Он вернулся. Загорелый, худой, знающий другую жизнь. Из мужского лагеря, где собираются скауты разного возраста, где главный скаут был с седой бородой и в гольфах. Гольфы, кстати, не обязательны. Многие скауты, как потом оказалось, обходились даже без носок. И никто никому слова не сказал ни про мозоли, ни про запах ног.
Первый раз наш десятилетний мальчик вышел из окружения семьи. Пару раз взмахнул рукой на прощание, постучал по карманам, мол, деньги со мной, все 10 долларов, закинул за спину тяжелый рюкзак и скрылся в лесу.
В первую же ночь к нему пришел енот. Проскользнул в палатку, по пути задел хвостом ногу, свесившуюся с кровати, залез в рюкзак и, достав чипсы и крекеры, тут же начал их есть. Бойскаут проснулся, слушал, как кто-то чавкает, и боялся пошевелиться. Думал: «Вот – ты, а вот – природа, никакой ограды, не зоопарк, где животные отделены от людей. Там рысь – не рысь, а просто большая кошка. А тут и енот может запросто укусить».
Потом нашел в себе силы достать из-под подушки фонарик, зажечь его. Зверь вышел торопливо, на прощание опять задев хвостом голую ногу.
Утром страхи растаяли, и лес оказался обжитым, как старый дом: много-много следов пребывания человека и из столовой доносится запах какао с молоком.
На большом поле по периметру стояли таблички со словами «доброта», «послушание», «смелость», «терпение». А посреди поля – башня из сказки братьев Гримм «Рапунцель». Хочется сказать: ее шпиль терялся в облаках. Но не терялся, хотя по высоте башня была, как церковь Вознесения в Коломенском. Не памятник только. За нее бойскаут получил медаль – залез на самый верх, без лестницы, по стене, как паук. Мы спрашивали:
– Другие тоже так высоко забирались?
– Да, почти все. Некоторые еще за стрельбу получили медаль.
– А ты?
– Не попал.
– Расстроился?
– Довольно.
«Довольно» – это его слово. Оно значит «да», за которым что-то еще, о чем можно и не говорить.
– Спать одному в палатке страшно?
– Довольно.
Такой скупой мужской разговор.
По вечерам скауты разыгрывали короткие сценки из своей жизни, со смыслом и скаутским юмором. В одной сцене бойскаут сыграл героя, который продал печенья на 20 тысяч долларов. Его спрашивали:
– Как это тебе удалось?
Он отвечал правдиво:
– Стучусь в дверь, прошу: «Купите!». Если говорят: «Нет, спасибо, не надо», начинаю плакать. Работает безотказно!
Еще и про правду была пьеса. Точнее, про напиток правды. Отряд скаутов должен был выпить этот напиток, чтобы уже никогда не врать. Их наставник черпал жидкую правду из бочки и разливал ее в красивые бокалы. Перед глотком каждого просил:
– Наберись мужества и скажи свою самую страшную правду.
И все мальчики по очереди рассказывали: «Из отцовского кошелька взял три доллара», «Шантажировал сестру: если не вымоешь за меня посуду, я расскажу, что ты…». А последний герой тихо признался:
– Я сделал пи-пи в бочку с правдой.
После этого все вылили напиток на землю, никто не стал его пить.
Жалко «правду», но радостно за скаутов. Они в красивой форме и при идеях вроде: «Знамя не должно касаться земли, а если такое случится, то это больше не символ, а падшая тряпка». Но, вообще-то, лидеры скаутов иллюзий не строят: бочку с «правдой» держат под замком, чтобы туда какой-нибудь скаут не помочился, а пневматические пистолеты – в бронированном сейфе. Потому что, когда бойскауты снимают белые гольфы и рубашки с нашивками за доблесть, они превращаются в обычных мальчишек, которым разное может прийти в голову.
