В легендарном советском фильме «Место встречи изменить нельзя» одна из самых ярких сцен — «разбор полетов» после провала засады на Фокса.
«Возненавидели вы меня, и все вы стали по-другому ко мне относиться!»
Петя Соловьев, блестяще сыгранный Всеволодом Абдуловым, пытается доказать, что в происшедшем он не виноват, однако правда упорно вылезает наружу.
И Жеглов в исполнении Владимира Высоцкого констатирует: «Ты не сознание, ты совесть потерял. Ты, когда он на тебя наган навел, не про долг свой думал, не про товарищей своих убитых. А про домик в Жаворонках с коровой да с кабанчиком».
Окончательно отчаявшийся Соловьев выдает: «И про детишек своих тоже думал! Если меня убьют — ты, горлопан, кормить их будешь?! Ты их в люди выведешь? Я давно заметил! С тех пор, как выигрыш выпал мне. Возненавидели вы меня, и все вы стали по-другому ко мне относиться! Все стали по-другому смотреть!»
Весь спор, который ведется вокруг отечественного спорта после начала СВО и который сейчас сосредоточился вокруг Елены Исинбаевой, сводится, по большому счету, к тому, чья позиция ближе — резкого и радикального Жеглова или домовитого и осторожного Соловьева.
Возможно, что Петя Соловьев до этого не просто сидел в дежурке, но и задерживал опасных преступников. Возможно, что он даже имеет ранения и награды. Но в тот день своя жизнь оказалась для него важнее любых других соображений.
Понять и простить?
То, что после начала СВО российский спорт оказался в чрезвычайной ситуации, очевидно. То, что против него применили меры, которые разрушают все правила и нормы международного спорта, — тоже факт. Те, кто это делал, как раз и рассчитывали, что в российском спорте окажется достаточно много таких вот Петь.
Нельзя сказать, что этот расчет совсем не оправдался. Пример госпожи Исинбаевой тому яркое подтверждение.
Но есть кое-что хуже ее поступка. Это желание многих, в том числе и официальных лиц, оправдать, объяснить, ввести поступок в поле допустимого.
И вот это куда хуже желания двукратной олимпийской чемпионки любыми путями сохранить личный комфорт.
«Нейтральное» болото
Накануне Международная федерация гимнастики сообщила о готовности вернуть россиян в нейтральном статусе. И можно догадаться, что как минимум часть наших спортивных функционеров увидит в этом успех.
А успех ли это? Мало того, что многие ведущие спортсмены не смогут попасть на старт, поскольку они либо открыто поддержали СВО, либо выступают за «Динамо» и ЦСКА — так же, как Исинбаева, отрекшаяся от клуба и погон. Так и так молодежь, ради которой это все якобы делается, будет приучаться к тому, что выступать без гимна, флага и любого упоминания национальности — нормально.
Напоминать, как в той же гимнастике наши прекрасные руководители отстраняли от российских соревнований Ивана Куляка, посмевшего нанести на форму букву «Z», не стоит. Как и напоминать про то, какую изжогу у российских функционеров шахмат вызывает Сергей Карякин, отказывающийся выступать без флага. Другие, понимаешь, все подписывают и играют, как «нейтралы», а этот бузит!
Стоит ли удивляться, что самый массовый переход под чужие флаги в спорте наблюдается у шахматистов. Какую атмосферу руководители создают, такой и результат.
На особых условиях
Страна ведет тяжелую борьбу, сотни тысяч ушли на СВО, миллионы куют оружие в «оборонке». А в российском спорте через полтора года после начала спецоперации на полном серьезе рассуждают, что вот «подписание деклараций» — это плохо, а просто «нейтральный статус» — нормально.
И начинаются бесконечные стенания о «коротком веке спортсменов», об их «особом предназначении». А за этим слышится то самое, Петино: «Возненавидели вы меня, и все вы стали по-другому ко мне относиться! Все стали по-другому смотреть!»
Звучит такое мнение — Елена Исинбаева столько сделала для государства, что ей позволительно теперь поступать так, как ей заблагорассудится. Как частному лицу — безусловно. Однако государство не просто может, но и должно давать оценку тем, кого ранее ставило другим в пример. Потому что иначе искажение начинается в головах молодых парней и девчонок.
В годы перестройки много писали о временах «Большого террора» и о том, как сыновей и дочерей заставляли отрекаться от арестованных отцов. При этом отречение, даже вынужденное, рассматривалось как малодушие.
Сладкая жизнь
Над Еленой Исинбаевой не висела угроза тюрьмы. Ей даже разорение не грозило. Но «домик в Жаворонках с коровой да с кабанчиком», сиречь место в МОК и проживание в Испании, оказались весомее совести.
И если вы допускаете, что такой пример приемлем, тогда можно тушить свет и сливать воду. Тогда непонятно, зачем мы пытаемся говорить о каких-то интересах общества, моральном здоровье нации и тому подобных высоких вещах.
У нас на должностях спортивных функционеров сплошь и рядом сидят люди, не желающие смотреть дальше своей сферы деятельности, и потому готовые и на «нейтральный статус», и на томатный соус, и на черта в ступе. И дальше совершенно ошалевшие россияне наблюдают, как те, кто вчера говорил «мы никогда не поедем», втихаря уже тащат куда-то делегацию без опознавательных знаков.
Дело не в том, что смалодушничала Елена Исинбаева. Дело в том, что для кого-то объявление таких поступков нормальностью является залогом собственного выживания.
Потому что, когда государство выделяет средства, одни видят в этом возможность создания чего-то большого и полезного, а другие — источник личного благополучия.
Все гораздо проще, чем кажется.