Борис Пастернак высоко оценил творчество школьника, даже пригласил юного Андрея Вознесенского к себе в гости. До конца жизни Пастернака они оставались в хороших отношениях.
Собственно, именно стихи Пастернака (и Маяковского) и оказали особенное влияние на поэтическую манеру Вознесенского. Но ему удалось найти свой неповторимый, яркий стиль. Российский поэт Константин Кедров говорит о стихах Вознесенского: «Вознесенский в своих открытиях давно обогнал великие
Стихи Вознесенского отличались искренностью и острой злободевностью, за что его и недолюбливали власти. Но, несмотря на это, популярность Вознесенского была огромна — он даже сыграл самого себя в эпизоде культового фильма «Москва слезам не верит».
Стихотворение «Гойя» стало настоящим взрывом — так о Великой Отечественной войне не писал никто:
«Я — Гойя!
Глазницы воронок мне выклевал ворог,
слетая на поле нагое.
Я — Горе.
Я — голос
Войны, городов головни
на снегу сорок первого года.
Я — голод.
Я — горло
Повешенной бабы, чье тело, как колокол,
било над площадью голой...
Я — Гойя!»
Кроме того, как он сам неоднократно признавался в интервью и в беседах с друзьями, Вознесенский совершенно не умел заискивать перед начальством. Что ему и аукнулось. Встреча Хрущева и Вознесенского в 1963 году стала хрестоматийной. С присущей ему экспрессией глава государства перебил поднявшегося на трибуну поэта и закричал: «Господин Вознесенский! Убирайтесь к чёртовой бабушке! Визу, паспорт — хоть завтра». После этого вокруг Вознесенского образовалась настоящая «полоса отчуждения», как в свое время вокруг Пастернака.
Именно в этот период, в 1964 году, Вознесенский написал свое знаменитое стихотворение «Тишины!»
«Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни,
тишины...»
Хотя поэт неоднократно выезжал заграницу, советская власть за ним присматривала пристально. В одном из стихотворений, написанном после поездки в США, Вознесенский упомянул сопровождавшего его соглядатая:
«Пусти, красавчик Квазимодо,
Душа болит, кровоточа
От пристальных очей свободы
И нежных взоров стукача».
Примечательно, что с властью его отношения так и не наладились — по крайней мере, со стороны самого Вознесенского. Так, получив в 1978 году Государственную премию СССР, поэт принял участие в подпольном самиздатовском альманахе «Метрополь» — а ведь участие в нем могло обернуться неприятностями, вплоть до тюремного заключения.
Многие стихи Вознесенского, особенно те, которые были положены на музыку, известны до сих пор миллионам россиян, хотя многие зачастую и не подозревают, что автор любимых песен — именно он. Например, либретто к музыкальному спектаклю Марка Захарова «Юнона и Авось» написано Вознесенским. Самая известная ария из спектакля — «Сага», в классическом исполнении Николая Караченцова и Елены Шаниной:
«Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.
Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: «Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».
А ведь были еще и «Миллион алых роз» — хит на все времена в исполнении Аллы Пугачевой, «Плачет девушка в автомате» Евгения Осина — переделанное стихотворение Вознесенского «Первый лед», и множество других песен.
И проникновенное стихотворение «Мэрилин» — от лица трагически погибшей актрисы, ставшей секс-символом номер один во всем мире:
«Я Мерлин, Мерлин.
Я героиня
самоубийства и героина.
Кому горят мои георгины?
С кем телефоны заговорили?
Кто в костюмерной скрипит лосиной?
Невыносимо,
невыносимо, что не влюбиться,
невыносимо без рощ осиновых,
невыносимо самоубийство,
но жить гораздо
невыносимей!»
Вознесенский прожил сорок лет с одной любимой женщиной — своей женой, писательницей Зоей Богуславской. И любил ее всю жизнь так, как в первые дни знакомства: посвящал стихи, пропускал мимо ушей сплетни — а их хватало. Вознесенский даже написал стихотворение «Ода сплетникам»:
«Я жил тогда в Новосибирске
в блистанье сплетен о тебе.
Как пулеметы, телефоны
меня косили наповал.
И точно тенор — анемоны,
я анонимки получал».
Белла Ахмадулина всегда подчеркивала, что в Вознесенском сохранилось что-то детское, чистое и наивное, но внешняя мягкость скрывала под собой твердый характер — именно благодаря нему Вознесенский пронес свой талант через все трудные для страны и для него лично времена.
«Спаси нас, Господи, от новых арестов.
Наш Рим не варвары разбили грозные.
Спаси нас, Господи, от самоварварства,
от самоварварства спаси нас, Господи.
Как заяц, мчимся мы перед фарами,
но не чужие за нами гонятся!
Мы погибаем от самоварварства.
— От самоварварства спаси нас, Господи.
У нас не Демон украл Самару,
не панки съели страну, не гопники.
В публичных ариях, в домашних сварах
от самоварварства спаси наш госпиталь.
Не о себе сейчас разговариваю,
но и себя поминаю, Господи.
От мракобесья обереги нас,
от светлобесья избавь нас, Господи.
Новой победе самофракийской
не только крылья оставь, но — голову!..
Мне все же верится, Россия справится.
Есть просьба, Господи, еще одна -
пусть на обломках самоварварства
не пишут наши имена».
От Маяковского до Вознесенского: 140 лет Политехническому музею 
«Стихи Вознесенского сразу проникали внутрь» 
