Я была в Южной Осетии и до, и после последней войны много раз. Но ни разу — до всех войн. Говорят, Цхинвал был городом художников. Говорят, он был многонационален настолько, что на местном кладбище с трудом можно было сыскать осетинскую фамилию, а, например, еврейскую и грузинскую — запросто. После войны, кстати, делегация из Израиля приезжала проведать своих. Из «своих» осталось то ли два, то ли три человека. Грузин никто не выгонял, и вообще, против них в Южной Осетии ничего не имели и не имеют до сих пор. У осетин счет к государству, которое, как цхинвальцы считают, десятилетиями их обманывало, обкрадывало и всеми силами выбивало из них все негрузинское — язык, обычаи, культуру, даже само название — Осетия. В какой-то момент это стало сродни убийству целого народа. Вот тогда-то и начались локальные стычки, а потом и полномасштабные войны. Десятки тысяч покинули родные края, тысячи погибли. Но те, кто все пережил и остался, без сомнения — особенные люди. Мне довелось бывать в их домах. И слушать их рассказы о жизни и смерти. И готова поспорить, что никакие литературные произведения и аналогии не могут выиграть у настоящей смерти в реальной жизни. Она, смерть, как дети или животные, всегда натуральней, чем любое ее изображение. И именно эти рассказы передают весь кошмар войны как ничто другое.
У Людмилы Тигиевой был любимый муж Христофор. Когда первая канонада наступающей войны только приближалась к городу, она смогла дочерей и внуков переправить во Владикавказ. А младший сын Дима сказал, что уйдет в ополчение. Старшего Сашу она отправила охранять тех самых дочерей и внуков. Старший кивнул, но тоже сразу ушел в ополчение. Хорошо, что Людмила об этом не знала. Расчет был простой и страшный. Детям и женщинам нечего делать на войне, одним неженатым сыном семья готова была пожертвовать. А старший должен был быть плечом, хребтом — ну чем там еще — всей оставшейся семьи. А что же Людмила и Христофор? Они настолько срослись со своим домом, где все сделано руками Христофора, что думали — здесь ничего не страшно! Под грохот взрывов сидели в подвале, экономили воду и еду, ждали вестей от детей и внуков. И, в общем, ничего не боялись. В минуту тишины Христофор решил просто немного приоткрыть дверь, чтобы понять — день или ночь, дождь или солнце, война или уже мир? И тут по невероятной траектории осколок снаряда, ударившись о балку дома, попал ему прямо в сердце. В эту же секунду к родителям заглянул Дима — проведать, воды принести... «Что-то я обжегся», — только и сказал Христофор и рухнул мертвый. За годы после Людмила испепелила взглядом эту балку, тысячи раз она пытается вернуть ту секунду назад и вновь и вновь защитить мужа от осколка. Миллиметром дальше от двери, долей секунды позже...
... По осетинской традиции, гроб для тестя и тещи привозит зять. Он и привез из Владикавказа, только не смог пробраться через линию фронта и спрятал его в лесу. Ночью дорогой дубовый гроб украли. «Кому-то было нужнее, Христофор», — сказала Людмила мертвому мужу в подвале. Зять вернулся и снова привез гроб. Но Христофора то ли раздуло, то ли просто гроб был маленький, но он в него не поместился. «Видишь, как рано ты ушел, не хочет тебя земля-то принимать», — упрекнула мужа Людмила. И придумала похоронить его... временно. Сын выкопал прямо в 10 метрах от злополучной двери подвала яму. Людмила сложила туда доски, потом несколько слоев клеёнки, затем мужа прямо на матрасе, потом снова клеёнку, доски и присыпала его землей. Он был у нее под боком. Она считала его почти живым и ждала окончания войны. Настоящее горе она ощутила только потом, когда Христофора выкопали («Он был как живой! Вообще не изменился!», — утверждает Людмила), из досок сколотили гроб, положили его туда, и скорбная процессия двинулась на кладбище.
Людмила выделила памяти мужа целую комнату, повесила его любимые вещи, поставила его фотографии, и каждый день вся семья ходит и здоровается с мужем, папой, дедушкой и считает его, нет, не живым. Присутствующим, наблюдающим.
Дима, говорят, женился. Его жене можно только позавидовать — Дима знает, какая она — настоящая любовь...
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
 |
|
| Ирэн Булатова Журналист |
«Молодожены» со стажем. Они расписались, когда на двоих им было 180 лет 
Легенда по имени Джуна. Целительница не раз предчувствовала свою смерть 
Смертельный номер. Лишившийся ног дрессировщик смог снова выйти на арену 
Письма читателей: воспоминания согреют лучше шарфа! 
