет одна из ситуаций, о которых мы с вами сегодня говорили, как им можно будет с вами связаться?
О.К.: - Телефон нашей бесплатной горячей линии (495) 781 96 02, она работает с 9 до 21. Существует также очный прием, где можно попасть к юристу или психологу. Телефон для записи (499) 252 83 63 с 10 до 17 часов.
Смотрите также:
- Мария Метлицкая: В полицейском государстве функции цербера должна выполнять полиция, а не милиция →
- Людмила Алексеева: «В России очень жестокая и мстительная власть» →
- Юлия Колесниченко: Обитель зла →