Принято считать, что если по части производства водки, пива и мёда Россия традиционно была самодостаточной, то по части вина её всегда держали на коротком поводке страны Европы — и те, что вино производили, и те, что занимались торговлей.
Так оно примерно и было. Но только в совсем уж седой древности. Отечественные правители отлично понимали, что целиком и полностью зависеть от милости иностранцев не годится. Тем более что вино — не только предмет роскоши и статусного потребления. Вино обязательно для православного богослужения — это у католиков прихожане-миряне причащаются только хлебом, а у нас всем полагается «вкусить и Тело, и Кровь Христову», то есть и хлеб, и вино.
Вино — где оно?
Отец первого русского царя из династии Романовых, патриарх Филарет, насидевшийся во время Смуты в польском плену, был особенно озабочен — вино в те времена шло в Россию в основном через враждебную и агрессивную Польшу. Неудивительно, что его сын Михаил, едва став в 1613 году царём, обращал внимание и на «мелочи». В частности, на то, что в одном монастыре под Астраханью вроде бы прижилась виноградная лоза. Уже на следующий год его личным распоряжением там основывается «сад для двора Государева», а в пустой казне находятся деньги для покупки сортовых саженцев. И даже для найма высокостоящих иностранных специалистов. Но виноградарство — дело тонкое и небыстрое. Первая пробная партия отечественного вина вышла только в 1656 году. Царь, основавший русское виноделие, до своего успеха не дожил — он умер за девять лет до того.
Но одной Астрахани со всеми её волостями было мало, хоть ты там всё засади виноградом. Дон? Перспективно. Но его ещё надо было сделать русским — полностью это удалось лишь в третьей четверти XVIII века. Крым и Кубань? То же самое, только ещё позже — крепость в Тамани, например, начали строить лишь в самом конце XVIII века. Но и в первой половине XIX столетия, если верить Лермонтову, описавшему те места в одноимённой главе «Героя нашего времени», это ещё была дикая глушь. А теперь прибавьте к этому темпы роста лозы...
Однако из этой, казалось бы, безнадёжной ситуации был найден блестящий и оригинальный выход.
Без посредников
Фамилия предпринимательской династии Елисеевых на слуху до сих пор. «Главные» магазины-гастрономы Москвы и Санкт-Петербурга народ называл «Елисеевскими» и в Российской империи, и в СССР, и сейчас. Но официальное название было всё-таки иным: «Магазин Елисеева и погреба русских и иностранных вин».
Родоначальник династии, Пётр Елисеев, подобно многим своим землякам-ярославцам, делал в Петербурге неплохую карьеру торговца. Именно о таких упоминал бытописатель Иван Кокорев: «Тайна превосходства заключается в том, что ярославец чрезвычайно учтив не с одними “сударями”, но со всяким, даже со своим братом, серокафтанником. Разнашивает он “пельсины, лимоны хороши, коврижки сахарны, икру паюсну” — товар всё благородный, от которого и барыш не копеечный». Правда, многоумный Пётр дополнил «пельсины и лимоны хороши» прочими колониальными товарами. А главное, винами самых разных видов и сортов, для чего даже арендовал на Петербургской таможне склад под приём и хранение бочек и бутылок.
Пока ничего особенного. Пока Пётр Елисеев — всего лишь удачливый и оборотистый купец, сделавший правильную ставку на правильный товар. Кто иной на этом бы и успокоился. Но Елисеев пошёл дальше. Вернее, поехал. Целью был португальский остров Мадейра — вино оттуда в России весьма ценилось. К тому же между Россией и Португалией ещё в 1787 году был заключён «Договор дружбы, мореплавания и торговли». Как признавался впоследствии сам купец, поездка была «более ознакомительной, чем коммерческой». Тем не менее несколько месяцев, проведённых на Мадейре в 1821 году, многому его научили. Из поездки он привёз 20 бочек вина, которое ушло влёт. А главное, он привёз прямые контакты с производителями, исключив из торговой цепочки алчных посредников. В результате оборот продаж значительно вырос.
Русские идут!
Попутно вырисовывалась любопытная схема экспансии русского капитала в Европу. Нельзя доподлинно утверждать, что Григорий Елисеев был знаком с теорией Маркса о прибавочной стоимости. Но что-то подобное он всё-таки подозревал. В самом деле — возить готовое вино выгодно. А что, если покупать вместо вина продукт первичной переработки и доводить его до ума у себя дома?
В сочетании с безукоризненной репутацией и правилом Елисеева расплачиваться только наличными эта схема стала настоящим нокаутом для европейской виноторговли. Григорий Петрович буквально ворвался на рынок и стал там диктовать свои правила. На той же Мадейре, а чуть погодя и во французском Бордо, и в испанском Хересе, и в португальском Порто Елисеев арендовал и покупал склады. Скупал у местных урожай винограда на корню, превращал ягоды в полуфабрикат и отправлял продукт первичной переработки в Петербург, на Васильевский остров.
Своё и не своё
А там уже в начале 1860-х были выстроены потрясавшие воображение современников помещения для хранения и дальнейшего выдерживания вин: «Чтобы обойти все отделения подвалов и кладовых Елисеевых, вникнуть во все детали разнообразных приспособлений, приноровленных к ежедневным отправкам, к хранению, воспитанию и росту вина, недостаточно и дня. Это в своем роде маленький город с сильно бьющимся пульсом живой работы...»
От своей флотилии Елисеев отказался. Теперь уже компании-перевозчики ходили к нему на поклон, почитая за честь сотрудничать с таким воротилой — в 1874 году в Петербург прибыло 42 (!) парохода с грузом для фирмы «Братья Елисеевы». Ежедневный розлив вина составлял 15 тысяч бутылок. И ещё 100 тысяч ящиков хранилось в запасе — так, на всякий случай.
А самое интересное, что вино Елисеевы поставляли не только и не столько на внутренний рынок. Вот цитата из деловой переписки тех лет: «Вина, выдержанные в их подвалах, в огромном количестве выписываются не только европейскими странами, но и в Америку».
На поверку выходило, что Елисеев сумел сделать Европу не чем иным, как винным сырьевым придатком России. Виноград выращивали в Испании, Франции и Португалии. А вино делали и разливали в Петербурге. Русские. И продавали тем же французам, испанцам и португальцам.