Светлана Шмелева: О генах и мемах

Несогласные шли мишенями в тир,


Для любого была готова стенка.


Нас учил изменять окружающий мир


Академик — товарищ Трофим Лысенко

(А. Макаревич)

Ни один из шести миллиардов жителей нашей планеты, включая близнецов, не является точной копией другого. Все без исключения люди различаются между собой. Внешностью, строением тела, характером, сферой деятельности, увлечениями, интересами, даже пороками и предрасположенностями. Как возникают эти различия? Что в человеке заложено изначально, а что формируется в течение его жизни, в зависимости от воспитания, образования, среды, культуры и круга общения?

Ответы на эти вопросы интересовали мыслителей и ученых очень давно, однако до недавнего времени они обсуждались чисто теоретически. Первым системным исследователем наследственности принято считать монаха Грегора Менделя, во второй половине XIX проводившего опыты по скрещиванию различных растений и записывавшего подмеченные им закономерности. Однако по-настоящему генетика как наука возникла лишь в начале ХХ века, когда датский ботаник Вильгельм Йоханнсен ввел в обиход понятие «гена» — минимальной единицы человеческого организма, несущей в себе наследственную информацию. (К слову, по этому образу и подобию позднее был создан термин «мем», обозначающий мысль, передающуюся от человека к человеку).

Несмотря на то, что национал-социалистический режим Германии, использовавший некоторые работы генетиков для подтверждения своих расистских теорий, нанес существенный ущерб имиджу новой науки, британские и американские ученые при поддержке собственных государств активно продолжали изучать наследственные признаки организма на протяжении всего ХХ века. В 1953 году американцам Джеймсу Уотсону и Фрэнсису Крику удалось расшифровать структуру ДНК, после чего стало понятно: ген — это не выдумка, а реальность, и активизация занятий генетикой получила новый импульс по всему миру.

В настоящий момент известно, что внутри каждой молекулы ДНК есть конкретные участки, несущие наследственную информацию — именно эти участки сейчас и принято называть генами. В каждой хромосоме, состоящей из одной или двух ДНК, содержится от 400 до 4000 подобных участков. В то же время полный геном — информация о человеке, содержащаяся в каждой из его клеток — у большинства людей состоит из 46 хромосом: 44 из них одинаковы у мужчин и женщин, а две — Х и Y-хромосомы — определяют пол. Т.е. в организме каждого человека — более 30 тысяч генов, полученных от родителей в момент зачатия. При этом генетические цепочки родных братьев и сестер не совпадают между собой — при каждом новом зачатии заново определяется, какие гены каждый из родителей передает своему ребенку, и как они будут сочетаться между собой.

Поначалу Россия не отставала в этой области от остального мира: первые отечественные работы по генетике создавались в то же время, что и в Европе, а после гражданской войны научно-исследовательские институты генетиков и опытные станции активно открывались по всему СССР. Однако уже в скором времени ученые были вынуждены оставить научную деятельность и радикально сменить профиль работы.

Виной всему стал агроном Трофим Лысенко, не признававший ген и называвший ДНК не иначе как «вымышленное буржуазными учеными наследственное вещество». Его аргументы против существования наследственных признаков организма звучали не слишком убедительно: «А ты этот ген видел? А ты этот ген щупал?» — примерно в таких выражениях набрасывался биолог-самоучка на своих оппонентов, профессиональных ученых.

Однако в то время гораздо важнее была идеологическая грамотность, а с ней у Трофима Лысенко было все в порядке. В отличие от генетиков. Само представление о том, что определенные характеристики живого организма закладываются в момент рождения, и повлиять на них наука не может, заставляло задуматься о существовании высших сил. В то время как коммунистическое учение настаивало: человеку подвластно всё. Именно в этом направлении и проводили свои эксперименты Лысенко с последователями.

Согласно их псевдонаучным теориям, любые наследственные характеристики биологи могут определять заранее: например, если отрезать нескольким поколениям крыс хвосты, рано или поздно получится вывести новый вид бесхвостых грызунов, и так далее. Робкие попытки оппонентов обратить внимание на то, что потомственные иудеи и мусульмане все равно не рождаются обрезанными, Лысенко нисколько не смущали. Когда его припирали к стенке, он переводил разговор в русло идеологической полемики, в которой у профессоров-генетиков не было ни одного шанса против коммунистического ученого новой формации.

«И в ученом мире и не в ученом мире — а классовый враг — всегда враг, ученый он или нет... Нас призывают здесь дискутировать. Мы не будем дискутировать с морганистами (американский биолог Томас Морган открыл хромосомную теорию наследственности — СШ), мы будем продолжать их разоблачать как представителей вредного и идеологически чуждого, принесенного нам из чуждого зарубежа, лженаучного по своей сущности направления» — в 30-е годы никакие научные аргументы не могли устоять против таких обличений.

Заявив Сталину: «мне нужны только такие люди, которые получали бы то, что мне надо», товарищ Лысенко добился, чтобы уже на рубеже 1930-1940 годов большая часть ведущих генетиков была посажена в тюрьмы или расстреляна. А в августе 1948 года, с подачи Лысенко, лженаукой — т.е. «наукой составленной исключительно из так называемых фактов, объединённых недоразумениями вместо принципов» (общеевропейский термин из Northern Journal of Medicine за 1844г.) — была объявлена вся генетика в целом.

Одновременно с этим, «недоразумениями» в нашей стране стали и люди, имеющие генные отклонения. При том, что такие люди рождаются на протяжении веков в одинаковом количестве во всех уголках планеты.

Уже современные генетики отзывались о Лысенко так:

«На примере деятельности Лысенко можно воочию показать сущность вмешательства коммунистов в сферу, где их участия не требовалось, где они нанесли урон, не преодолённый и сегодня. Парадоксальной стороной сегодняшней жизни в России стало то, что вред лысенкоизма до сих пор здесь не понят, хотя на Западе пример Лысенко стал аксиоматической формулой доказательства уродливости тоталитаризма. Умиление неоценёнными трудами шарлатанов было бы невозможно в цивилизованных странах, но ещё находит себе лазейки в обществе российском. Ведь до сих пор в России встречаются люди, публикующие статьи о якобы неоценённом современниками положительном вкладе Лысенко в науку, с напыщенным видом разглагольствующие на эту тему с экранов телевизора».

(Валерий Сойфер, 2001 год).

«Я авторитетно заявляю, что не было ни одного образованного биолога в тридцатые и сороковые годы, кто мог бы вполне серьёзно воспринимать лысенковское «учение». Если грамотный биолог стоял на позиции Лысенко — он врал, выслуживался, он делал карьеру, он имел при этом какие угодно цели, но он не мог не понимать, что лысенковщина — это бред!».

(Владимир Эфроимсон, 1989 год).

Лысенковщину называли псевдонаукой, восставшей против науки вообще. Опуская методы борьбы Лысенко, лишь сравнивая его работы с работами оппонентов, лауреат Нобелевской премии генетик Герман Мёллер назвал этот выбор аналогичным «выбору между знахарством и медициной, между астрологией и астрономией, между алхимией и химией».

Возрождение отечественной генетики началось лишь после смерти Сталина. В 1955 году 297 ученых — биологи (в том числе уцелевшие генетики), физики, математики, химики, геологи — подписали письмо, называющее деятельность Лысенко «приносящей неисчислимые потери», после чего год за годом он начал сдавать свои позиции, и примерно к середине 60-х занятие генетикой в СССР было более-менее реабилитировано. Немалую роль в этом сыграл академик Курчатов, сумевший повлиять на Хрущева, поначалу отозвавшемся о «письме трехсот» как о «возмутительном».

Тем не менее до сих пор Россия существенно отстает в этой области от западных стран. Более того, Владимир Григорьевич Солониченко — ведущий российский генетик, проводящий клиническую диагностику наиболее сложных наследственных заболеваний (синдромов) у детей и взрослых — считает, что сейчас положение дел в отечественной генетике в чем-то даже хуже, чем в советские времена.

По словам Владимира Григорьевича, на сегодняшний день в России осталось только 4 человека, способных ставить генетические диагнозы, в то время как во второй половине 70-х таких было человек 15. И проблема вовсе не в «утечке мозгов» — уехало за границу из них только трое, остальные умерли или вышли на пенсию, а притока новых компетентных кадров не наблюдается. Кафедры генетики, открытые в ельцинские времена, закрываются, а государство — точнее чиновники, ответственные за данную сферу (здесь Солониченко делает отдельный упор: государство — это миф, за всем всегда стоят конкретные люди), взирают на происходящее с безразличием. Если раньше уважаемый ученый мог «пробиться» к тому или иному чиновнику и заставить его к себе прислушаться, сейчас это практически невозможно.

Впрочем, несколько генетиков с мировым именем в России все-таки есть. Одним из них является сам Солониченко. В его кабинете в Московской детской больнице им. Филатова видное место занимает компьютер, сканирующий узоры на подушечках пальцев рук пациентов.

Оказывается, дерматоглифика (наука, изучающая рисунки на коже) позволяет ставить достаточно точные генетические диагнозы: линии на пальцах ребенка возникают примерно тогда же, когда и бороздки с извилинами на коре его головного мозга. И у разных людей одного и того же пола с одним и тем же генетическим отклонением рисунки будут схожи между собой. Поэтому главный вопрос в размере базы данных: чтобы было с чем сопоставить свежеотсканированный рисунок.

По этому поводу Солониченко рассказывает историю, как нельзя лучше характеризующую состояние отечественной генетики, да и вообще медицины в целом. В советские времена самый большой архив дерматоглифики был в ленинградской медико-генетической консультации. Однако с распадом Советского Союза, консультация также распалась, а архив исчез в неизвестном направлении, и с тех пор никто не знает, где он находится. Пришлось создавать всю базу заново. В настоящий момент в компьютере Солониченко хранится информация о папиллярных узорах примерно 13 тысяч пациентов. Таким образом, он является обладателем уникальной информации о самых разных генетических особенностях.

К сожалению, к науке безразлично не только государство, но и общество. Так, я не без удивления обнаружила, что интерес СМИ к ведущему клиническому генетику был проявлен лишь однажды. И то по поводу одной дерматоглифики, потому что это казалось созвучным хиромантии. Однако после того, как Солониченко эти слухи развеял, интервью у него больше не брали.

В то время как уникальному специалисту в этой сфере можно было бы задать еще много небезынтересных вопросов. Например, к чему привела генетика и какие возможности открыла? Что для человека определяющее — генетика или среда? Могут ли родители повлиять на геном своего будущего ребенка? Откуда берется гениальность? Что делать при «плохих генах»? И т.д. Так появилась идея сделать интервью с Владимиром Григорьевичем. Беседа с ним будет опубликована в следующей колонке.

Смотрите также:

• Почему обезьяна не становится человеком? →
• Кто произвёл обезьяну в человека →
• «Проверь себя на русскость!» →