Одного из ведущих абдоминальных хирургов России мы застали прямо во время операции. У пациента – распространенный рак поджелудочной железы. Операция длилась больше пяти часов. Несколько месяцев химиотерапии дали положительный эффект, и опухоль даже уменьшилась.
– Раньше таких пациентов вообще не оперировали, – говорит Игорь Евгеньевич. – Сейчас появляется все больше научных работ, которые говорят о том, что это возможно и иногда позволяет улучшить качество жизни пациента и продлить жизнь.
Рак можно победить
Юлия Борта, «АиФ. Здоровье»: Наши доктора совершают чудеса мастерства, проводя труднейшие операции больным с 3–4‑й стадией рака. Почему же люди так поздно обращаются?
Игорь Хатьков: Что касается конкретно этого заболевания – злокачественной опухоли поджелудочной железы, то эта патология очень трудно выявляется. Плюс к тому, многие люди до сих пор не доверяют врачам, не проходят вовремя диспансеризацию. Например, что касается рака желудка, в развитых странах 60% и более пациентов при этом заболевании оперируются в первой стадии. В России – не более 8–10%. А надо просто вовремя, до того как появились боли и другие симптомы, пройти гастроскопию.
Возможности медицины сегодня очень велики, поэтому многое зависит от информированности самих людей, их желания заниматься своим здоровьем. Но у наших людей, если предложить им гастроскопию, и особенно колоноскопию, это вызывает чуть ли не шок. В итоге в России 70–80% рака толстой кишки диагностируется тоже в 3–4‑й стадии. А результаты лечения зависят во многом от его своевременности. В начальной стадии во многих случаях можно добиться фактически излечения.
Ранняя диагностика имеет большое значение. На днях в нашем центре был прооперирован пациент с огромной – порядка 40–50 см в диаметре – злокачественной опухолью надпочечника. Она была настолько большой, что пациент предполагал, что у него какие-то проблемы с ребром. Опухоль врастала в полую вену, в самом труднодоступном для хирурга месте. Поэтому операция была очень сложная, по объективным причинам она прошла с кровопотерей больше 10 л. И это при том, что объем циркулирующей крови у человека всего 4–5 л. Наши хирурги, анестезиологи и реаниматологи все скомпенсировали, пациент сейчас готовится к выписке. Но чтобы не доводить врачей до таких подвигов, нужно, конечно, вовремя обследоваться. И доверять врачам. Находить тех, кому можно доверять. А у нас таких много.
– Это правда, что сейчас опухоли желудка можно навсегда вылечить, только вовремя прооперировав?
– Правда. Сегодня есть оборудование, которое позволяет рассмотреть почти как под микроскопом стенки желудка, провести исследование ее слоев и таким образом поставить очень точный диагноз на самой ранней стадии. Далее, если это начальные стадии злокачественных заболеваний, эндоскописты делают резекции (удаление части) слизистой и потом с отслеживанием краев этой резекции контролируют возможный продолженный рост опухоли. Если что – повторяют вмешательство. У нас такая группа пациентов есть.
Быстро и качественно
– Гастроэнтерологи говорят: сейчас гастрит есть у всех. Чуть ли не со школы. То есть это неизбежно? Все мы к вам придем как пациенты?
– Сложно сказать. Изменения в желудке у любого можно найти, потому что это такой стрессорный орган. Курение, стрессы, плохой воздух, некачественная еда – все на него влияет. Но это влияние часто относительно. Скажем, сегодня – выраженное воспаление, а завтра нормально поел, отдохнул – и воспаление стихает. Просто до язвы не надо доводить, до рака. Хронический гастрит – это по сути предрак. Какой рецепт? Надо есть качественные продукты, соблюдать режим питания, не курить.
– Ваш центр был образован около года назад. Зачем понадобилось объединять институт гастроэнтерологии с обычной городской больницей?
– Наша главная задача – обеспечить современное лечение. Сейчас проходит реформа системы здравоохранения: сокращаются неэффективно работающие койки, а создаются так называемые «дорогие» – оснащенные самым современным оборудованием, привлекаются для работы доктора с мировым именем. Именно это у нас и происходит. Например, в ЦНИИ гастроэнтерологии, на базе которого образован наш центр, всего 10% коек были хирургическими, он был в основном терапевтического профиля. Сейчас же наша клиника относится к тем немногим в стране, да и в мире, где при таком большом количестве заболеваний выполняются самые современные лапароскопические операции (через несколько разрезов размером до 1 см). То есть создается учреждение абсолютно нового типа – поддерживающее традиции научного института с 40‑летним стажем (мы сохранили всю структуру института), но оказывающего помощь на более высоком качественном уровне. Добавились новые направления, в частности, онкология, урология. И что немаловажно – койка работает быстро.
– Что это значит? Сделали операцию – и на следующий день пациент ушел домой, как на Западе?
– Средний койко-день за год мы сократили больше чем в два раза. Сегодня после стандартных операций – по удалению камней в желчном пузыре, при грыжах – пациенты через 2–3 дня выписываются домой. Первое время мы опасались, как это будет восприниматься людьми, но пациенты восприняли это очень хорошо. Естественно, в сложных случаях больные наблюдаются специалистами дольше.
«Вредные» привычки
– А люди, наверное, теперь меньше ждут очереди на госпитализацию?
– Мы выстраиваем эту систему. У наших людей, да и у врачей, сложились определенные «вредные» привычки. В частности, по старинке направлять в стационар больных, которые в стационарном лечении не нуждаются. Нужно заинтересовывать врачей в амбулаторных учреждениях в том, чтобы они максимально на себя забирали поток пациентов и направляли в стационар только по показаниям. При этом стационары разгружаются, а их врачи концентрируются на более сложных видах патологии. Этот процесс в московских клиниках идет активно.
– Помимо сокращения количества койко-дней, есть еще какие-то плюсы от объединения разнопрофильных клиник в один центр?
– Конечно, есть. Экономится огромное количество денег – десятки миллионов рублей. Больница нуждается в уборке территории, бухгалтерии и т. д. Когда одна компания ее обслуживает (аутсорсинг), это всегда дешевле, чем две. Сэкономленные деньги позволят отремонтировать помещения и закупить новое оборудование.
– Насколько целесообразно в регионах перенять ваш опыт?
– На самом деле это опыт московского здравоохранения. Планируется развивать его и дальше в рамках самых передовых международных тенденций. Создавая такие центры в регионах, нужно все просчитывать. Это оптимально при большом потоке пациентов определенного профиля. Нельзя делать это в клиниках, где в год выполняется несколько операций какого-то определенного вида. Есть данные исследований, например, в хирургии поджелудочной железы: если в клинике делается меньше 40 операций в год, то результаты хирургического лечения здесь не могут соответствовать мировому уровню.
– Что бы вы назвали прорывами в гастроэнтерологии? Что несколько лет назад еще не лечили или лечили плохо, а сейчас научились?
– Многие формы опухолей желудочно-кишечного тракта. При этом в лечении используются малотравматичные эндоскопические технологии. За последние 15–20 лет от хирургов практически полностью ушла язвенная болезнь. Большие достижения в лечении воспалительных заболеваний кишечника. У нас применяются технологии быстрой реабилитации после операции. А перед ней мы сильно не мучаем пациентов подготовкой – никаких клизм, как это принято, не делаем, люди живут обычной жизнью. Кстати, недавно в нашем центре появилась телепатическая установка – робот-хирург, который позволяет более легко и точно выполнять хирургическое вмешательство. Хирург управляет джойстиками перед монитором, а оперирует робот.
– У вас есть последователи?
– Лечение – образование – наука. Без сочетания этих факторов сегодня просто невозможно работать на хорошем уровне. Врачу все время надо самосовершенствоваться. Только в прошлом году в нашем центре прошло около 20 мастер-классов, в том числе европейский сертификационный цикл по хирургии.