.jpg)
Многие красивые города (Будапешт, Берн, Бухарест) называют «маленьким Парижем». Если соблюдать эту логику, Москву следовало бы назвать «большим Парижем».
Если итальянские зодчие застроили сердце Москвы - Кремль - и создали нам короткую, но яркую эпоху Возрождения (см. «АиФ» № 15, «Итальянцы в Москве»), то французы - без преувеличения - сформировали Москву конца XVIII века, помогли её уничтожить (пожар 1812 года), вновь воссоздать в стиле ампир и чуть не снесли в 1930-е.
Ученики «королей»
Первым оценил архитекторов Франции Пётр I: будучи в Европе, он позвал Жана-Батиста Леблона в Петербург, поставив его надо всеми иностранными зодчими.
А при Екатерине II русские архитекторы стали не только учиться у французов, но откровенно и смиренно копировать их образцы. В то время во Франции господствовал стиль «a l’antique», иначе (и неправильно) называемый стилем Людовика XVI: стиль сложился на четверть века раньше, чем этот король взошёл на трон.
Королём архитектуры в то время был Шарль де Вайи, парижский академик, приверженец античности, автор проекта театра «Одеон» в Париже. Граф П. Б. Шереметев привёз из Парижа проект усадебного дома де Вайи для своей усадьбы «Кусково» 1, который воплотил в объёме архитектор Карл Бланк. Точно так же поступили Разумовские, построив по проекту де Вайи изумительный особняк на углу Воздвиженки и Романова пер. 2.
.jpg)
Другие вельможи, братья Голицыны, заказали свои усадебные постройки Шарлю де Герну: знаменитый дом в Архангельском 3 и «белый домик» в Никольском-Урюпине.
В редких случаях французский мастер сам строил в Москве. Нам известен лишь один такой архитектор - Никола Легран. Фактический составитель генплана Москвы 1775 года, именно он подарил нашему городу Водоотводный канал и создал Бульварное кольцо на месте снесённых стен Белого города (жаль, не успел сомкнуть круг в Замоскворечье). Москва многим обязана этому мастеру: Легран преподавал архитектуру в Московском университете и в ремесленной школе при Каменном приказе. Самой яркой его постройкой стало здание Кригскомиссариата - ведомства, занимающегося вещевым довольствием в армии (Космодамианская наб., 26/55) 4, угловой цилиндр которого и сегодня остаётся романтическим «уголком Парижа» - только что не на Сене, а на Москве-реке. Церковь Успения на Могильцах с двумя симметричными башнями на фасаде (Б. Власьевский пер., 2/2) 5 заканчивали уже после смерти мастера, а усадебный дом Гендрикова (Садовая-Спасская, 1/2, корп. 5) 6 по проекту Леграна строил, вероятно, Баженов.
.jpg)
Но чаще бывало по-другому: архитектурные клоны рождались по типовым французским проектам, например, из популярного в России альбома Неффоржа. И вырастали превосходные здания - даже не подумаешь, что надзор за строительством осуществлял не автор проекта. Таковы, к примеру, дома Разумовской на Маросейке, 2, 7 и Оболенских на Новинском бульваре, 11а 8.
С полным правом к «московскому Парижу» можем отнести работы русских архитекторов, обучавшихся у французских мэтров (в «свите» де Вайи в разное время состояли Баженов и Старов). И вряд ли им уступали «ученики учеников», например, Матвей Казаков, ученик Баженова, выросший в первоклассного мастера раннего классицизма (как принято у нас называть стиль Людовика XVI).
Деревенское обаяние
Если, зайдя в Кремль, мы осмотрим здание Сената, поразимся несоответствию уравновешенной композиции, превосходно проработанных фасадов, идеальной геометрии плана: прямоугольный треугольник, на три части разделённый двор, вписанные круги и эллипс - и странной ориентации: боковой фасад упирается в кремлёвскую стену, диагональ произвольно развёрнута непонятно куда. Как видно, прототипом был французский замок, композиционно державший округу, а в свободном ансамбле Кремля чёткая геометрия здания оказалась неуместна.
Столь же анекдотичны в неоклассической строгости своих фасадов и абсолютной невписанности в окружающую застройку дома П. А. Сырейщикова - Рахмановых в Подсосенском пер., 25/13, 9 и Толстого - Карзинкиных на Покровском бул., 18/15 . 10 В отличие от Петербурга, перенявшего от Парижа ансамблевость, Москва в эпоху классицизма оставалась «большой деревней», где любой особняк раскидывался на участке, как хотел, игнорируя соседние дома.
.jpg)
В этом сказывалась инородность «импортированного» стиля или, вспомним Грибоедова, смесь «французского с нижегородским». Но в этой же расхлябанности - и «деревенское обаяние» московского классицизма.
Шедевры стиля вышли из-под карандаша Василия Баженова. Хотя его авторство дома Пашкова (Воздвиженка, 3/5) 11 не доказано, кто станет спорить, что это одно из прекраснейших сооружений Европы, где все части целого находятся в абсолютной гармонии.
Замечательны и другие постройки, условно приписываемые Баженову: дома Юшкова (Мясницкая, 21) 12 и Долгова (пр-т Мира, 16) 13 . Не так важно, отнесём мы их к французской или русской архитектуре, - зато это архитектура классная!
Обогатил московское наследие испанский француз Августин Бетанкур, построивший вместе с Осипом Бове Экзерциргауз - теперь мы называем его Манеж 14. До пожара 2004 года, уничтожившего оригинал с уникальными деревянными балками, они были рекордными по ширине перекрываемого пространства. Теперь их заменил несгораемый железобетон (спасибо Юрию Михайловичу Лужкову, что всё-таки дал себя уговорить профессионалам и отказался от идеи полуротонды-ресторана на фасаде, обращённом к Кремлю).
Оставил след в московском зодчестве и неукротимый борец с классикой Ле Корбюзье. Его «буханка бородинского в целлофане» - здание Центросоюза (Мясницкая, 39) 15- всё-таки наименьшее зло из того, что затевал этот неистовый разрушитель (снос всей исторической Москвы ради «бетонной симфонии», такой как в индийском Чандигархе).
Спасибо французам как за то, что они у нас сделали, так и за то, чего им сделать не удалось.
