Едем как-то с дочкой в метро. Напротив сидит мама с мальчиком, по виду постарше Поли, лет 8–9, но по поведению – чуть ли не младше. Он без конца вертится, залезает с ногами на сиденье, ходит по вагону. И наконец подходит к Поле, которая держит на коленях раскраску и карандаши, и уверенно тянется к её карандашам. «Никакого воспитания!» – машинально отмечаю я. Поля недовольно отодвигает свой альбом, и мама тут же зовёт мальчика к себе. По тому, как он подходит к маме, по невнятно звучащим словам я вдруг понимаю, что дело не в отсутствии воспитания, а в том, что ребёнок, как сейчас говорят, с особенностями развития. И тут же замечаю и усталый взгляд его мамы, и её готовность чувствовать себя виноватой за то, что ребёнок нарушает спокойствие пассажиров… Хотя в чём её вина? В том, что её особенный ребёнок желает общаться с другими детьми, что пользуется метро?
Когда мальчик снова подходит к Поле, я шепчу ей: «Покажи ему свою раскраску». Дочь секунду мнётся, а потом пододвигает свою раскраску к мальчику и протягивает карандаши. Всё остальное время дети сидят, поглощённые раскрашиванием.
А я всё думаю: нетерпимость к другим, непохожим на тебя, часто возникает от незнания. Мы ведь здоровые и сильные и порой даже не предполагаем, что бывают и другие, совсем другие взрослые и дети. И что подходить к другим пассажирам или садиться на пол в общественном месте ребёнок может не потому, что плохо воспитан, а потому, что так проявляется его «особенность». И ничего с этим поделать родители не могут. И не потому, что они не занимаются воспитанием, а опять же из-за особенностей заболевания ребёнка.
Зато мы, здоровые и сильные, вполне можем сделать над собой некоторое душевное усилие, которое позволит улыбнуться семье с таким ребёнком, присевшей за столик в кафе, не навешивать ярлыков и не шипеть злобно вслед…
Мнение автора может не совпадать с мнением автора
