Об этом на страницах «АиФ» размышляет Леонтий Бызов, ведущий научный сотрудник Института социологии РАН.
Владимир Кожемякин, «АиФ»: Леонтий Георгиевич, по опросам ВЦИОМ, индекс счастья у россиян достиг рекордных значений. Значит, жить стало лучше и веселее?
Леонтий Бызов: Показатель объективной оценки счастья в очень большой степени носит психологический характер. Ощущение счастья совершенно не обязательно связано с успехами страны в целом и решением глобальных социально-политических проблем. Это частный вопрос, и, как показывают исследования, в первую очередь на него влияют возраст и здоровье. То есть молодые, здоровые, энергичные и влюблённые более счастливы, люди постарше — менее, а больные — ещё менее. Вот и всё.
О здоровье общества как такового тут речи нет. Хотя нельзя не признать, что российское общество в последний год переживает состояние некоего духовного подъёма, а это тоже является одним из кирпичиков счастья.
— Наверное, самыми счастливыми чувствуют себя наши чиновники?
— Не исключено, хотя за тот же год ситуация стала более тревожной для всех, и для чиновников в том числе, потому что те испытания, через которые проходит страна в связи с санкциями, угрожают их размеренному порядку жизни.
Кому крутить гайки
— Другие опросы ВЦИОМа показывают, что более 70% россиян готовы попрощаться с демократией и личными свободами ради сохранения порядка в стране. Кто эти люди?
— Те, кто не видит в политических свободах и демократии какой-то значимой для себя ценности. Самые обычные, простые слои населения — новое общественное большинство, превыше всего ставящее порядок и стабильность. Люди, которые ещё помнят «лихие 90-е» и боятся, что всё опять вернётся к тому хаосу. Они благодарны нынешней власти за то, что государство снова взяло на себя какие-то определённые социально-экономические обязательства и по возможности их выполняет. И пока ещё не видят в нынешнем кризисе чего-то для себя страшно угрожающего, воспринимают это как временное явление, которое стоит пересидеть, переждать, и тогда всё, мол, снова вернётся на круги своя.
Для большинства людей порядок состоит не в «жёсткой руке» и репрессивном характере власти, а в том, чтобы были устойчивые правила игры и начали работать законы.
— Могут ли вообще в сознании русских людей уживаться и свобода, и соблюдение законов?
— Для большинства людей порядок состоит не в «жёсткой руке» и репрессивном характере власти, а в том, чтобы были устойчивые правила игры и начали работать законы. Это требование новых собственников, среднего класса и тех социальных групп, которые подпирают его снизу. Они заинтересованы в свободе, но только в рамках тех правил, выполнение которых гарантирует государство. Получая свободу без такого порядка, люди оказываются в плену насилия: первый же диктатор или группа бандитов по праву силы начинают навязывать им свою волю. А единственным защитником от произвола может стать только вменяемое государство.
— Ваша фраза: «В представлении большинства справедливость является частью порядка». «Справедливость» в массовом сознании — «отнять и поделить»?
— Нет, безусловно, «отнять и поделить» — девиз небольшой части общества, по преимуществу представителей старшего поколения, живущих воспоминаниями о прошлом. Но вместе с тем эти люди считают справедливым прежде всего соответствие той помощи, которую они получают от государства, и того вклада, который они внесли в процветание страны. И когда они видят, что огромные состояния имеют люди, которые ничего, с их точки зрения, полезного не сделали, это вызывает справедливое недовольство и негодование.
За последние 25 лет мы начали понемногу приспосабливаться к неравенству, богатые люди не вызывают такой острой неприязни, как раньше.
Социальная помощь тем, кто оказался в тяжёлом положении, больным, старикам, сиротам и другим нуждающимся категориям населения, — принципы, далёкие от уравниловки и соответствующие преобладающему мнению людей о значимости человека в обществе. Болезнь, например, не выбирает, кто беден, а кто богат, — значит, думают они, и медицинское обслуживание должно быть доступно для всех.
— Может, у многих это всего лишь зависть, желание, чтобы у другого не было лучше, больше чего-то, чем у меня?
— И это тоже, но за последние 25 лет мы начали понемногу приспосабливаться к неравенству, богатые люди не вызывают такой острой неприязни, как раньше. Это вопрос времени, дело привычки, и чем дальше, тем больше. Особенно у младших поколений, которые выросли в условиях расслоения общества и не воспринимают его крайне негативно.
Мораль фасада
— Вы как-то сказали, что, несмотря на всё недовольство, которое накапливается в обществе, у нас в последние годы получается только «бунт на коленях». Это как?
— Это значит, что у нас отсутствуют общественные механизмы влияния на ситуацию. Люди не доверяют друг другу и в результате не могут ни на кого опереться. В крупных городах, где население продвинуто, активисты объединяются для борьбы с точечной застройкой или за экологию, но это всё — капля в море. Основная масса россиян очень разрозненна, плохо организована, и поэтому, чем хуже людям, тем сильнее они ощущают свою зависимость от власти. Наиболее нуждающиеся слои населения одновременно наиболее зависимы от власти и всегда готовы поддержать её, потому что больше, как правило, им не на кого надеяться.
— А может, бунт на коленях происходит потому, что не всё в стране так уж плохо, как-нибудь перебьёмся и перекантуемся? Незачем бунтовать стоя?
— В каком-то смысле это спасает нас от угрозы социальных революций, в которых, разумеется, ничего хорошего нет. Такого радикализма, как в 1917-м, сейчас, слава богу, не существует, сторонников переворотов очень мало. Это позволяет надеяться, что, какие бы серьёзные проблемы ни встали перед страной, они могут быть решены мирно, без территориальных распадов и гражданской войны.
Если верить опросам, то у нас высоконравственное, просто-таки пуританское общество.
— Социологи говорят: в стране «фасадная демократия», «фасадная мораль». А что за фасадом?
Можно утешать себя, что переходных обществ, зависших на полпути, в мире гораздо больше, чем тех, которые уже прошли путь от традиционного общества к современному. Однако эпоха безвременья грозит нам слишком большими опасностями. Многие страны и цивилизации гибли, проходя через этот рубеж. Нужны механизмы, которые провели бы Россию через эту пропасть, более или менее сохранив её ценность, общую идентичность, рамки единого социума — хотя какие-то потери в дороге всё равно неизбежны, в том числе и в результате временного установления диктатуры по образцу Италии 20-х гг. или довоенной милитаризированной Японии.
Все крайние полюса общественного мнения — и сторонники деспотического порядка, и защитники всяческих свобод вплоть до анархии — это всегда меньшинство, которое имеет право на существование, но не имеет права навязывать своё мнение всем.
К счастью, у России сейчас нет реального потенциала, чтобы превратиться в такую страну. Наше общество, несмотря на всю воинственную риторику, не готово реально воевать, напрягаться и не желает мобилизации. Это и хорошо, и плохо. Такое общество очень трудно куда-то привести, оно может только прийти само.
— А протест против санкций, объединение вокруг событий Великой Отечественной, другие духовные скрепы могут повлиять на настрой людей?
— С одной стороны — да, потому что для нас очень важно осознание того, что мы не просто сегодня родились, завтра умрём, никого до нас не было, и никого после не будет. Мы ответственны за дело наших предков, родителей, дедов и должны свои поступки сочетать с их деяниями, их жизнью. Другое дело, что апелляция к исторической памяти в ловких руках чиновников нередко приобретает у нас характер официозной кампании, и это приводит к прямо обратному эффекту, поскольку насаждает двойную мораль.
— Значит, шанс на компромисс есть? Люди могут договориться?
— Не просто могут, но и должны, потому что все крайние полюса общественного мнения — и сторонники деспотического порядка, и защитники всяческих свобод вплоть до анархии — это всегда меньшинство, которое имеет право на существование, но не имеет права навязывать своё мнение всем. Если разобраться, то для большинства людей ценность свободы и ценность порядка не являются взаимоисключающими, потому что возможность распоряжаться собой, своей частной жизнью — это тоже элемент порядка, привычных правил игры и понятных законов. И этот естественный социальный запрос, на мой взгляд, ничем не противоречит постулатам свободы.
