Кто такие «чёрные археологи» и как находят клады. Онлайн-конференция

Ведущий конференции: Друзья, здравствуйте. Сегодня на ваши вопросы ответит кандидат исторических наук, доцент, член Европейской ассоциации археологов Тамара Пушкина. Здравствуйте, Тамара Анатольевна. Пушкина Тамара Анатольевна: Здравствуйте.

Археологи – разные. Некоторые считают возможным сотрудничать с «чёрными» археологами, в смысле - получать от них информацию о найденных вещах. Это очень трудная тема. Я знаю, что в некоторых случаях следы работы «чёрных» археологов позволяют предполагать, что работали не просто «любители древностей», а профессиональные археологи. Некоторые курганы в Гнёздове, я своими глазами видела, раскопаны «чёрными» археологами, потому что для проведения раскопок нужно получить разрешение – «открытый лист». Он выдаётся на фамилию определённого человека. На раскопки в Гнёздове «открытые листы» выдаются совершенно определённым людям. Кроме меня, ещё 2-3 человека, фамилии их известны. Они не копают курганы. Мы все занимаемся поселением, а приезжаем в Гнёздово и видим, что раскопаны курганы. Мы не брали разрешение на эти раскопки, но курганы раскопаны почти в полном соответствии с правилами проведения раскопок, то есть соблюдена методика. Либо это очень хорошо подготовленные «чёрные» археологи, либо это грешил кто-то из профессионалов.

Но ведь бывают случаи, когда из «белых» археологов переходят в «чёрные». Может быть, всё дело в зарплате?

Я считаю, что это неправильная аргументация, нехорошая. Получается, что за деньги человек нарушает свою профессиональную этику. В каждой профессии существует своя этика, она необязательно где-то прописана, но она существует. Если вы – археолог, вы не должны разрушать памятник, вы должны его исследовать и полученные материалы передать государству, а не торговать этим материалом. Значит, если он из-за денег стал продавать археологический материал, он нарушил профессиональную этику. Он что, так плохо живёт, что ему есть-пить нечего? У нас много археологов, которые работают в государственных учреждениях, они – бюджетники, но они же не переходят в разряд «чёрных» археологов. Значит, это ещё зависит от того, какую планку человек ставит для себя в материальном обеспечении: хочет он иметь «Лендровер» или обойдётся «Запорожцем», хочет он иметь квартиру в центре Москвы и ездить отдыхать далеко или нет. Я не хочу никого осуждать, но мне кажется, что это в некотором смысле профессиональное предательство.

Наша экспедиция называется Смоленская археологическая экспедиция МГУ. Она работает уже шестьдесят четвёртый год. В следующем году будем праздновать наш маленький юбилей – 65 лет. Основные раскопки у нас сосредоточены в Гнёздове. Это известные Гнёздовские курганы и поселение. В этом году мы работали там почти полтора месяца, копали только поселение. В разных местах этого поселения вели работы. С одной стороны, сенсаций нет, и это хорошо, потому что сенсации иногда привлекают нездоровое внимание, а мы предпочитаем работать спокойно. То, что мы в этом году раскопали, наши находки дополняют наши знания, наши коллекции, которые собраны в результате многолетних исследований. С другой стороны, находки этого года уточняют наши знания, дополняют их, расширяют их — и это хорошо. В течение последних 15 лет мы сосредоточили своё внимание на изучении древнего Гнёздовского поселения, которое существовало с рубежа IX-X века по первую половину XI века. Это его наиболее активный период жизни, время, когда формируется Древняя Русь. Это время, когда активную роль в истории Руси играют варяги. Это то время, с которым связана дискуссия у историков в русле так называемой «норманнской проблемы». Гнёздово – совершенно замечательный памятник, один из самых масштабных памятников периода возникновения древнерусского государства. Самый масштабный, во-первых, по площади, которую он занимает. Общая площадь Гнёздовского комплекса археологических памятников и территории заповедника — 208 га, которые объединяют примерно 8 курганных групп, которые когда-то содержали 4,5–5 тысяч курганов. Курганы – это земляные насыпи. В Гнёздове они насыпаны из песка и супеси. Высота их от 60 см до 3-5 м. К началу XI века было насыпано уже 4,5 тысячи курганов. В этих курганах были похоронены люди, которые жили в Гнёздове. По оценкам специалистов, население составляло на то время от 800 до 1000 человек. Это огромный посёлок. Родовой сельский посёлок, о котором мы можем судить по раскопкам многих сельских памятников Древней Руси на территории Украины, Белоруссии, России, обычно насчитывал 70-80 человек. А здесь в 10 раз крупнее. Значит, это не просто деревня, где жили мирные пахари. Значит, это нечто иное, и размер и материалы самого поселения это подтверждают. Общая площадь посёлка для Х-ХI века почти 30 га. Это очень много, потому что родовые посёлки обычно занимали от 0,5 до 1 га. А в Гнёздове огромная территория, на которой жили, работали, торговали. Изучение этого памятника каждый год что-нибудь добавляет. Мы знаем: жили – значит, должны быть постройки, в которых жили. Археолог изучает, как они устроены. О Новгородских раскопках многие знают – хорошо сохраняется дерево, известно, что там срубы, деревянные мостовые. В Гнёздове дерево потрогать невозможно. Органические вещества здесь в культурном слое не сохраняются, истлевают полностью. Для того чтобы понять, какая конструкция была у того или иного сооружения, мы должны, как следователи, по крупинкам собрать все остатки, зачертить, сфотографировать, проанализировать, как они расположены, как они между собой взаимосвязаны. Эта работа идёт каждый год. Обычно считается так – археолог Арциховский в своё время сказал, что археология — это история, вооружённая лопатой, а в Гнёздове археология вооружена не только лопатой, но и совком, кисточкой, скальпелем и т. д., потому что то, что остаётся в культурном слое Гнёздово, просто так лопатой расчистить и выявить очень трудно. Скорее, мы рискуем уничтожить эти остатки лопатой, поэтому нужно работать более тонким инструментом. Студенты, которые проходят практику в экспедиции, совершенствуются из года в год. Каждый год мы что-то добавляем. К какому-то времени мы знали, что основные дома в Гнёздове — это срубы. А теперь мы знаем, что там были не только срубы, но и столбовые конструкции, то есть когда стены сооружались из вертикально вкопанных столбов. Сейчас мы потихоньку разобрались, как выглядели отопительные сооружения. Развалы обожжённых камней, глины говорят о том, что здесь был очаг, печь-каменка. А как они выглядели? Как они были сложены? В этом году на одном из участков на периферийной территории поселения мы обнаружили завалы глиняных конструкций, которые, вероятно, являются следами пола. Казалось бы, ерунда и мелочь. Но нет, глиной равняли пол не везде, не все племена это использовали, не во все времена. Это характерно для определённых территорий, этнических групп. Каждый год мы находим сотни гвоздей, десятки ножей. Подумаешь, нашли ещё десяток ножей в этом году. Хорошо, что нашли ещё десяток ножей, потому что мы можем дополнить наши знания, проведя металлографический анализ клинков ножей, изучив состав железа, изучив то, как они сделаны, мы точнее можем сказать, какая технология преобладала у населения, делали ли они ножи из «грязного» железа или использовали сталь, или они использовали железо и сталь, сваривая их вместе. И так каждый год. Нашли ещё десять ножей, из них пять хорошей сохранности – они позволят нам уточнить эти сведения. Не найдём эти 10 ножей, значит, не сможем уточнить.

По правилам археологических исследований, независимо от того, к какому времени относится памятник, мы должны собрать и сохранить все предметы, обнаруженные в результате раскопок. Даже если они нам кажутся неинтересными, такие как гвоздь, как обломок глиняного горшка. Это называется «индивидуальные находки». Мы их все должны собрать, каждый предмет нумеруется, будь то нож, бусина, черепок, и получает свой паспорт, в котором указано, где найден этот предмет, на какой глубине, даётся характеристика слоя, где это было обнаружено. Если мы находим вещь при раскопках погребения, то указывается, в каком погребении, на какой глубине, вместе с чем, с какой стороны от останков умершего и т. д. Это всё фиксируется и передаётся в музей на хранение.

А от чего зависит, будут ли эту вещь выставлять в музее?

В первую очередь показываются целые предметы, потому что даже бывалый специалист-археолог не сразу по обломку может сказать, как выглядит целый предмет, а что говорить об обычном человеке. Сейчас многие не знают, что такое веретено. Если мы выставим в музейной экспозиции обломок этого веретена, то это будет абсолютно непонятная вещь для многих. Поэтому в экспозицию, как правило, попадают целые вещи: либо найденные в целом виде, либо отреставрированные. То, что находится в экспозиции, - это малая часть от того, что находится в фондах музея. Иногда употребляют такое странное, на мой взгляд, выражение, как «запасник музея». Это неправильное выражение. Запасник – это значит запас, если что-то потеряли - можем восполнить. Музейные фонды – это не запасники, это то, что восполнить невозможно. Мы же не можем говорить, что в запаснике есть ещё одна картина Брюллова «Последний день Помпеи». Она единственная! В археологии не может быть запасников точно так же, там каждый предмет по-своему уникален. Поэтому археологические фонды – это наша драгоценность. Музейные работники изучают форму предметов, как они сделаны, из чего, когда, почему они сделаны, для чего. И только потом, когда эти знания собираются, вещь поступает в экспозицию музея. На этикетке рядом с этой вещью всё сказано, например, что это браслет такого-то времени, сделан из меди или из бронзы, иногда указывается место производства, потому что не всегда это можно точно сказать. То, что выставлено в музее, - это уже результат научной работы, которую проделали сотни людей на протяжении длительного времени. А мы, археологи, первыми находим, даём первичную атрибуцию этих вещей: иногда сразу удаётся дать точное определение, а иногда приходится долго сидеть, думать, искать аналогии, копаться в литературе.

Вы сказали в начале беседы, что к счастью никакой сенсации не нашли. Может быть, в вашей практике был случай, когда сенсационные находки мешают?

Я приведу два примера. Один пример – положительной сенсации. Это раскопки 1949 года, когда только начали исследовать Гнёздово, когда только начала работать Смоленская экспедиция МГУ. Её основал и долгое время был её руководителем Даниил Антонович Авдусин. Он – уроженец смоленской земли, закончил МГУ и всю жизнь там работал. Авдусин в 1949 году раскопал курган, где была найдена разбитая византийская амфора, на черепках которой обнаружили процарапанное славянское слово. Были разные толкования этого слова, но последнее время все лингвисты сошлись на том, что это имя владельца в притяжательном падеже, то есть владельца звали Горун, а то, как это слово написано, обозначает, что эта амфора принадлежала Горуну, то есть Горуново. Надпись датируется примерно второй четвертью Х века. И по сей день эта находка единственная. У нас нет славянских надписей на территории Древней Руси этого времени. Это была сенсация в 1949 году. Этой находке было посвящено множество статей. Она способствовала тому, что смоленская экспедиция получила поддержку от университета и продолжила свою работу. Отрицательный пример. В 1993 году во время работы нашей экспедиции на поселении, а не курганах, мы нашли клад. Раскапывали участок, где располагались жилые и хозяйственные постройки второй половины Х века, и наткнулись на клад, который состоял из более чем 200 предметов. Там было более 200 стеклянных и каменных бусин, более 70 арабских серебряных монет Х века, часть из которых была переделана в подвески, несколько серебряных украшенных зернью височных колец (это славянские украшения, которые женщины носили на левом и правом виске), несколько серебряных подвесок, украшенных зернью. Всё это лежало компактной кучкой и, вероятно, было завёрнуто в ткань, потому что на некоторых предметах остались отпечатки ткани. Сверху в эту кучку был воткнут нож. Мы обнаружили кончик клинка. Клад во время раскопок – нечастое явление. Обычно их находят случайно, и мы не всегда знаем, полностью ли они доходят до музеев, обстоятельства находок. А здесь мы его нашли на месте: то есть мы точно знаем, сколько там предметов, как они лежали, в каком порядке. Клад датируется 50-ми годами Х века. Это не первый и не последний клад в Гнёздове, который был найден. Несмотря на то, что мы молчали о нашей находке, о ней знали только те, кто принимал участие в раскопках, и мы дали друг другу слово, что будем молчать до той поры, пока не вернёмся в Москву, потому что боялись, что могут быть какие-то неприятности. Мы жили тогда в деревне, арендовали помещение школы, поэтому боялись за сохранность клада. Мы думали, что никто ничего не видел и ни о чём не догадался. Пока мы работали ещё в течение двух недель после того, как обнаружили этот клад, всё было тихо и спокойно. Мы уехали, и по прошествии очень небольшого времени на территории поселения начались грабительские раскопки.

Это были «чёрные» археологи?

Ну, назовём их так. Кто-то, кто прослышал об этой находке, решил, что там ещё что-то осталось. Когда мы осенью приехали (обычно мы весной и осенью ездим со студентами и аспирантами посмотреть, в каком состоянии памятник находится), мы с ужасом увидели несколько огромных ям, совершенно варварских – всё выворочено, всё выброшено. Вот вам сенсация, которая обернулась для нас своей негативной стороной. Примерно с 1993 года в Гнёздове очень широко развилась «чёрная» археология. Примерно в это время у нас стали продаваться металлодетекторы, и так называемые «любители древностей» приобретали эти приборы и ходили с ними по территории поселения и курганов. Металл даёт сигнал, и тут же копается. Нашли железную вещь – некрасивая, выбросили, серебро, монеты, украшения брали. Вся территория поселения изрыта большими и маленькими ямками, которые остались после походов этих «чёрных» археологов. Ну, казалось бы, достал он эту вещь, будет теперь любоваться, показывать своим детям. Но в большинстве случаев он не знает, что это такое. Вот нашёл он серебряную арабскую монету. Но он же не знает контекст: что было рядом, взаимосвязь одного с другим. У него эта вещь превращается в «бомжа» - паспорта нет, происхождение неизвестно, где живёт, как живёт – неизвестно. Вещь потеряла свой паспорт, она безлика, она ни о чём никому не расскажет, кроме того, что она либо хороша сама по себе, либо не очень. А это очень субъективно. Для кого-то заклёпка от ладьи – ржавый гвоздь, а специалист, в зависимости от того, какой у неё размер, какое сечение ножки, какой формы шляпка, скажет, это заклёпка от повозки или от ладьи. А если от ладьи, то какого размера была ладья.

Сейчас практически все археологические памятники представлены в издании «Археологическая карта России». Институт археологии Академии наук ведёт такую работу, много томов уже вышло, по каждой области. В этих томах даны списки археологических памятников, указано место, где они расположены, краткая история их исследований. Взяв в руки эту книжку, вы можете понять, есть что-то в деревне Шишкино такого-то района или нет. С одной стороны, это хорошо. С другой стороны, это подсказка для «чёрных» археологов, чем они очень хорошо пользуются. Эти археологические карты подготовлены по результатам многолетней работы археологов, то есть проходили разведки, раскопки, которые позволили определить признаки этих памятников. Как расположены памятники каменного века? В каких условиях? На высоком берегу, на краю болота. Памятники эпохи бронзы где могут располагаться в ландшафтных условиях? Там-то и там-то. Памятники XIV века, древнерусские деревни и сёла? На высоком берегу, на водоразделе и т. д. Как выглядят курганы? Курган высотой 60 см можно и не заметить, пройти мимо. Высота кургана 5 м – мимо не пройдёшь. На основе археологического опыта, знаний уже есть некий перечень признаков, которыми можно руководствоваться. Если человек долго жил на одном месте, допустим, как Гнёздовское поселение, которое существовало на одном месте порядка 150 лет, значит, на этом месте накопился культурный слой. Что такое культурный слой? Это земля, которая вмещает в себя остатки деятельности человека – строительные, производственные, хозяйственные, пищевые отходы, то есть это слой тёмного цвета, в которой могут быть кости, черепки, остатки обожжённых камней. Если вы идёте по полю и видите кротовины с тёмной землёй, в которой есть черепки, значит здесь поселение. Городища – это укреплённые поселения, они имеют валы и рвы. Селище – это неукреплённое поселение, то есть поселение, которое не сохранило до настоящего времени никаких видимых следов оборонительных сооружений. Вот идёте, видите ров, вал, значит, это древнее поселение. Есть письменные документы, сообщения, что на реке такой-то стоял такой-то городок. Или, например, подсказывают топонимы – названия местности. Есть деревня под названием Могильцы. Почему она так названа? А там рядом курганы. А что там? А там могилы, могилы. Курганы – могилы. Отсюда и название деревни. Значит, если мы будем смотреть подробную карту, то по названиям можно примерно сориентироваться. Вот тут деревня Городок. Надо туда поехать, посмотреть, там должно быть городище. Там село Городище. Значит, там городище, раз оно так называется. Или деревня называется Паны, в частности в Ярославской области встречается. Там словом «паны» в сельской местности называли древние курганы. Вы приехали отдыхать в деревню. Какие-то бабушки, дедушки рассказывают что-то интересное и говорят, что в лесу есть французские могилы. Может быть, это и курганы, их так тоже иногда называют. Я, будучи студенткой, участвовала в археологической разведке в Ярославской области. Один старик рассказывал, что у них в лесу есть скифские могилы. Скифы никогда не жили в тех краях. Это уже трансформация у этого старика произошла. Он учился в советской школе, что-то слышал о скифах и их курганах. Надо посмотреть на карту, почитать сказания, поговорить с местными жителями, и можно примерно сориентироваться.

В какой-то момент местные «чёрные археологи» обнаглели до такого состояния, что работали в пределах видимости от нашего раскопа. Они совершенно не боялись. У нас работа шла на нескольких участках, и я с одного участка шла на другой. Расстояние между ними метров 300-400. Вижу, по полю ходит здоровенный мужик с металлоискателем. Поле – это то место, где было древнее поселение. Я ему говорю: «Так нельзя. Это археологический памятник. Вы разрушаете его. Это не допускается законом. Прошу вас это прекратить». Естественно, он меня послал в определённых выражениях и пригрозил. Я попыталась что-то ещё ему сказать, но поняла, что мне лучше уйти, потому что стукнет меня один раз, и мне будет совсем неприятно (смеётся).

Но сейчас на вашей стороне закон.

Для того чтобы привлечь «чёрного» археолога к ответственности, его надо поймать за руку и тут же сдать в полицию. Как вы думаете, это реально? Он же не будет стоять и ждать, пока я вызову полицию, пока она приедет.

Достаточно того, что он с металлоискателем ходит?

Да, достаточно видеть, что он идёт по территории памятника с металлоискателем.

Если вы что-то находите на участке, какие-то древние вещи (что-то более древнее, нежели XVIII век), нужно обратиться в местный музей или в отдел культуры районной администрации, показать свои находки. На каждую область есть списки археологических памятников. Если известно, что в списке есть деревня такая-то, где находится ваш дом, вам скажут об этом. В зависимости от того, какой памятник, составляется договор, охранные обязательства. То есть вы подписываете обязательство, что без уведомления властей вы не будете там возводить особняки, строить подземные гаражи и т. д., потому что, если ваш участок находится на территории памятника, вы имеете право вести строительство и серьёзную хозяйственную деятельность только после того, как, допустим, 20 квадратных метров, которые вы запланировали под гараж, раскопают и исследуют археологи. Когда они закончат свои исследования, на этом месте вы можете строить, что хотите. Никто ничего не отнимает. Современная деревня Гнёздово частично перекрывает древнее поселение. Она растёт, расширяется и потихоньку наступает на территорию древнего поселения. По законодательству следует, что строительство на территории памятника возможно только после археологического обследования того или иного участка. В деревне на таком-то участке решили строить гараж и баню. Они знают, что у них – территория памятника. Хозяева обращаются в Департамент культуры Смоленской области с заявлением, что они планируют такое строительство. Департамент культуры связывается с нашей экспедицией и говорит, что там-то собираются строить, включите этот участок в план ваших работ. Эти работы должны быть оплачены. Хозяин участка, который собирается строить что-то у себя, обязан оплатить эти археологические работы. Мы составляем смету и направляем её хозяину. Если у хозяина нет денег на это, то строить там нельзя.

А если человек приобрёл землю и не знал, что она находится на территории археологического памятника? Копал огород, находил какие-то черепки, но он же не специалист…

Когда вы приобретали участок, вы утверждали план строительства и должны были это согласовать с местной администрацией, с архитектором районным или областным. Во всех этих структурах есть или должны быть списки памятников. Поэтому, когда они вам подписывают разрешение на приобретение и застройку, они должны свериться с этим списком. Если в списке есть указание, что здесь находится археологический памятник, стоящий на охране, они должны вас предупредить о том, что вы должны сначала выполнить определённые требования. Тогда вы подумаете, приобретать этот участок или нет. В некоторых случаях администрация или архитектор не глядя подписывают разрешение, и человек, приобретя участок, потом оказывается в этой сложной ситуации. Когда все соблюдают закон, всё нормально. Как только кто-то на каком-то уровне нарушит правила – пошла цепная реакция. Как было в этом году. Пришла хозяйка в Гнёздове – нужно строиться. У неё всё подписано, даже план застройки, а строиться она не может, потому что там нужно провести раскопки. Она, конечно, расстроилась. Можно строиться без раскопок, но придётся платить штраф – 500 тысяч рублей.

Тамара Анатольевна,какие основные болевые точки вы можете выделить в археологической деятельности? С чем больше всего проблем?

Болевых точек много. «Чёрная археология» - это болезненная тема, так же как и финансирование. Археологические экспедиции финансируются за счёт Академии наук, в частности за счёт Российского гуманитарного фонда. Но этот же фонд не бесконечен, он может профинансировать только часть работ. Археологические раскопки в течение долгого времени проводились многими вузами благодаря тому, что там проходила археологическая практика студентов исторических факультетов. Деньги были небольшие, но оплачивался проезд, их питание. Люди приезжали, кормились, участвовали в археологических раскопках. В результате – исследовались памятники, на полученных материалах писались курсовые, дипломные работы, иногда дело доходило и до диссертаций. Сейчас студенческие практики резко сократились. Археологическая практика студентов исторического факультета МГУ в течение долгого времени была продолжительной - 1 месяц. В течение месяца можно хорошо поработать. Теперь эта практика – 2 недели, за которые мало что успеешь сделать. Денег хватает только на оплату проезда и питания. Деньги на реставрацию, консервацию, на проведение лабораторных исследований отсутствуют. Нашу экспедицию выручает то, что РГНФ даёт грант. Благодаря этому мы проводим исследовательскую работу: собираем археологический материал, берём образцы почвы. На студенческие деньги мы уже ничего сделать не можем. Значит, нужно финансирование. Сейчас идёт реформа высшего образования, и Академия наук реформируется. С финансированием тяжело. Если студент-историк участвует в работе археологический экспедиции, он лучше понимает значение памятника, значение своего культурного наследия. Он понимает специфику исторических источников. Одно дело – партийный архив, своя специфика у документов. Архив губернатора Смоленской губернии XIX века – это своя специфика; древнерусская летопись – своя, а изучение археологического материала - тоже своя специфика обеспечения сохранности и изучения. Если историк не понимает разницы между всеми этими видами источников, то он наломает дров. Некоторые историки становятся администраторами, возглавляют какие-то структуры. Если они не имеют правильного представления обо всех видах исторических источников и о том, как их надо сохранять, где можно, а где нельзя применить те или иные методы, то результат будет плачевным.

А студенты охотно едут на практику?

Некоторые боятся ехать, но это, в основном, городские жители крупных городов, которые привыкли к комфорту. Для них отсутствие горячей воды каждый день – это ужас. Они не могут прожить ни минутки без iPhone, iPad . А есть нормальные люди, которые прекрасно понимают, что 2 недели – это же не на всю жизнь. Вы на 2 недели оторвались от столичной цивилизации, попробовали совсем другую жизнь. И коллектив другой, не то, к чему мы привыкли в Москве. Там проверяются люди, складываются какие-то новые дружеские компании, возникают какие-то новые связи, контакты. У нас в экспедиции в этом году треть состава были молодые люди и девушки, которые приезжают к нам далеко не в первый раз. Им понравилось. Мы работаем 8 часов на раскопках, своя прелесть в этой работе тоже есть, потому что, когда вы своими руками находите наконечник копья или, как в прошлом году, одна девушка нашла 68 бусин – ожерелье. Она каждую бусинку диаметром 4 мм почистила. Надо было видеть её счастливое лицо. Они приезжают не первый год. Они с удовольствием работают и с таким же удовольствием потом проводят свободное время. Кто-то перестаёт ездить, а кто-то начинает. В основном, это наши студенты - выпускники разных кафедр, есть выпускники кафедры новой и новейшей истории, кафедры истории южных и западных славян, искусствоведы, отечественной истории XX века. Самые разные. Они нашли для себя что-то интересное, они уже знают, что и как делать. Это археологическая «рабочая аристократия». Они умеют работать лопатой, кисточкой, ножом, они умеют делать замеры нивелиром, знают, как промывать слой. Это золотой фонд нашей экспедиции. К ним потихоньку присоединяются вновь приезжающие. В этом году было несколько человек, которые приехали во второй раз. В прошлом году они были на обязательной практике, а в этом приехали по своему желанию.

Романтики в вашей профессии больше, чем сложных моментов, или нет?

Мы смотрим на закаты, любуемся ими, иногда встречаем рассвет. Каждый год мы фотографируем друг друга не только за работой, у нас есть один сотрудник, который очень любит снимать облака и небо. У меня есть целая серия снимков «Утренний туман», «Роса» и т. д., у кого-то закат во всех видах присутствует. Это романтика, не связанная с профессией. А если романтика, связанная с профессией, то большинство это так понимает: у костра, с гитарой, обязательно выпить. Это всё присутствует. Но романтика профессии состоит, на мой взгляд, вот в чём. Когда вы раскапываете, допустим, ожерелье, расчищаете бусинку за бусинкой. Девушка могла найти первую бусинку, вынуть её и всем показать. Мы её тут же заносим в реестр, описываем, но она не первый год в экспедиции работала и знала, что рядом может быть ещё одна бусинка. Поэтому она не стала её вытаскивать, расчистила и стала дальше аккуратно ножом разбирать слой. Рядом вторая, потом третья. И она, затаив дыхание, стала искать дальше. Счастье! Она нашла. Эти 68 бусинок – это ожерелье. Оно упало у какой-то девушки и так осталось лежать тысячу лет назад, а вы своей рукой это расчистили! Два года назад девушка у нас совочком расчищала слой и нашла совершенно целый бронзовый браслет. Она его кисточкой обмела и своей рукой достала. Тысячелетняя давность! Это тем более интересно на поселении. Если мы находим вещь в культурном слое, значит, как она упала, так её и не трогали, значит, что здесь уже не ходили, не топтали. А когда вы расчищаете погребение, то там всё лежит так, как положили тысячу лет назад.

В России день археолога празднуют практически все. Празднуют его и в Белоруссии, и на Украине. Археологи его отмечают очень широко, в первую очередь те, кто в экспедиции. Это настоящий праздник. Но его не всегда и не все отмечали. Есть разные версии его возникновения. Достаточно широко он празднуется где-то с 50-х годов. В южных экспедициях его отмечали особенно широко, в степях простора много. В лесной зоне почему-то более скромно. Это хороший праздник. В этот день обычно приходит масса поздравлений. Современные технические средства, к сожалению, не вечны, поэтому то, что вы получаете поздравление по телефону или по электронной почте, это , конечно, хорошо, но когда этих средств ещё не было, поздравления шли в виде открыток, писем, телеграмм. И это было здорово. У нас в экспедиции даже небольшой архив есть с поздравительными телеграммами. Здесь не имеет значения возраст, ранг, на какой ступени вы находитесь, я получаю поздравления от студентов и, в свою очередь, обязательно им пишу поздравления или посылаю какие-то смешные картинки. Это наш общий праздник, потому что археолог – это профессия, она объединяет. Есть такое археологическое сообщество, и при нормальной жизни мы всегда друг друга поддерживаем. Я знаю это на своём опыте. В студенческие годы, в аспирантуре я много ездила, тогда ещё проходили студенческие Всесоюзные конференции. Со всего Союза съезжались в Москву студенты на конференцию, которая шла неделю. Она никем специально не финансировалась. Вузы направляли своих студентов, изыскивая свои возможности, а Московский университет, кафедра археологии просто сбрасывались и на эти деньги устраивали всё, что нам надо было. В результате завязывались хорошие, дружеские связи с разными вузами по всей стране. И потом, когда я повзрослела и приезжала куда-то, где мне нужно было попасть в музей, почти всегда находился человек, который был когда-то на одной из таких студенческих конференций. И дверь музея открывалась. Или студенты, которые были у меня на практике, поехали после неё на раскопки в Среднюю Азию. Осенью, встречаясь с ними на факультете, я услышала от них, что встретили там такого-то, который передавал мне привет, он помнит меня по студенческой конференции. Эта связь археологов действует и дальше. «Вы куда едете?» - «Я еду в Суздальскую экспедицию.» - «Там работает наша выпускница, передавайте ей привет». Если мне нужно отправить своих студентов, чтобы они посмотрели что-то ещё, кроме Гнёздово, я созваниваюсь с коллегами и договариваюсь. Мы знаем, что можем рассчитывать на поддержку коллег - археологов.

Тамара Анатольевна, спасибо вам большое. Друзья, спасибо, что были с нами и задавали свои вопросы. Всего доброго.