«Гудят сирены двухконсольных кранов над Ангарой, и днём, и ночью спор с рекой упрямой похож на бой», – эти строки из песни Александры Пахмутовой многие десятилетия будут петь артисты советской эстрады. В октябре 1974 года за туманом и запахом тайги в Красноярский край прибыл первый строительный десант «БратскГЭСстрой», на счету которого уже были большие стройки Братской и Усть-Илимской ГЭС, тепловые электростанции в Бурятии и Якутии. Начались подготовительные работы масштабного строительства новой, четвёртой ангарской гидроэлектростанции – Богучанской ГЭС. Пуск первых агрегатов пятой по мощности станции в России был намечен на 1988 год, а завершить строительство планировалось к 1992 году.
Из-за недостатка финансирования, а впоследствии – из-за распада СССР стройку на разных этапах несколько раз «замораживали». И лишь в новом веке, спустя почти два десятилетия заморозки стройка ожила и довольно бодрыми темпами двинулась к благополучному вводу в строй.
Сегодня история станции – это, прежде всего, история судеб сотен людей, которые возводили в таёжной глуши гигантский и технически сложный промышленный объект. Кто-то сдался и уехал, кто-то прожил рядом с ГЭС всю жизнь в надежде увидеть, как зажгутся её огни.
Корреспондент АиФ.ru преодолел расстояние в 5419 км, чтобы попасть в город гидростроителей Кодинск и услышать истории его жителей. К 22 декабря – Дню энергетика – мы специально подготовили несколько историй, рассказанных очевидцами стройки века.
Ветеран стройки, геолог Зинаида Павлева, отвечавшая за всю полевую документацию станции, рассказала о том, что она делала, когда не было денег на хлеб, как Чернобыль помешал Богучанам и почему люди несколько десятков лет ждали, когда зажгутся огни работающей станции.
«АиФ.ru»: – Как началась ваша жизнь на Ангаре?
З. П.: – Я приехала на богатейшее Тагарское месторождение в 1967 году, после окончания Осинниковского горного техникума. Проработала там пять лет, вышла замуж, родила сына. Нас с мужем хотели отправить в Южно-Сахалинск в шахты. Я очень не хотела, потому что боюсь шахт. Буквально случайным образом мы узнали, что на Ангаре будут строить ГЭС, и решили остаться.
Представьте: 1972 год, у нас двое детей, жить негде. Мы сами построили дом, наладили хозяйство. Здесь было много соболей, но в то время никто из них шапок не шил. Были платки, полушубки больших размеров, нас в них заматывали, укутывали. Обед и ужин на корточках в снегу. Вот так и работали. В будку заходили только для того, чтобы чуть-чуть погреться да образцы рабочие прибрать в порядок. Работа проходила планово, творчески. У геологов время не расписано по минутам, ты сам его направляешь.
.jpg)
Мы работали на другом берегу Ангары, и домой нас привозил катер. Раньше река так бушевала, волны да торосы были – под 10 метров. Катера за ними видно не было. А сейчас Ангара замерзает тихо, плавно.
«АиФ.ru»: – В чём заключалась ваша работа на строящейся станции?
З. П.: – Я была участковым геологом по стройматериалам. Вела всю полевую документацию: бурение, обработка буровых скважин, закрытие нарядов буровикам. Категории поставить, людей не обидеть. Выдавался план: разработка гравийно-галечного месторождения для бетона плотины. Утром едешь с бригадой буровиков на площадку. Расставляешь станки по скважинам, чётко смотришь, как техник-геолог документирует. Потом эти материалы обрабатываются, всё вычерчивается; геолог выносит на план, подсчитывает запасы на этом месторождении: стоит его разрабатывать или нет.
.jpg)
В 1973 году по Ангаре везли оборудование, буровые вышки стояли, как корабли. Это был год завершения техпроекта. Когда техпроект защитили на «отлично» – перешли к рабочим чертежам.
Я молодёжи говорю: работать надо красиво, чётко, творчески, с подходом. Мы так работали. Благодарностей особых у нас не было, но мы с мужем – ветераны труда. Он – стахановец «Гидропроекта». Мы ни дня не сидели дома. Перед кризисом в 90-ые годы мужа отправили в Монголию, мы ещё и там поработали: я полгода, а он полтора. Тоже интересно было.
.jpg)
Когда заканчивались работы на плотине, начал приезжать народ. Началось перекрытие Ангары, первый бетон уложили, но как-то стройка сразу не пошла. Может быть, Чернобыль отобрал у нас цемент.
«АиФ.ru»: – Всё ушло на ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС?
З. П.: – Именно. Укладывается первый куб бетона, стройка идёт в полную силу. И в 1986 году всё останавливается. Приезжает большое начальство из Москвы и говорит, что стройку придётся законсервировать, потому что весь цемент, который должен был пойти на возведение ГЭС, пойдёт на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Пока Чернобыль «не перекрыли», сюда цемент не поставляли. Это была общая боль. Куда только ни ездил начальник строительства станции Игорь Михайлов – везде был отказ. Два года мы просидели без цемента.
«АиФ.ru»: – Вы помните день перекрытия Ангары?
З. П.: – Это был очень шумный, красивый праздник. Запомнилось, как красиво шли БелАЗы, украшенные флагами и платками с лозунгами: «Могучая Ангара, мы тебя покорим!».
Молодёжь тогда была – патриоты. Люди шли к реке с детьми, чтобы посмотреть, как машины сваливают огромные глыбы камней в воду. Нам было очень обидно, что по центральному телевидению даже слова не сказали о перекрытии реки.
.jpg)
Лично у меня в тот день в глазах стояли слёзы: так мне было жалко Ангару. Хотя это очень коварная и своенравная река. Это сейчас она тихая, покорённая, а раньше торосы до 10 м были. Само перекрытие длилось часа четыре. С деревень подходили лодки, но уже не могли пробраться сюда. Людям оттуда тоже было интересно.
.jpg)
«АиФ.ru»: – По причине недостаточного финансирования срок пуска Богучанской ГЭС неоднократно переносился Минэнерго СССР. Денег не было не только на строительство станции, но и на выплату заработной платы рабочим, инженерам, проектировщикам, геологам. Как вы жили в тот период?
З. П.: – Я часто анализирую то время. Наверное, так нужно было. Обижаться не на кого. Было время, когда у нас не было денег на хлеб. Выручало своё хозяйство: мы держали кроликов, поросёнка. Хорошо было тем, у кого кто-то был пенсионером. Пенсию тогда платили деньгами. В 1992 году старший сын уже учился на четвёртом курсе в политехническом институте, младший только поехал в Красноярск поступать. Это было очень тяжело. Дети там, в большом городе, связи с ними никакой. Мы с мужем решили сделать всё, чтобы выучить детей, дать им образование. Я пошла работать садовником в детский сад, выращивала там помидоры. Попросила заведующую, чтобы давали зарплату деньгами, а не продуктами. Хоть немного, хоть копейку. Эти деньги я высылала детям в Красноярск.
«АиФ.ru»: – В то время многие уезжали из Кодинска, потому что не было денег. Многие продолжали работать на станции «за кусок хлеба». Вы решили остаться. Почему?
З. П.: – Уехали те, у кого были маленькие дети. А у нас уже взрослые были, уехали учиться. И куда ехать? Мы с мужем любим это место. Сейчас настало время, когда вроде бы можно уехать отсюда. Но я – сибирячка, мне не надо никуда ехать. Об отъезде у нас и разговоров не было. Кто хотел, тот остался. В Кодинске хорошо жить семьёй, воспитывать детей. Нет страха за ребёнка, потому что здесь спокойно.
«АиФ.ru»: – Жизнь в городе изменилась после того, как стройку возобновили?
З. П.: – Конечно, до этого было такое затишье. Жалко, что тогда уехало много хороших, интересных специалистов. Хотя многие сейчас возвращаются, наверное, этот край всё же манит назад.
Многие люди остались здесь, чтобы посмотреть, как зажгутся огни станции. Мы остались, чтобы увидеть это. Огни сварки не сверкали, конечно, как в кино показывают, но она тихо шла и шла к своему запуску.
Сейчас мне многие звонят и спрашивают, правда ли, что Богучанская ГЭС «заработала». Люди сожалеют, что не увидели этого. Они-то уехали от безвыходного положения: надо было кормить детей.
.jpg)
Я видела сюжет по телевизору про запуск станции. Какой там машинный зал, а машинное отделение? Хочу посмотреть на него, ведь я столько в него вложила. Ноги до сих пор болят, как будто помнят, как много лет назад мы «на коленках» всю документацию составляли.
«АиФ.ru»: – Почему в 70–80-ых годах была возможна большая комсомольская стройка, когда люди со всей страны съезжались сюда, когда готовы были работать, ждать, что станция всё же будет достроена. Сейчас такого уже не может произойти. Почему? Это смена менталитета, прогресс или время?
З. П.: – Мы начинали с октябрят, потом пионеры и комсомол. Комсомол мне очень многое дал: была ответственность за порученное дело, за коллектив. После трудного дня были танцы, хотя, казалось бы, куда? Ведь столько глины перетаскали! Муж к вездеходу цеплял сани на деревянных полозьях, они утром выезжали к водозабору и только к вечеру могли приехать – дорог не было совсем. И после таких трудностей были и волейбольные соревнования, площадки, конкурсы, танцы, как-то молодёжь весело жила.
.jpg)
Раньше не думали о том, чтобы где-то выхватить денег. У нас были хорошие зарплаты, может быть, от этого мы к деньгам спокойно относимся. Не было зависти, люди открыто жили. Сегодня мои дети предлагают переезжать в Красноярск, а я не хочу. Я иду на работу и могу даже чуть-чуть опоздать, потому что встречу по дороге нескольких знакомых. Мне кажется, что в другой местности такого общения не будет, здесь мы всех знаем. Я надеюсь, что в Кодинск придёт какой-нибудь спонсор и сделает наш город ещё более красивым.
