А ведь современники и у нас, и за рубежом (Бернард Шоу, Стефан Цвейг, Юджин О’Нил, Жан Кокто) считали Таирова гением.
Дважды закрытый
В известном смысле Таирову, гению-самоучке, юристу из г. Ромны, повезло - его не таскали в НКВД, не арестовали, не избивали в камерах Лубянки резиновыми палками и не застрелили, как Мейерхольда. Не забрала его и ранняя тяжёлая болезнь, как создателя «Принцессы Турандот» Вахтангова. Но и власть не обласкала его, как отцов-основателей Московского Художественного театра.
Да, он получил и звание народного, и орден Ленина, и 35 лет имел собственный театр, Московский Камерный, который - уникальная ситуация по тем временам - был даже «выездным» за рубеж. Однако «своим», приручённым, для советского государства режиссёр не стал. Сталин Камерный театр не любил, называл его абсолютно «буржуазным». Конечно, Таирову, как любому творческому руководителю, приходилось и заседать, и «дружить» с людьми из верхов, и искать компромиссы, и просить, и ставить идейно правильные пьесы. Но у него всю жизнь была одна цель - спасти и сохранить своё детище.
Камерный театр закрывали дважды. Илья Эренбург не зря назвал его «прекрасным, но родившимся под несчастной звездой». Первый раз Московский горком партии выселил труппу в 1917 г. из особняка братьев Паршиных на Тверском бульваре, который выбрал и перестроил в 1914 г. сам Таиров. Сбили вывеску с названием, им придуманным («Камерный» - то есть обращённый к небольшому, но верному кругу единомышленников), вышвырнули декорации. Но через какое-то время вернули благодаря личному заступничеству наркома Луначарского, «укрепив» коллективом Реалистического театра Николая Охлопкова. В 1949 г. приказом Комитета по делам искусств Таирова уволили, а в 1950 г. Камерный потерял и своё имя, став Театром им. Пушкина (Тверской бул., 23, - см. карту). «Личная неприязнь» вождя совпала с борьбой с космополитизмом (настоящая фамилия режиссёра Корнблит), «формализмом и эстетством» в искусстве. Не спасло и покаянно-просительное письмо в Мосгорисполком: как горько сегодня читать это и другие ему подобные послания-прошения гениев к чиновникам! 63-летний Таиров клялся в желании «участвовать в строительстве новой советской культуры и двигать её вперёд».
В один из майских вечеров 1949-го в Камерном последний раз давали «Адриенну Лекуврёр», в финальной сцене под траурный марш звучали слова героини в исполнении Алисы Коонен, супруги и музы режиссёра: «О, как я любила театр! И ничего от меня не останется, ничего, кроме воспоминаний…» Овация длилась и длилась, публика встала, не давая занавесу закрыться, и тогда Таиров велел опустить железный, «пожарный» занавес навсегда. А слова Коонен оказались пророческими. От легендарных спектаклей Камерного - «Адриенны», «Саломеи», «Федры», «Грозы», «Чайки», «Оптимистической трагедии», «Мадам Бовари» - действительно ничего не осталось, кроме воспоминаний и нескольких радиофрагментов, сохранивших необыкновенный голос первой (последней и единственной) истинно трагической русской актрисы XX в. Алисы Коонен.
Проклятие Алисы?
Алиса и Александр. Коонен и Таиров. Это была самая яркая пара в тогдашнем мире искусства, таковой она и осталась в его истории. От спектакля к спектаклю строили свой театр двое равновеликих людей. Коонен была актрисой от Бога и любимой ученицей Станиславского. Великая Яблочкина, звезда Малого театра, подарила ей веер Ермоловой, как бы делая её таким образом «наследницей». Супруги же обожали театр и друг друга, хотя так и не посетили ЗАГС, - поэтому после смерти Таирова Фаине Раневской пришлось подтверждать в судах, что он и Коонен «вели совместное хозяйство».
Известна театральная легенда: якобы, когда Камерный закрыли, Алиса Георгиевна прокляла сцену, погубившую её великого мужа. И больше никогда в театре не появлялась, хотя на 24 года пережила мужа в небольшой квартире, находившейся через лестничную клетку от театральных помещений. Это давало возможность Александру Яковлевичу появляться в театре внезапно и часто среди ночи. Но и в собственном кабинете он продолжал «играть», как вспоминала Коонен, с макетами спектаклей, переставляя в них картонные фигурки артистов, части декораций, что-то меняя и придумывая (не зря она называла его «мальчиком», хоть и был он на 5 лет старше). Квартиру в 1974 г. после смерти Коонен разорили, уникальную мебель из красного дерева распродали.
Таиров в отличие от жены после увольнения из театра в него заглядывал, спрашивая, когда репетиция. А гуляя по любимому бульвару, искал на афишных тумбах названия своих снятых спектаклей, вспоминая, возможно, как они с Алисой, молодые, завлекали на Тверском зрителей, расхваливая самую первую постановку. Режиссёр «сгорел» почти сразу, как с фронтона театра сбили название «Камерный», - рак мозга осложнился стремительно развившимся душевным недугом. Что, собственно, неудивительно: Александру Таирову незачем да и нечем стало жить.
Театр же память великого основателя чтит: в афишах сохранено историческое название, а мемориальная доска, та, что предназначалась для улицы, висит в фойе. На первом этаже - музей Таирова и Коонен, создавших антимещанский, «синтетический театр», где были перемешаны музыка и балет, цирк и пантомима, но при этом страдала и билась живая душа.
