Вечная тема предательства
Михаил Александрович рассказывал, что весной 1993 года со всей страны ему стали приходить письма — народ пенял ему за то, что Ульянов вошёл в состав Комитета поддержки Бориса Николаевича Ельцина в связи с апрельским, 1993 года, референдумом о доверии президенту. Он зачитал мне несколько — резких, ругательных: «Да вам не Жукова надо играть, а предателя Власова!..»
— А что, сыграли бы предателя Власова? — спросил я Ульянова.
— За роль генерала Власова я бы взялся. В своё время. Сыграл же я Понтия Пилата, предавшего Христа и умывшего руки... А по части предательства Понтий Пилат переплюнет любого.
Тема Понтия Пилата — вечная тема. Тема предательства, которого он не ожидал от себя... Вечный урок, повторяемый из эпохи в эпоху людьми разного положения, разных национальностей... Голова болит у него не только и не столько от физического недомогания, сколько от всей этой человеческой пошлости, зависти, глупости, мелочности...
— А много было в вашей жизни кинопроб, не вылившихся в фильмы?
— Пробовался на роль Харламова в фильме «Белорусский вокзал», на Распутина, сравнительно недавно предлагали в фильме «Ночной Дозор» роль светлого мага сыграть... Бывало, как у всякого актёра. Но что об этом говорить?
— Я читал, что Высоцкий, например, дико переживал многочисленные свои неутверждения, запивал... И Олег Даль... И, может быть, это тоже приблизило их ранние смерти.
Вот вспоминаю я одну художественную выставку под непритязательным названием «Портреты» — лица людей XVII, XVIII, XIX и XX веков. И трудно себе вообразить более точную историю страны! Лица екатерининских «орлов» — откормленных могутных мужиков, в которых и сила, и ум, и свободный дух, и какое-то особенное ощущение своей значимости, особливости, гордости. Это был век успешных людей, крупных людей, масштабных государственных помыслов, которые эти люди воплощали. Век окончательно утвердившегося великого государства. Ведь и сама Екатерина была Великая. И так же трудно найти более точный, беспощадный приговор недавнему нашему времени, чем тот, который выносят ему портреты людей 40-х, а особенно 50-х, 60-х... Будто стёрты с лиц глаза — значки, ордена, погоны сверкают, а глаз не видно. Ничего, кроме страха, подчинённости государственной машине, усталости, тусклости, не выражают глаза... Скрыта личность в застывшем, омертвелом, нечеловеческом лице.
— Если уж речь о портретах и истории пошла. Как вы думаете, памятники Ленину, ещё кое-где устоявшие, особенно в провинции, следует добить, снести окончательно и бесповоротно?
— Был Ленин. Это история, и пусть она останется нашим потомкам в назидание. Стирая следы собственной памяти, мы уже сегодня забудем вчерашний день. Помню, лет десять назад пришёл ко мне генерал в отставке. Пришёл — как к исполнителю роли маршала Жукова. И стал звать меня в союзники по борьбе с намерением поставить памятник маршалу Жукову как народному герою на Красной площади. «Как же так, — возмущался он, — Жуков был неимоверно жесток к солдатам, в грош не ставил жизнь человеческую!..»
— А вы что?
— Что я мог ему сказать? Да, Жуков был жесток... Но народ выбрал его, в нём увидел олицетворение Победоносца, Георгия. И если следовать этой логике, то и царя Петра Алексеевича надо лишить эпитета Великий: тоже ведь был жесток... Не можем мы до сих пор мудро и спокойно относиться к фактам: всё ищем красивые и некрасивые.
«Старые фильмы не смотрю»
— Михаил Александрович, интересно, а вы старые свои фильмы смотрите?
— Мне мучительно смотреть свои фильмы...
— Но почему?! Тут недавно «Ворошиловского стрелка» посмотрел — гениально!
— Спасибо, но ты же знаешь, что не люблю я этих громких слов. Да, спасибо Говорухину... Кстати, название — горько-ироничное и поистине снайперское попадание в цель: здесь и возраст героя, и его биография, и его одиночество, и бессилие что-либо в этой жизни изменить... Это вообще большая тема — трагедия наших стариков. Переживших 1937 год, «сороковые-роковые», послевоенную разруху, перестройку. Всю жизнь их обманывали. Вели к «великим целям», которые на поверку оказывались миражами. Никогда они не жили в покое, с уверенностью в завтрашнем дне. Смотришь, за границей старики и старушки — американские, английские, немецкие, японские — выходят на пенсию и только как бы начинают жить... А наши старики? Прожив тяжелейшую жизнь, они остались один на один со своими бедами, нездоровьем, незащищённостью. Опять надо с кем-то бороться, чего-то добиваться, что-то кому-то доказывать.
Спрашиваешь, пересматриваю ли свои картины? Трудно мне их смотреть, особенно старые. Сейчас я ни за что бы не играл так, как тогда. Меняется мир, и меняется моё восприятие мира... Всё меняется. Наше дело — театр. Кино — оно жестокое. Даже малая задержка для театра — это смерть. Поэтому так мало для него значит уход отдельных, пусть даже выдающихся актёров. Мавр сделал своё дело — мавр может уйти... Но я прожил свою жизнь. Так, как смог.
— Последний вопрос, Михаил Александрович! В чём, по-вашему, смысл жизни?
— В радости. В умении радоваться — сегодняшнему дню, свету, солнцу... Я тебе об этом уже говорил — в средиземноморском круизе, когда мы вместе путешествовали... Помнишь, какое там было солнце по утрам?..
Смотрите также:
- Фёдор Бондарчук: надо учиться слышать друг друга, уметь прощать и понимать →
- Александр Прошкин: «Любовь и есть содержание жизни» →
- Валентин Гафт: «Нельзя, чтобы люди зверели...» →