Кодинск: город, где ГЭС

«Гудят сирены двухконсольных кранов над Ангарой, и днём, и ночью спор с рекой упрямой похож на бой», - эти строки из песни Александры Пахмутовой многие десятилетия будут петь артисты советской эстрады. В октябре 1974 года за туманом и запахом тайги в Красноярский край прибыл первый строительный десант «БратскГЭСстрой», на счету которого уже были большие стройки Братской и Усть-Илимской ГЭС, тепловые электростанции в Бурятии и Якутии. Начались подготовительные работы масштабного строительства новой, четвертой ангарской гидроэлектростанции - Богучанской ГЭС. Пуск первых агрегатов пятой по мощности станции в России был намечен на 1988 год, а завершить строительство планировалось к 1992 году.

   

   

 

Из-за недостатка финансирования, а впоследствии, из-за распада СССР, стройку на разных этапах несколько раз «замораживали». И лишь в новом веке, спустя почти два десятилетия заморозки стройка ожила и довольно бодрыми темпами двинулась к благополучному вводу в строй.

Сегодня история станции – это, прежде всего, история судеб сотен людей, которые возводили в таежной глуши гигантский и технически сложный промышленный объект. Кто-то сдался и уехал, кто-то прожил рядом с ГЭС всю жизнь в надежде увидеть, как зажгутся ее огни.

Корреспондент АиФ.ru преодолел расстояние в 5 419 км, чтобы попасть в город гидростроителей Кодинск, и поговорить с его жителями. К 22 декабря – Дню энергетика - мы специально подготовили несколько историй, рассказанных очевидцами стройки века.

От Красноярска до Кодинска – маленького сибирского городка, затерянного на северо-востоке Красноярского края – полтора часа лёта на шумном АН-24. Из деревянного здания местного аэропорта с лаем выбегает овчарка: провожает гостей с большой земли от трапа до машины.

За окном серой газели, в которой мы едем, мелькают хмурые силуэты тёмно-зелёных елей и сосен, припорошенных снегом. «Мы учились в суровые дни песней зажигать костры», – хрипит динамик. Машину то и дело подбрасывает на ухабах. «Дорога здесь – хуже некуда, – кричит с переднего сидения водитель. – Местные никогда не ездят в одиночку. Только группой машин. Если один застрянешь – пропадёшь».

   

   

 

В Кодинске всего 15 тысяч жителей, нет кинотеатра и спортивного комплекса, периодически случаются проблемы с Интернетом и мобильной связью. Однако это не мешает населению этого города и окрестных деревень жить «от души»: почти каждый день здесь женятся или выходят замуж, празднуют поминки и юбилеи с одинаковым размахом, играют джаз и до сих пор хранят древние традиции и особый «ангарский говорок».

Строитель-шахматист

Бывший учитель плавания Валерий Давыдов приехал в Кодинск из Братска в 2001 году, чтобы «помочь быстрее построить ГЭС». Со стройкой у педагога не заладилось, он решил вернуться в сферу образования и вот уже два года учит детей играть в шахматы и шашки в кодинском Доме Творчества.

 

«Я в Кодинск «на лопату» попал: бетонщиком, строить Богучанскую ГЭС. Это ведь было время, когда Пахмутова песни писала про тайгу, про хмурый ветер с Ангары. Романтика! Помню, дали первую зарплату: десять тысяч рублей. Чистыми, на руки, за вычетом питания в столовой «Ладушка». Я себя почувствовал мужчиной. И дочь поняла, что у неё всё-таки есть отец. До этого с деньгами было очень трудно. А ГЭС дала доход, помощь, толчок. Штаны перестали спадать».

 

В вечернее время в кабинете Давыдова – автошкола, в дневное – шашки и шахматы. Бывший строитель и взрослых бы учил играм, но те к нему не ходят. Двое воспитанников Давыдова, пока учитель рассказывает о своей жизни в Кодинске, переговариваются по рации.

– Илья, это тупик!

– Да какой тупик, ходи уже!

 

Как говорит сам Давыдов: строил-строил ГЭС, да так и не построил. В 2004 году в очередной раз резко сократили финансирование строительства, многих работников станции отправили в административные отпуска, а тем, кто ещё работал, понизили ставки.

«Вы бы имели мужа с тремя тысячами рублей заработной платы? И это в месяц. Зачем вам такой муж? Ну, я «лопату в пирамиду» – и всё. Ушёл с ГЭС. Пошёл сперва в охрану работать. Сутки через трое, лёжа на боку, стал зарабатывать деньги. Там хоть что-то платили. Помёрз-помёрз, летом-то ещё ничего, можно спать, а зимой очень трудно.

 

Вообще, у меня физкультурное образование, специализация – плавание. Тут начальство грозилось бассейн построить, да так и не построили. Я подумал: ну, может, хоть шахматы? Я ведь на пенсии уже. Пригодилось то, чем занимался в часы досуга. Второй год детей учу. Ходим по школам на занятия».

Сегодня у Давыдова всего две мечты: привлечь в свой шахматно-шашечный клуб взрослых и построить в Кодинске спортивный комплекс с бассейном.

 

«Хватит, я уже покорил Сибирь. Или она меня, – смеётся педагог. – Я бы пошел в инструкторы по плаванию. Опустил бы пятки в бассейн да и сидел.

Живём здесь, как в глухом селе. Ещё бы лавки поставить да махорку закурить. Стыдно, ей-богу. А был бы у нас спортивный комплекс, так молодёжь бы хоть на пару часов забыла про курево да про пиво. А кто-то, может, и совсем бы забыл».

Музей на память

На втором этаже кодинского социально-реабилитационного центра для несовершеннолетних «Гнёздышко» располагается Кежемский историко-этнографический музей. За сохранностью экспонатов, традиций и особого «ангарского говорка» следит его директор – Галина Брюханова.

«Это сейчас звёздной ночью с самолёта, держащего курс на восток, сибирская земля кажется усыпанной россыпью алмазов. Это огни гидроэлектростанций, а когда-то это была глухая, непроходимая тайга», – быстро, почти без пауз, начинает вещать Брюханова.

 

Они с мужем приехали в Кодинск из Енисейска, да так и остались: супруг Галины сказал, что отсюда никуда не уедет. Когда в музей привезли экспонаты со странными названиями «поняга», «пойма», «волосянки», женщина сильно испугалась: что это и как это запомнить?

 

«Рыбалка и охота в этих землях остались до сих пор, да особый ангарский говорок, – рассказывает Брюханова. – Мужчины большую часть времени проводили на охоте в тайге, а женщины занимались рыбалкой. Да и сейчас занимаются. Зимой даже подлёдным ловом. Вот камень, зашитый в бересту – это грузило, по-ангарски называется «кибас», «кибасья».

 

Грузило, сделанное из глины – «галок». Кроме грузила, должен быть поплавок – «цефка». Это черпак, воду черпать. По-ангарски – «черепалка». Меня это умиляет, ведь пришли из европейской части, но тем не менее хоть одну буковку да изменили, чтобы свой ангарский говорок был. Носки, связанные из конского волоса – «волосянки».

 

Если у вас ноги промокли, то, как вы свой носок ни выжимайте, он всё равно будет мокрым. А тут – смял, воду выжал, два раз хлопнул – сухой. Настоящие охотники до сих пор предпочитают ходить в «волосянках».

 

Шторка – «задергушка». Платок – «кокетка». До сих пор у нас эти слова звучат. Мы проводим экскурсии для детей, я им всё показываю, рассказываю. Вот, например, верхнюю одежду до сих пор «лопатинкой» называют».

 

В окрестных деревнях на этой территории ещё есть хоры, в которых бабушки поют ангарские песни. Многое, по словам Брюхановой, потерялось в связи со строительством Богучанской ГЭС: началась миграция, люди разъезжались. Впрочем, уже спустя годы, когда стройка вновь взяла обороты, началось переселение, люди, испугавшись, что традиции и предметы старины уйдут «под воду» вместе с землёй, стали прикладывать силы к их сохранению. «Чтобы не потерять историю», – подчёркивает Брюханова, аккуратно укладывая раритетные «волосянки» обратно на полку в «охотничьей избе».

Джаз в Тайге

Преподаватель фортепиано Ирина Борисова приехала в Красноярский край из Киргизии в 1993 году из-за сложной, «антирусской» обстановки. «Национализм вышел на улицы», – говорит женщина. Сегодня она надевает на отчётные концерты блестящий красный пиджак и учит детей играть джаз в музыкальной школе Кодинска.

 

«В Киргизии в те годы было очень сложно. Национализм усилился, фактически, «вышел на улицы». Среди соседей я этого не видела, а вот, скажем, в общественном транспорте, на базарах – да. Приставали очень сильно, могли спровоцировать на драку. Русские стали уезжать».

В Кодинске у Ирины Борисовой жила и работала близкая подруга. Она сказала, что есть место преподавателя теоретических дисциплин в кодинской детской музыкальной школе и что может поговорить с директором. Ирина переехала.

 

«Брат провожал меня в аэропорт, и когда мы шли в районе автостанции какой-то киргиз толкнул его плечом. Всю дорогу до Кодинска я думала, как он там: добрался ли до дома, жив ли?

Он потом тоже уехал, кстати. Не выдержал. Хотя долго ещё жил в Оше и думал, что всё будет хорошо. Трудно ведь уезжать из родительского дома. Могилы тоже трудно оставлять».

Самое главное в преподавании, по мнению Борисовой, – взаимопонимание между педагогом и учеником. Разговаривать с детьми нужно на их языке, употребляя в разговоре сленговые слова: круто, клёво, отпад. Дети Борисову любят, занимаются на её уроках с удовольствием.

 

На отчётном концерте в кодинской музыкальной школе воспитанники Борисовой играют произведения Глена Миллера. Сама преподавательница сидит в концертном красном пиджаке в первом ряду и внимательно следит за учениками.

 

О своём переезде в маленький городок в глухой тайге Борисова не жалеет. На вопрос: вернулись бы вы обратно – резко качает головой.

«Раньше в Киргизии люди жили лучше, чем здесь. Помню такую картину: русские с какими-то дикими, едва ли не голодными глазами в киргизском магазине берут красное вино. Ящиками! У нас было всё.

Как-то ко мне приехала погостить сестра из Москвы. «Через какие крупные города мы будем проезжать?» – спросила она у меня. «Да ни через какие!» – ответила я ей. Сестре здесь так понравилось: покой, красота, рай! Следующим летом они с друзьями хотят вдесятером приехать в Кодинск. У нас ведь как? Набираешь ванную, смотришь – а вода бирюзовая. Мне очень нравится Кодинск. Обратно я не вернусь».

 

Смотрите также:

• Строитель Богучанской ГЭС: «Мы остались, чтобы увидеть, как зажгутся огни станции» →
• «Мы старые, но не больные!» Как живут бурановские бабушки, лишенные бренда? →
• Вышли на минуту, ушли навсегда. Очевидцы об аварии на Саяно-Шушенской ГЭС →