«Выздоровление больных, понимание, что ты можешь помочь, — это безумный драйв. Иначе б мы не смогли так долго продержаться».
Санитарка в 14 лет
Они продержались 7 месяцев. Никто не знает точно, сколько ещё впереди. И хотя официально звание Героя Труда РФ получила главврач 52-й московской больницы Марьяна Лысенко, по сути, герои все они — больничные врачи, медсёстры, санитарки. Особенность этой больницы в том, что в ней никогда не было инфекционных больных. До конца марта там лечили тяжёлые иммунные заболевания, патологии почек и т. д. Люди, которые изначально учились и хотели работать нефрологами, урологами, ревматологами, гематологами, хирургами, вынуждены были заниматься совершенно другим делом. Это эмоционально и физически тяжело. Не перегореть, не опустить руки помогает то, что есть успех.
А впервые тот самый драйв Марьяна Лысенко ощутила ещё 35 лет назад, когда 14-летней девчонкой пришла работать в отделение гнойной хирургии института Склифосовского. «Родители (а её отец Анатолий Лысенко — один из руководителей российского телевидения. — Ред.) были категорически против того, чтобы я пошла в медицину. А чтобы я как следует осознала, что это за профессия, они устроили меня в 14 лет на работу санитаркой. Просто посмотреть на то, какой вообще-то не всегда красивой, не всегда в белоснежном халате бывает медицина. Что это труд и морально, и физически колоссально затратный. Но вышло иначе: я ещё больше утвердилась в своём выборе».
Там, в Склифе, будущему доктору медицинских наук показали, что такое настоящее врачевание. Когда в руках у докторов нет почти ничего, кроме верной клинической мысли и желания помочь больным. «Это был 1984 год. Я застала многоразовые капельницы, многоразовые шприцы, отсутствие эффективных антибиотиков, кроме пенициллина, необходимость точить иголки о кафель — я это умею делать».
После Склифа год проработала в реанимации 13-й больницы — это и решило выбор специализации. Ни один тяжёлый случай не обходится без участия главврача — утренний обход, обсуждение историй болезни и подходов к лечению. А поздно вечером остаётся время анализировать, искать новые эффективные схемы.
Каждый день она заходит в «красную зону». Поначалу было тяжело. «Наш стационар никогда не работал в инфекционном статусе. Непривычная одежда, новый вирус, про который мы ничего не знали. Тревожно было и за пациентов, и за персонал. На московское здравоохранение эта беда свалилась первой в таких масштабах, приходилось с колёс выстраивать помощь. На тот момент ещё не было решения об эшелонировании пациентов по тяжести, что делается сейчас. Есть стационары, которые принимают пациентов тяжёлых, средней тяжести, полностью организовано лечение нетяжёлых пациентов на дому — с КТ-обследованиями, телемедицинскими технологиями, выездом бригад на дом. Всего этого не было и не могло быть в самом начале. Но мы быстро встроились. А благодаря тому, что в Москве был организован клинический комитет, куда вошли главные специалисты города, руководители COVID-клиник и где обсуждались наши наработки, верные клинические решения коллег очень быстро переводились в нормативную базу».
С ног на голову
В 52-й больнице врачи первыми начали применять биологическую терапию — моноклональные антитела для лечения коронавирусных больных с тяжёлой пневмонией. Например, тот самый тоцилизумаб, который потом вошёл в рекомендации Минздрава, одними из первых — переливать плазму с антителами, использовать гелий для восстановления пациентов с большим объёмом поражения лёгких.
«Коронавирус поставил с ног на голову все классические принципы реаниматологии. У нас были совершенно иные подходы ведения пациентов с дыхательной недостаточностью. Но выяснилось, что при COVID-19 аппараты ИВЛ в части случаев фатальны. Да, ИВЛ и ЭКМО (экстракорпоральная мембранная оксигенация. — Ред.) необходимы, они спасали и спасают жизни. Но мы пришли к выводу, что, наоборот, пациента надо максимально пытаться вывести из тяжёлого состояния на методиках, которые предшествуют ИВЛ, чтобы сохранить ему жизнь. Да, есть пациенты, которых мы выстрадали. Они лежали в реанимации на аппаратах, которые заместили им практически все органы — и лёгкие, и почки, и другие — на очень длительное время. К сожалению, некоторые из них были нашими коллегами. И то, что они выжили, безусловно, большое счастье для нас всех».
За всё время в больнице от COVID-19 погибла медсестра, а недавно — руководитель отдела кадров. «Это всегда жуткая трагедия — терять коллег, близких людей. Увы, медики иногда заболевают теми болезнями, от которых нельзя вылечить, и они уходят. Это часть нашей жизни».
В июне она в составе второй группы столичных врачей отправилась помогать коллегам в Забайкалье. «Первая группа врачей из Москвы помогала в организации ковидных коек. А мы уже больше работали над логистикой и сортировкой пациентов по принципу „тяжёлые, нетяжёлые, кто может находиться на дому“. Что меня и моих коллег поразило — это совершенно другая медицина, настоящее земство. Мы ведь в большинстве родились и всю жизнь прожили в городе, где много врачей, современных клиник. А там — множество населённых пунктов, где нет больниц, а есть в лучшем случае медпункт — то есть места, куда добраться до пациента может только санавиация. Да, не везде у них есть обеспечение, соответствующее московским стандартам, но тем не менее там великолепные врачи, которые преданы своему делу, пациентам. Захотелось продолжать с ними сотрудничать, потому что медицинский дух, медицинская идеология, вообще душа медицинская в отдалённых регионах порой даже выше, чем иногда бывает в крупных городах, которые имеют совершенно другие материально-технические возможности».
Там, в Чите, Марьяну Лысенко неожиданно застала и новость о присвоении ей звания Героя Труда РФ. «Я не ждала этого и до сих пор не могу осознать своего нового статуса».
Поженил COVID
С апреля и до середины июля Марьяна Лысенко жила отдельно от своей семьи. Сын оканчивал 11-й класс, готовился к ЕГЭ, рисковать было нельзя. «Сейчас я вакцинировалась. И надеюсь, что это убережёт меня и моих близких. Сделала прививку осознанно, потому что жить в изоляции оказалось очень сложно. И я низко кланяюсь людям, которые пережили изоляцию. Это кажется, что только нам тяжело, потому что мы работаем, а они сидят дома. Испытание изоляцией, может быть, даже посерьёзней, чем интенсивный труд».
Впереди у врачей ещё немало работы. Многие перенесли тяжёлое поражение лёгких. Как это отразится в дальнейшем на их здоровье? Какие последствия оставит после себя COVID? Как вести этих пациентов и помогать им дальше? На эти вопросы нужно будет найти ответы. А когда закончится пандемия — возвращать больницу к работе в «мирное» время.
По словам доктора Лысенко, коллектив больницы за время пандемии очень сплотился. Врачам разных специальностей, которые раньше трудились каждый в своём отделении, пришлось работать вместе, лечить одну болезнь. Многие перезнакомились, начали общаться как коллеги и не только. За эти полгода среди врачей образовалось сразу несколько семейных пар.
«Несмотря на то что мы получили совершенно неожиданный и такой тяжёлый для нас урок, это испытание дало серьёзный толчок всему коллективу — к тому, чтобы делать что-то новое, искать пути лечения. Мы посмотрели на другую сторону медицины, которой они никогда не занимались. Безусловно, потери велики. Я имею в виду и пациентов, и врачей. И физически, и морально люди устали. Но всё равно в этой ситуации есть некий позитив. Все проблемы и жизненные испытания нам даются для чего-то. И к ним нужно относиться именно так».
Марьяна Лысенко уверена, что пандемия сподвигнет людей больше думать друг о друге. Неслучайно многие сейчас занялись волонтёрством. И ещё, по её мнению, нам нужно сохранить нынешнюю культуру поведения, когда в эпидсезон люди появляются в общественных местах только в маске, соблюдают социальную дистанцию. Раньше ведь об этом никто даже не задумывался. «Современный мир слишком тяжёл в том плане, что нам некогда остановиться и подумать о душе — и о своей, и о чужой. Вот это то, что должен изменить коронавирус. Привнести это понимание ответственности за чужую жизнь. Потому что от того, как ты себя ведёшь, могут серьёзно пострадать окружающие, твои близкие и ты сам в том числе».