У нас это страх заболеть раком и нежелание идти к врачу. Однако такое безответственное отношение к своему здоровью — не вина, а скорее беда наших сограждан.
Операция отчаяния
Василиса Андреева, «АиФ. Здоровье»: Евгений Цыренович, вы только что из операционной. Кого оперировали?
Евгений Чойнзонов: Молодую женщину 42 лет. Моя специализация — опухоли головы и шеи. Это рак языка, гортани, верхней челюсти, лимфатические узлы. Тут у нас особо тяжёлая патология. Почему? Потому что сама по себе операция приводит к косметическим изъянам. При удалении новообразования щеки мы порой половину лица «уносим». И тогда надо лицо создать как бы заново. Как мы говорим, выполнить реконструктивно-пластическую операцию.
— У этой женщины как раз такой случай?
— Там настолько запущенный случай, что мы вынуждены убрать нижнюю челюсть, половину языка, лимфатические узлы на шее. Это операция отчаяния. Мы спасаем жизнь. А потом, если по прошествии полутора-двух лет у больной не будет рецидива, мы ей предложим восстановление контура лица.
— С чем связаны такого рода патологии?
— Патология полости рта характеризуется агрессивным течением. От начала клинических проявлений до второй-третьей стадии проходит буквально 2–3 месяца. Нередко наши пациенты проявляют беспечность и не обращаются своевременно за медицинской помощью. А порой со стороны врачей отсутствует онкологическая настороженность. Они начинают думать, нет ли какого-то хронического воспалительного процесса, грибкового поражения языка. Назначают мази, полоскания, а то и физиопроцедуры, которые активизируют опухолевый рост. К нам пациенты в 70% случаев поступают с третьей стадией опухолевого процесса. Вот это большая проблема сегодняшней медицины.
Цена беспечности
— У меня была коллега, которая погибла из-за того, что прикусывала внутреннюю часть щеки, потом там образовалась язвочка, которая не проходила, начала болеть. Когда она, наконец, дошла до врача, помочь ей было невозможно...
— Да, такие случаи бывают очень часто. Знаете, почему она постоянно щёку прикусывала? Там возник опухолевый инфильтрат. Вокруг него началось воспаление. И вот эта плюс-ткань попадает между зубами и постоянно травмируется. Эта травма провоцирует дальнейшее развитие опухолевого процесса...
— Неужели же нужно каждый раз, как прикусишь щёку, к врачу бежать?
— Если такое прикусывание происходит регулярно, если это доставляет боль и дискомфорт, если ранка не заживает, надо идти к врачу. За рубежом при малейшем проявлении неблагополучия люди идут к своему дантисту, тот смотрит, делает соскоб и отправляет ткань на гистологическое исследование, чтобы понять, не начался ли там рост злокачественных клеток.
У нас же, к сожалению, к этому не готовы ни пациенты, ни врачи. Диагностическая мощность нашего первичного лечебного звена очень слаба.
Отдельная большая проблема — трудная доступность медицинской помощи для тех, кто проживает в сельской местности. Взять нашу Сибирь. Территории огромные, транспортного сообщения нет. Людям, чтобы добраться до райцентра, нужно преодолеть 150 километров бездорожья, и это ещё недалеко. Он приезжает — приёма нет, талонов нет. Где он будет ночевать? На вокзале. На вокзал его не пускают. В 10 вечера закрыли и сказали: «Всё, уходите». Да, есть гостиницы. Но это дорого. А денег у него нет. Ясно, что сельские жители поедут к врачу только в крайнем случае, когда невмоготу, когда сильные боли, кровотечение. Эту проблему надо тоже каким-то образом решать. Это не проблема врачей — это проблема государственная.
К кому обратиться?
— И всё же к какому специалисту нужно идти, если у человека возникают проблемы в полости рта, гортани?
— Если говорить о сельской местности, об отдалённых районах, то там специалист один — фельдшер-акушер. И хорошо ещё, если он есть. Два года тому назад мы собрали всех фельдшеров в Томске, провели им школу оказания помощи при такого рода патологиях. Они подходили чуть ли не со слезами на глазах, благодарили за эту учёбу. Мы им рассказывали про пигментные пятна, базалиомы, узловые образования в щитовидной железе, с которыми чаще всего к ним обращаются.
Никогда мне не забыть пожилую женщину, которая руку мне жала со словами: «Я более 40 лет работаю в медицине, но первый раз нас собрали, провели такой ликбез. Теперь буду знать, что делать, к кому обращаться». Понимаете, она девочкой 19‑летней уехала в сельскую местность, и никто про неё больше не вспоминал. А мы говорим: отсутствие онкологической настороженности у врачей, у медицинских работников, у населения. Откуда она появится, если её не воспитывать?
— А в городе к какому специалисту надо идти?
— Вообще-то к стоматологу, но и этих специалистов необходимо обучать. Нельзя лечить только больной зуб, не глядя, что там со слизистой, с прилегающими органами, нет ли кист, других образований. Человеческий организм — это комплекс систем и органов. Каждый врач это знает, но как будто иногда забывает. Именно поэтому стоматологи, как правило, не занимаются этими проблемами.
Мы с ними сейчас активно работаем. Проводим семинары, читаем лекции. Недавно провели научно-практическую конференцию. Осталось самое трудное — всё это внедрить в практику.
Мы — лучшие!
— Совсем недавно вы возглавили Томский национальный исследовательский медицинский центр Российской академии наук. Туда вошли шесть научно-исследовательских институтов. Есть ли какие-то новые задачи на этом нелёгком посту?
— Задачи всё те же — внедрение современных технологий в массовое практическое здравоохранение. В наших институтах такие технологии создаются! Причём они ничем не хуже и много дешевле зарубежных аналогов, но внедрить их — это длительная чиновничья волокита, которая занимает не годы, а десятки лет. А это тысячи человеческих жизней, которые можно было бы спасти.
— Вы каждый день сталкиваетесь с человеческой болью, проводите тяжелейшие операции. Что главное для врача-онколога?
— Любовь к людям. Все мы устаём, с годами начинаем реагировать на чужую боль менее остро. Но у врача должно оставаться стремление помочь, найти выход, если выхода нет — придумать что-то новое. И никогда не отчаиваться, не опускать руки, не признавать своё поражение в борьбе за человека, за его жизнь.
Смотрите также:
- Борис Афанасьев: «20 лет назад при лейкозах выживало 10% пациентов, сейчас – 80%» →
- Академик РАН Андрей Каприн: «Рак перестал быть смертельным диагнозом» →
- Хирург-онколог: «Самое дешевое лекарство от рака – руки хирурга» →