Леонид Лазебник: «Хороший врач – немного духовник»

Леонид Лазебник. © / АиФ

О современном и классическом подходе к медицине, о том, как мобилизовать больного на борьбу за жизнь и всегда ли врач должен говорить правду своему пациенту, мы решили побеседовать с доктором медицинских наук, профессором, президентом Научного общества гастроэнтерологов России, членом Президиума Российского научного медицинского общества терапевтов, главным редактором журнала «Клиническая и экспериментальная гастроэнтерология» Леонидом Лазебником.

   
   

Лечение и врачевание

Серафим Берестов, «АиФ. Здоровье»: Леонид Борисович, почему классика в медицине оказывается все более невостребованной и чего не хватает современным врачам?

– Современная медицина – это лечение. Таблетки, капельницы, высокотехнологичные приборы, инструментальная диагностика и операции. И… на глазах исчезающее врачевание. То, что называется ухаживанием, выхаживанием, пониманием и, возможно, в первую очередь помощью психологической. Хочешь не хочешь, но хороший врач – немного духовник. Он за руку идет со своим больным. Сегодня эта традиция разрушается. Властвует в лучшем случае механистический подход: вот твой диагноз, вот такое мы тебе назначаем лечение, завтра операция, через три дня ты свободен. Главное – свободен врач от каких-либо моральных обязательств перед больным.

– Всегда ли врач должен говорить больному правду?

– Есть старая притча. Один человек долго искал правду, но никак не мог найти… Наконец, ему подсказали: «Да, живет правда! За тридевять земель, в дремучих лесах». Добрался он до этого места. Видит старую покосившуюся избушку. На крылечке сидит замшелая грязная старуха. В отрепьях, с редкими зубами. «Бабушка, – спрашивает ее человек, – ты тут правду не видала?». Старуха, шамкая, отвечает: «Сынок, а я эта самая правда и есть». Он в растерянности: «Что же я людям-то скажу? Они же тебя испугаются». Старуха отвечает: «А ты, сынок, соври что-нибудь…».

Должен ли врач говорить правду? Я искал ответ много лет и пришел к выводу, что в отношениях с больными недопустима даже ложь во спасение. Но правда – слишком высокое, жесткое и циничное слово, чтобы небрежно к нему относиться. Правду хотят знать все. Очень часто и сам больной, но куда чаще – его родственники. В том числе, меркантильные. Мне приходилось наблюдать ситуации, когда наследство начинали делить при живом человеке. Но, скажите, ему самому нужна эта правда?!

– Сегодня считается, что правда гуманна всегда.

   
   

– Гуманна истина. А правда способна больного убить. Еще ему противопоказана жалость к самому себе. Заболевший человек всегда остается один на один с болезнью, пусть даже его окружают многочисленные родственники, друзья. Я это знаю наверняка потому, что сам прошел через смертельное заболевание. Понял тогда, что, кроме меня самого, мне никто не поможет. Я решил бороться за себя, нашел надежного врача, сам назначил час операции и пошел «под нож». На третий день поднялся, а через неделю читал лекции. Больному человеку жалость к себе не нужна – вот что я понял тогда.

Надежда мобилизует

– А жалость по отношению к больным?

– Нужна не жалость, а сострадание. Сострадание – это действие. За шиворот тащить себя – жить! Вместе. Врач всегда должен смотреть на человека, сидящего перед ним. И помнить, что даже самый сильный больной тут же может потерять себя, узнав правду. Крутые мужики «расползаются», столкнувшись с нею.

– Значит, «соври что-нибудь»?

– Больной должен сознавать истину. Для врача самое главное и самое трудное – как подать истину. Надо знать и чувствовать всегда, кому и как. Я старый врач и знаю, что даже в самых тяжелых ситуациях истинная суть происходящего способна успокоить и больного, и его близких. Хотя бы потому, что даже самому опытному, самому талантливому врачу не дано знать, все ли потеряно. А раз так, нужно бороться. Врач всегда борется с больным вместе! Это аксиома врачевания.

– Надежда умирает последней?

– Вот и вы делаете неверный вывод. Истина же: «Надежда остается всегда»! Именно надежда способна мобилизовать самого тяжелого больного.

У думающего врача, постоянно сталкивающегося с вопросами жизни и смерти, с опытом нарабатывается масса приемов, способных именно мобилизовать силу духа больного. И при этом не соврать. Можно же, например, так сказать человеку: «У нас с вами – тяжелое заболевание». Ключевое – не «у вас», а «у нас с вами». Изначально, согласитесь, медицина устроена именно так. Врач обязан разделять страдание того, кто обратился за помощью. Иногда очень важно просто сесть рядом, обнять человека: «Мы выберемся». А чтобы выбраться, сегодня у медицины действительно огромные возможности.

– Бывают такие ситуации, когда подопечные сами требуют от вас правды?

– Бывают. Когда правда уже подана человеку маленькими порциями. Когда в человеке уже зародилось смирение и спокойная уверенность. Именно смирение и есть та сила, способная творить чудеса. Смирение – это не страх, не покорность: человек готов принять все, но он будет сражаться в любом случае. Потому что иначе – нельзя. Иначе – предательство, грех, отказ от бесценного Дара – жизни.

Подчас выбираться к жизни очень тяжело и долго. Как нормальный врач должен преподнести этот факт своему больному? «Куда нам с вами спешить? Мы будем бороться. И не забывайте: вы не первый и не последний, кто столкнулся с этим заболеванием и победил!». Когда надо будет, там, наверху, «вызовут». Не вызывают же пока…

Сила жизни

– Как этот механизм включается?

– По-разному. Можно заставить человека жить, можно – заставить не умереть. Эти «механизмы» умеют включать старые врачи, которые помнят о назначении своей профессии. И о том, что жизнь – Дар Божий.

– Этому в медицинских институтах не учат.

– Как раз до сих пор учат. Но лишь формально. Например, до сих пор никто не отменял преподавания суггестивного воздействия врача на больного – включения силы жизни. Но сейчас иная медицина, которая во многом исключает духовность. А вот духовность можно передать только по наследству. Но именно наследственные узы оказались в медицине надорванными.

Врач или машина?

– Разрушение традиций – процесс необратимый или все-таки временный?

– Хотя бы в силу своего патриотизма я надеюсь, что временный. Но формализм приносит свои плоды. Здоровье больного, его жизнь и прогноз на будущее сегодня менее ценны, чем раньше. Это моя личная точка зрения. Но думаю, феномен формализма мы, врачи старой школы, создали собственными руками, сами еще недавно уповая на абсолютный инструментализм. Дескать, прибор покажет. Но, во‑первых, можно и не увидеть, что показывает прибор. Во‑вторых, самое главное – прибор должен в принципе показать то, о чем врач сам уже догадался, и ответить на поставленные им вопросы…

Конечно, не могут не настораживать революционные тенденции в медицине, отрицающие врачевание как искусство и, по большому счету, личность самого врача. Совсем недавно я присутствовал на семинаре по развитию европейской медицины до 2040 года. Европу ожидает так называемая e‑medicine – полный отказ от непосредственного общения больного с врачом. Автоматизированные амбулаторные системы самообследования, замкнутые на call-центры, откуда через свой персональный компьютер больной получает рекомендации по лечению. Человек превращается в биоробота…

– Завтра это в Европе, послезавтра – в России?

– Увы. Искусство превращается в технологию. Но именно легкость решений и рождает ошибки. Врач отличается от машины тем, что толкует и трактует увиденное. Искусство диагноза, как писал сэр Уильям Ослер, заключается в умении балансирования вероятностями. Вот она, истинная традиция в медицине!

Русская школа

– Что такое русская школа в медицине?

– Все просто: я полностью отвечаю за больного – от и до. Мысль глубоко христианская по своему духу. Это и есть русская школа. Ее я и пытаюсь донести до молодых врачей. Парадокс: молодые коллеги-«инструменталисты», подчас не отдавая отчета, осознают превосходство человеческого опыта, духа над машиной.

– То самое умение заставить больного жить?

– Да. Необъяснимый «коктейль» знаний, интуиции, суггестивного внушения, духовного воздействия и чего-то необъяснимого, что заставляет тяжелых больных двигаться к жизни. Это и есть искусство врачевания. У моих учителей это получалось передавать и больным, и молодым коллегам. Пожалуй, в медицине это и называется школа. Школа – это образ мышления, это высшее профессиональное мастерство, жизненная философия.