Палаточный лагерь на тысячу мест открылся несколько дней назад и заполнен пока наполовину – в основном, вьетнамцами, задержанными во время рейда на подпольную швейную фабрику. Фабрика находилась тут же, за стеной полевого спецприемника. Инициатива ГУ МВД РФ по Москве и МЧС по созданию лагеря временного содержания «на свежем воздухе» должна решить проблему острого дефицита мест для депортируемых.
«Нас и самих, наверное, надо в лагерь отправить»
На пятый день после открытия лагеря мигрантов ГУ МВД по Москве организовало для журналистов экскурсию внутрь территории. Ее открыли для СМИ после критики правозащитниками условий, в которых живут задержанные. В лагере нет горячей воды и электричества, его обитатели жаловались, что не могут питаться гречкой и просили привезти рис. Накануне лагерь посетили консул Вьетнама и уполномоченный по правам человека Владимир Лукин.
По пути в лагерь корреспондент АиФ.ru пытается узнать дорогу у дворников. «Это там где вьетнамцы, да?», – растягивая слова, говорит пожилой узбек в желтой жилетке. Его слышно с трудом из-за работающей газонокосилки. «Мы этот лагерь по ночам готовили, палатки ставили», – говорит мужчина, но не может вспомнить даже примерное направление. «Нет, мы не боимся туда попасть. Там же те, кто совсем по-русски не говорит», – добавляет один из дворников.
По соседству от узбеков-дворников ремонтная бригада чинит трубу. Лица славянские. Вопрос о местонахождении палаточного лагеря для мигрантов у рабочих вызывает смех. «Нас и самих, наверное, надо в этот лагерь отправить, – улыбаются белорусы и украинцы. – Но без знания таджикского и вьетнамского не примут».
Ближе к промзоне у 2-го Иртышского проезда о том, что рядом располагается лагерь для нелегалов, знают практически все. На входе в лагерь «пробка» из журналистов. Иностранные издания аккредитовывают через УМВД, российские – по редакционным заданиям и удостоверениям.
«Покажут вам потемкинскую деревню»
В течение часа, пока журналисты ждут открытия ворот в депортационный лагерь, внутрь грузовиками везут продукты. После продуктов настает черед общественников и депутатов. Из общественных организаций на территорию пустили только «Офицеров России» и «Гулагу-нет».
Томящийся третий час у ворот президент межрегионального узбекского землячества «Ватандош» и представитель комитета «За гражданские права» Усман Баратов, провожая взглядом входящих внутрь, комментирует: «Ну да, сейчас для прессы всех накормят и помоют. Покажут вам потемкинскую деревню».
«В центре Москвы в XXI веке создан концлагерь. Да, в нем нет печей и газовых камер, но здесь сжигают человеческое достоинство. Вчера Лукин указал на невыполнение санитарных норм – меньше 6 кв. метров на человека. Почему глава санитарного ведомства до сих пор не опечатал эту территорию? Это моральный геноцид», – Усман Баратов набирает по громкой связи телефонный номер одного из задержанных граждан Узбекистана. «Чего тебе?», – недовольно говорит мужской голос. «Чего нет в лагере?». – «Них… нет». Баратов удовлетворительно кивает и указывает на стоящую рядом девушку – «Вот, представителя телеканала ВВС пригласил. Пусть послушает, посмотрит».
Усман Баратов не единственный, кто несколько дней безуспешно кружит вокруг лагеря. Ежедневно сюда приходит гражданка Таджикистана Рая с сумками и надеждой передать мужу еды и теплых вещей. «Звонила их юристу Светлане. Она говорила, в час дня будут принимать передачи. Два раза ей звонила, на третий она телефон отключила. Я другим стала звонить – хочу оплатить штраф за мужа, и пусть его уже домой отправят. Мне ответили, только через 10 дней. Десять жить в этих палатках?». Рая с ужасом смотрит поверх шестиметрового забора, перебирая в руках тяжелые авоськи.
При каждом вздрагивании ворот журналисты стягиваются к ним, стараясь заглянуть внутрь. Видно, как с той стороны с тем же любопытством в сторону журналистов смотрят вьетнамцы, густо облепившие ограждение палаточного городка. Выезжает пожарная машина. «Похоже, помывка завершена», – шутят журналисты.
Последний штрих – представители «Офицеров России» приклеивают к воротам свежеизготовленное объявление с призывом звонить на горячую линию по вопросам нарушения прав граждан. Приклеивают почему-то с внешней стороны. Двум прижатым толпой к воротам дворникам-таджикам с метлами наготове ничего не остается, как внимательно изучать номер экстренной линии.
«Немножко голодные»
Внутри депортационного лагеря в несколько рядов стоят армейские брезентовые палатки. Железные колья палаток вбиты прямо в асфальт. На растяжках вьетнамцы сушат постиранную одежду. Внутри каждой палатки – двухъярусные койки с армейским набором постельного белья: наволочка, простыня, одеяло. Сами вьетнамцы стайками сидят возле палаток.
«Не курить», – таблички на палатках описывают запреты и распорядок дня на вьетнамском, арабском, английском и русском языках. Жизнь задержанных представитель общественной организации «Офицеры России» Антон Цветков сравнивает с отдыхом в пионерлагере. В 6.00 – подъем, построение на проверку, завтрак, отдых, обед, принятие душа и свободное время, ужин, вечерняя проверка. В 22.00 – «отбой иностранных граждан».
Общение обитателей лагеря со СМИ обеспечивают переводчики. «В каких условиях вас содержат?» – услышав вопрос, вьетнамцы в течение нескольких минут говорят наперебой, отчаянно жестикулируя. По всему видно, что к пресс-конференции они готовились. «Немножко голодные», – дипломатично резюмирует переводчик. Еще несколько минут многоголосого щебетания. «Одежды нет, еще не дали. Мыла нет, щетки нет, – транслирует переводчик и берет инициативу в свои руки: – Им сложно привыкнуть к русской еде. Кормили, в основном, гречкой, и я сам видел, как одну женщину вырвало. Но сегодня их покормили вьетнамским рисом, чтобы они сохраняли здоровье».
«Кто-то говорит по-русски?». Несколько вьетнамцев тянут руки. «Тум», – представляется один из них, указывая на себя. «Немножко говорю», – уточняет Тум и вступает в очередную дискуссию с соотечественниками. Потом оборачивается к журналистам и жалобно тянет: «Домой хочу…».
Выделяющийся в толпе низкорослых вьетнамцев таджик Равиль ругается на бойцов ОМОНа, которые его задерживали: при поступлении в палаточный лагерь у мигрантов изъяли личные вещи. «В большую кучу все сложили. А сейчас смотрю в ту сторону, куча-то пропала. Куртка один был, нетбук один был, телефон два было…», – загибает пальцы Равиль.
«Нечеловеческие условия – это у тех, кто живет за МКАДом. А тут лагерь»
«…литров шампуня, кисель, сладости, письменные принадлежности, бумага и ручки», − представитель «Офицеров России» Антон Цветков тоже загибает пальцы, описывая объемы гуманитарной помощи, поступившей в лагерь для мигрантов час назад.
Гуманитарный груз пополнил запасы провизии в лагере на 2 тонны риса. Кроме еды привезли постельное белье, средства гигиены для женщин, канцелярские принадлежности и 50 вентиляторов.
«Все задержанные нарушили паспортно-визовый режим, нелегально находясь на территории Российской Федерации. Причем граждане Вьетнама жили в буквальном смысле в рабских условиях, – рассказал корреспонденту АиФ.ru Антон Цветков. – Трудоустройство в России обошлось каждому гражданину Вьетнама в $2 тыс. Поскольку денег у них не было, въехали в долг. И работали на своих хозяев бесплатно, как рабы. У нас есть подозрения, что нелегальная миграция такого масштаба не могла осуществиться без сговора с представителями посольства Вьетнама». ГУВД Москвы решает вопрос о возбуждении уголовного дела по факту «содержания нескольких сот граждан Вьетнама в рабстве», добавил Цветков.
Представитель «Офицеров России» заметил, что лагерные условия гуманнее тех, в которых работники подпольной фабрики проживали на территории работодателя. Владимиру Лукину, который, по словам Цветкова, «разводит шумиху», он посоветовал «посмотреть, как живут россияне за МКАДом».
«В Россию больше не поеду. Теперь Европа в тренде»
Жизнь палаточного городка тянется неторопливо: в одной из палаток играют в карты. В «подкидного дурака». В другой — один из вьетнамцев соскабливает лезвием грязь с пяток.
«Не бунтуют, тихо себя ведут?», – интересуюсь у охраняющих мигрантов полицейских. «Тише воды», – улыбаются они.
В брезентовой палатке молодые вьетнамцы, увидев, что попали в кадр журналистской телекамеры, просят посмотреть и радостно смеются, узнав себя на картинке. Передают из рук в руки бутыль с шампунем, одну на всех. Аккуратно разливают ее в пакетики и перевязывают.
«Жаль их, – говорит Хаким из Таджикистана. – Вьетнамцы такие чистюли. Когда мы на фабрике работали, они два раза в день мылись. А сейчас мучаются».
Сам Хаким помыться не всегда успевает – не выдерживает конкуренции с вьетнамцами, которые и в душ ходят группами. Зато у него как у русскоговорящего в лагере особый статус и преференции, связанные с тем, что он может перекинуться парой слов с полицейскими. Передать просьбу других. Поэтому Хаким держится с достоинством. На подпольной швейной фабрике он работал электриком. Зарабатывал, как говорит, 15 тысяч в месяц – 10 из них отправлял семье. На российскую власть Хаким сердит, считает, что депортация за первое нарушение – слишком строгая мера. «Сначала я должен штраф платить. Я закон чуть-чуть учу, в первый раз никогда не отправляют на родину. Не должны так жестко наказывать», – обиженно говорит Хаким.
На вопрос о дальнейшей карьере в России отрицательно качает головой. «Нет, сюда больше не поеду. Пусть сами работают и сами себе делают хорошо. В Европу поеду. Сейчас тренд такой — многие наши туда едут. Там есть демократия, — мечтательно произносит Хаким, но тут же хмурится. — Но вот беда — за курение могут посадить».