Марина Степнова, автор романов «Хирург» и «Женщины Лазаря»:
- Не понимаю, почему все рвутся на дачу летом? То есть понимаю, конечно, – картошка, грядки, яблони…
Все прополоть, удобрить, подвязать, перед сном недолго поваляться в гамаке, проклиная ноющую, натруженную поясницу. В августе бегать по друзьям и знакомым, пытаясь пристроить урожай. Вам кабачки не нужны? А яблоки? Да сами не знаем, куда девать. Хоть поросенка заводи, честное слово!
То ли дело – зимой. Тихо, снежно, морозно. Намело так, что тропинки приходится придумывать заново. Там, где мы прошли, проваливаясь по колено, – там теперь и путь. С трудом открываешь тугую, заждавшуюся дверь – холодно! Но все равно чуть теплее, чем снаружи. Тень прошлого солнца. Призрак того, что мы надышали этим летом. Ничего, сейчас протопим. Печка, дрова, неловкая поначалу суета, с каждым движением обретающая жизнь. Стоит огню разгореться, даже самая захудалая дачка становится домом. Вы заметили? Именно зимой дом обретает особый смысл. Спасительный. За окном – быстро синеющий, угасающий день. Холод. А у нас тепло. Пахнет печкой, вкусным дымком, бабушкой. Она всю жизнь прожила вот в таком же домике – с печкой, с колодцем, с ежегодной квашеной капустой. На самом дне ведра – ржаная горбушка. Сверху – яблоки. Моченые, крепкие, с лопнувшим сахаристым бочком. Жалко, что никто так и не потрудился спросить рецепт. Жалко, что бабушка давно умерла.
Но зимой почему-то даже думать об этом – не страшно. Вечером выйдешь на крыльцо, поеживаясь, послушать, как звенят звезды. И ахнешь – до чего красиво. Так красиво, как у нас зимой, не бывает нигде.
Мы – зимнее царство. Холод придает нам долгожданной величавости. Средняя полоса, кисленькая, такая невзрачная летом, зимой завораживает. Главное, убраться подальше из города с его реагентами, промозглым смогом, грязной толчеей. Дурные дороги на даче превращаются в идеальные санные пути. Надо бы, конечно, зимой всем пересаживаться на тройки. Никаких пробок, медвежья полость, пушкинский иней, колокольчик Глинки, лермонтовская веселая злость.
Зимой понимаешь еще одну важную вещь – кроме снега и холода, России необыкновенно к лицу XIX век. Наше лучшее время. Романтизм, медленно плывущий в сторону реализма. Все ошибки и промахи – в будущем.
А вокруг только холод и снег, сонные опушенные ели да бесконечная ледяная дорога, по которой летит, сама не зная куда, вечная русская тройка, унося далеко-далеко еще один наш извечный символ – вороватого и продрогшего прохиндея Чичикова…
Смотрите также:
- Борис Минаев: «Москва при первых же морозах превращалась в ледяной аттракцион» →
- Анатолий Трушкин: «Люблю идеальный порядок на даче и на столе» →
- Крупноблочное детство →