«Синдром Отрадного»

В начале февраля вооружённый винтовкой и карабином подросток открыл стрельбу в своей школе в Отрадном. Он убил преподавателя географии и полицейского. После трагедии многие стали обвинять в случившемся психолога школы. А столичные власти решили проверить всех психологов на профессиональную пригодность.

   
   

На прессу немного обижены

На стуле в маленьком кабинете школьного психолога Галины Ерёминой (здесь и далее имена и фамилии изменены — прим. авт.) сидит мальчик-первоклашка с мамой. Их семья недавно переехала в Москву, сегодня они пришли устраиваться в школу.

– Вы откуда переехали? Как учился ребёнок? А карта медицинская с вами?

– Учителя хвалили. Он у нас такой общительный, — отвечает мама первоклашки и протягивает документы. Психолог откладывает их в сторону и начинает беседовать с ребёнком.

– Расскажи мне о своих друзьях. У тебя их много? — задаёт она вопрос мальчику. Мальчишка что-то бурчит себе под нос, опустив голову.

Галина Ерёмина пытается его подбодрить. Показывает картинки с нарисованными игрушками, цветными квадратиками. А потом просит мальчика сесть за стол и нарисовать животное, которое не существует. Задание первоклашке нравится, он увлечённо начинает рисовать, время от времени поднимая глаза вверх. «Это один из эффективных тестов, чтобы понять характер ребёнка, чем его можно увлечь», — объясняет Галина Ерёмина. На беседу и тестирование первоклашки у Ерёминой уходит минут 30. После она направляется с вновь прибывшими в школу к директору, чтобы определить для ребёнка класс, где новичку будет комфортно. «Вот, на одного ребёнка ушёл час, — заявляет Галина Ерёмина, когда всё окончено. — Так и надо. Но я одна. А детей тысяча. Плюс родители и учителя».

   
   

Она открывает дверку шкафа, чтобы положить туда папку с данными первоклашки. Полки шкафа забиты бумагами. «Вот это моя работа за полгода. Ещё полгода пройдёт, такие же кипы бумаг вырастут. А вообще, после расстрела в Отрадном на прессу школьные психологи немного обижены. Почему-то журналисты всю вину свалили на школьного психолога. Да и криминалист Виноградов им заявил, мол, что психолог не выявил, не обратил внимания. Ладно журналисты. Виноградов — он же профессионал, он должен знать, чтобы что-то выявить, нужно время и постоянное наблюдение. А этого у нас нет».

Одна на школу

Первые психологи в школах Москвы появились в 80-х годах прошлого столетия. Когда ввели штатную единицу, педагогов с профильным образованием оказалось мало, поэтому должность психолога в большинстве школ заняли учителя, знающие о психологии лишь по краткому учебному курсу в вузах. Позже их должность стали занимать люди с профессиональным образованием. Правда, как признают в школах, заменили не всех.

Должностные обязанности педагога-психолога нормативно закреплены в Едином квалификационном справочнике должностей руководителей, специалистов и служащих, раздел «Квалификационные характеристики должностей работников образования» (приказ Mинздравсоцразвития России от 26 августа 2010 года № 761н).

Как сказано в документе, «профессиональная деятельность педагога-психолога направлена на сохранение психического, соматического и социального благополучия обучающихся, воспитанников в процессе воспитания и обучения в образовательных учреждениях».

В рамках своих должностных обязанностей педагог-психолог должен проводить психопрофилактическую и диагностическую работу с учениками и их родителями. По словам Галины Ерёминой, справиться со всей нагрузкой одному школьному психологу не под силу. По её мнению, необходимо два или три психолога на школу. «Наша задача — и диагностика, и коррекция, и развитие. Эмоционально неустойчивых детей у нас очень много, поэтому возлагать ответственность на единственного в школе педагога-психолога за поступки таких детей несправедливо», — говорит Ерёмина.

Проблема — родители и педагоги

Помимо большой нагрузки, есть две проблемы, с которыми в своей работе сталкивается педагог-психолог: недоверие родителей и детей, а также подчинённость директору. «Я вам не жалуюсь. Я говорю, как есть. Мы всегда посередине находимся, между родителями, педагогами и учениками. Частая ситуация такая: проводим тестирования, выявляем повышенную тревожность у ребёнка, говорим об этом родителям. И что слышим в ответ: «Да вы что, с ума сошли, мой ребёнок самый-самый… Проверьтесь сами… Я на вас жалобу напишу… Делаете из моего ребёнка дурака». Семья не хочет признавать проблему, не хочет с ней бороться. А что сделаем мы?» — разводит руками Ерёмина.

«Согласно закону, ребёнок может заниматься с психологом только добровольно, посещать психологические центры только с согласия родителей. Следовательно, даже очевидные проблемы, выявленные или наблюдаемые у детей, можно корректировать только при определённых условиях, зависящих не от квалификации и уровня профессионализма педагога-психолога, а от уровня потребности в такой коррекции у родителей ребёнка», — подтверждают в столичном Департаменте образования.

«Есть и другая сторона — педагогический коллектив. Приходит ко мне учитель, на ребёнка жалуется. Просит внести его в «группу риска». Я наблюдаю за ребёнком и вижу, что он абсолютно нормальный. И дело тут не в ученике, а в учителе, который его почему-то невзлюбил. Объясняю это учителю и становлюсь его, можно так сказать, врагом. Он песочит меня на педсовете, его поддерживают коллеги. А директор мне так ненавязчиво объясняет, что учеников у нас много, а педагог один. Что, если ученик покинет школу, школа это переживёт. А если из школы уйдёт хороший учитель — момент неприятный», — продолжает психолог Ерёмина.

Ярлык — трудный ребёнок

Сына Натальи Фёдоровой Валерия школьные психологи внесли в так называемую «группу риска», когда он перешёл в 8-й класс. «Он стал драться, огрызаться. Перестал учить уроки, стал каким-то дёрганым, нервным. Я сама пошла в школу. Попросила помощи, совета. Надеялась, что психолог мне поможет. А он тупо поставил на моём сыне крест. С его подачи учителя навесили на сына ярлык — трудный подросток — и всё. Если что случись в школе, сразу мой Валера виноват. Таскают его по каким-то комиссиям. Без толку. Устала я от этого».

«Подростки в 7–9 классах самые эмоциональные, самые протестующие. Возраст такой, — объясняет школьный психолог Анастасия Иванова. — К 10–11 классу агрессия спадает, подросток определяется с будущим: поступление в вуз, может, для этого переезд в другой город. Хотя и это не факт. Есть старшие классы, где трудных детей много. Они не жестокие. Убивать, конечно, не пойдут. Просто у них размыты границы морали, они не знают, что такое хорошо, а что плохо в сегодняшнем мире. Понять, что творится в их душе, в их голове, трудно. Особенно, когда детей в школе много».

По словам Анастасии, информацию о трудных детях школьный психолог получает в основном от классных руководителей. Как правило, это отстающие ученики, которые мешают проводить уроки. Хорошисты, отличники и школьные активисты в группу риска попадают редко.

«Так в Отрадном получилось. Мальчик хороший. Шёл на медаль, активный. Поэтому никто в нём не видел ничего плохого. А получилось вот так».

Аттестация добровольная

После страшных событий в школе в Отрадном столичный Департамент образования принял решение о дополнительной аттестации школьных психологов. Её проведут в Московском городском психолого-педагогическом университете. «Для вуза проведение дополнительной аттестации — профильная работа, которой он занимается постоянно», — комментирует представитель столичного Департамента образования Мария Ермакова. Однако, согласно статье 49 Федерального Закона от 29.12.2012 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации», аттестация должна быть добровольной.

– В добровольное в нашей школе я уже не верю, — смеётся Галина Ерёмина. — У нас не Европа. Протестируют всех. Интересно будет, если многие не пройдут переаттестацию. Что будет?

– Наберут новых.

– Действительно думаешь, что это решение проблемы?