12 августа 2000 года в Баренцевом море на глубине 108 метров затонула в результате катастрофы атомная подводная лодка «Курск». Все 118 членов экипажа погибли.
Водолаз Андрей Звягинцев был одним из участников операции по подъему тел затонувших подводников, начавшейся 25 октября 2000 года. И до сих пор не может ее забыть, даром что за четверть века в морской службе случалось всякое. В 2011, к примеру, была пассажирская «Булгария». Но «Курск» — отдельной графой. Как для всей страны...
Витязь глубины
В те августовские дни Андрей с командой собирался на плановые учения. Срочный приказ отправиться в район Баренцева моря спутал все планы. Было понятно: ситуация серьезная. Но что настолько страшная, никто и представить не мог.
В операции по подъему тел подводников и секретных документов затонувшей подлодки участвовали 6 россиян и 6 водолазов из Норвегии: именно они сделали технологические вырезы в корпусе атомохода. А внутрь «Курска» уже пошли наши специалисты.
Водолазов-глубоководников иногда поэтично называют витязями глубины, даром что красоты в их работе, прямо скажем, мало. Однако Андрей — действительно витязь. И фраза из легкомысленной песенки о «военных, красивых, здоровенных» — тоже про него. Он настоящий русский мужик. И не только потому, что участвовал в операции по подъему тел затонувших подводников. Хотя поэтому — в первую очередь. Настоящий, потому что не хвалится своими заслугами.
В 2000 году он, 31-летний капитан второго ранга, уже имел множество наград. Но ни родители, ни жена Ирина никогда не знали точно, какую работу он выполняет в командировках. И могли только догадываться, как рисковал их любимый сын и муж.
С Андреем и Ириной мы встретились в военном санатории уже после завершения операции осенью 2000 года. И поняли, что настоящий офицер Звягинцев — еще и очень душевный человек.
— Когда по телевизору сказали, что в России нет сил и средств для спасения, нет водолазов-глубоководников, у меня и у всех моих подчиненных мичманов был шок, — вспоминал Андрей. — Такого мы о себе еще не слышали. Я командир спасательной группы, у нас их две в отряде! Никто не имеет меньше 2000 часов погружения. Высококлассные специалисты! Когда о трагедии сообщили СМИ, мы уже сидели в готовности: отряд ведь быстрого реагирования. Хотя средств, с которыми нужно спускаться, действительно нет.
Отбор был жесткий. Сначала назначили 12 человек, а пошли шесть. Из отряда остались: сам Звягинцев, Сергей Шмыгин, который всегда работал с ним в паре, и Дмитрий Семизаров. Еще трое — черноморец Юрий Гусев, Дмитрий Новиков с Балтийского флота и представитель 40-го НИИ Владимир Селютин...
— Работали так: двое наших, один англичанин. Норвежская контора набирает водолазов со всего мира. Помните, во время Второй мировой немецкие подлодки торпедировали «Эдинбург», на котором мы по ленд-лизу перевозили золото из Мурманска в Англию? Англичане потом организовали на место гибели экспедицию. Так вот, с нами работали четверо из тех, кто спускался на «Эдинбург». Нашим ребятам в основном по 28-30 лет, а у них самому молодому — 42. Критерий у водолазов один: здоровье. Снаряжение для спуска на глубину до 60 метров весит 90 килограмм. Так что хрупким здесь делать нечего.
Когда кто-то сказал, что российские специалисты уступают англичанам в профессионализме, наши поначалу оробели. Но, спустившись, сами поняли: профиль российских водолазов шире. Наш специалист делает очень много, их — только работает под водой и техники не касается.
— Словом, мы и тут оказались круче! Перед спуском отрабатывали аварийные ситуации. Например, на случай прекращения подачи воздуха в скафандр. Англичане не понимали: как может пропасть воздух? Капиталисты! В наш адрес они позволили единственное замечание: «Вы все делаете очень быстро!» Они-то в возрасте, английские пэры! Поначалу мы с ними объяснялись путем рисунков, жестов, на пальцах... А прощались друзьями.
Свечки о здравии
Супруга Андрея Ирина ждала мужа дома. Пока не ушел в барокамеру, все время звонил с «Регалии». Потом сказал: «Смотрите телевизор». И она стала переживать еще больше. Все время перезванивалась с родителями. А там только старенькая бабушка Андрея одна всех успокаивала. И даже виду не подавала, что волнуется.
— Когда передали, что спуски закончились, я так обрадовалась, что даже закричала, — смахивает слезу Ирина.
— Отец сильно волновался, — рассказывал Андрей. — Я уже потом узнал... Он чуть ли не каждый день ходил в церковь, свечи ставил. Когда после операции я первый раз позвонил, он взял трубку, и было слышно, как мама плачет. Отец признался тогда: «Ты извини, просто все накопилось»...
— А мне на работу однажды позвонил Боря из отряда, — продолжала Ирина. — Он не спускался, оставался на корабле. Помню, сказал: «Андрей передает привет, у него все хорошо». А у меня такой ком в горле — слова вымолвить не могу. Чувствую, если начну говорить, просто заплачу и все... Он понял, начал утешать: «Вы не волнуйтесь!» Андрей перед отъездом тоже успокаивал: «Не переживай, в лодку не полезу». Я: «Не лезь, все рано застрянешь, ты слишком большой!» Хотя знала, что полезет. И самый первый. А я как представлю себе эти шланги!.. Застрянут... Запутаются...
— Дилетант! За первым спуском следили все! Если б мы тогда замандражировали, больше уже не спустились бы. Трудность в том, что к нам подходила куча шлангов: водообгрев, подача воздуха, телекамера, связь... Скрученная связка неопасна, но возле водолаза кабели расходятся в разные стороны и представляют собой большое количество петель. Поэтому мы закутывали друг друга так, чтобы ни на один гвоздь не напороться, ни за что не зацепиться.
У иностранцев была задача вскрыть атомоход «Курск». С телами подводников работали только россияне.
— Спасибо Петербургской военно-медицинской академии, кафедре физиологии подводного плавания. Нас возили в морг, показывали человеческие тела во всех состояниях... Мы привыкли. А вообще... Бояться надо живых... Ира правильно говорит: мы все болеем фанатизмом. Для нас чем ситуация сложнее, тем интереснее. Это в хорошем смысле слова наркомания. Если так можно сказать...
Живых быть не может
Помню, тогда всех волновал вопрос: почему прекратили поиски в девятом отсеке атомохода. Андрей объяснил: был пожар, все завалило. Еще при первом погружении брали концентрацию воздуха и поняли: живых быть не может. СОР превышало все допустимые нормы. Однако несколько подводников успели надеть спецкостюмы.
— В этом пусть разбирается комиссия, там много непонятного. Некоторые спрашивают: почему водолазы не читали записки? Но это же нонсенс! Мы все собирали и поднимали наверх.
Гордость российского флота, атомный крейсер «Курск» безжизненно покоился на глубине 108 метров. Тем, кто связал жизнь с морем, видеть это было невыносимо. И забыть невозможно. Боль осталась в сердце навсегда.
Внутри все было перевернуто, на стенах от воды — черные разводы. Только когда водолазы обнаружили тело капитана Колесникова, его записку и вещи других моряков, картина трагедии стала более или менее понятной.
Летом 2001 года капитан 2 ранга Звягинцев снова руководил группой водолазов: теперь предстояло осуществить подготовку и поднять атомоход «Курск». У Андрея максимальное количество погружений. Больше 870 часов он провел под водой на глубине 112 метров. Думал ли там о семье?
— Честно — нет. В камере у меня всегда была с собой фотография. А на глубине подобные мысли могли привести если не к трагедии, то к неадекватной ситуации...
В 2002 году Андрею Звягинцеву было присвоено звание Героя России. Спустя два года он стал капитаном 1 ранга. Сегодня Андрей Николаевич — начальник 40 НИИ аварийно-спасательного дела, водолазных и глубоководных работ Минобороны, депутат муниципального образования город Петергоф.
