Книжная выставка глазами писателей: изживаем гламур и ждем конца света

Принято думать, что каждый год на книжную ярмарку ходят одни и те же люди, разве только каждый год волна уже выпустившихся студентов (в основном, книжнопрофильных вузов) сменяется волной новичков-первокурсников, подгоняемых твердой преподавательской рукой. Отчасти это так, однако в нынешнем году выставка сменила павильон и создалось ощущение, что и все остальное как-то подрихтовалось.

У новенького 75-го павильона есть масса преимуществ перед старым добрым 57-м. Это и большая площадь, и бесплатный Wi-Fi, и веселый рыжий цвет внутренней обивки. Современный читатель по такому случаю тоже выпрямился и подтянулся, и даже блеснул своей разношерстностью. В первый день выставки в 75-м павильоне был замечен самый разный народ: женщина с растением в горшке, барышни-цыганки, щеголеватые военнослужащие в форме и даже православный батюшка, который в перерывах между рассматриванием книжных стендов успевал благословлять выставочных «прихожан». Людей было много, но как будто меньше, чем обычно.

С таким большим количеством книгоманов я встречаюсь только раз в год – на выставке, а вот писатели своих поклонников видят гораздо чаще. А значит, им видней, какие перемены происходят в книжном мире и как он выглядит - современный читатель.

Эдвард Радзинский, писатель:

– Писатель – это одно из самых эгоистичных созданий на земле. Он интересуется только собой и тем, что он пишет. Все остальные кажутся ему такими ненужными, что он просто не понимает, чего они ходят.

Сейчас я занимаюсь тем, чего ни у кого нет. Это три огромных романа, которые я написал. Я скупой рыцарь, я коплю это, мне жалко с этим расставаться. Мне прекрасно снова возвращаться в это удивительное время, про которое я писал. Это три разных времени и бегство туда особенно интересно.

Первое – это железная маска, это то, сводило меня с ума в юности. История этого таинственного человека уже почти 400 лет не дает покоя никому – выходят сочинения, фильмы и так далее. Я претендую, серьезно говорю, быть первым, кто точно расскажет о нем. Там герои моей юности: Анна Австрийская, господин Д’Артаньян, господин Де Бофор, Мария де Шеврез, которых представил миру Дюма и которые остались такими, как он их описал. А я покушаюсь на то, чтобы рассказать, какими они были по правде, их трагедии. И одновременно там присутствует - это правда, он был - некий человек, которого я до сих пор не могу понять, и который ввел меня в эту тему и обольстил этой ею.

Вторая книга – это Александр Второй и подпольная Россия. Это третье отделение (Собственной Его Императорского Величества канцелярии – прим. ред.), наши чегевары, которые решили вдесятером обрушить гигантскую империю. В основе лежат подлинные мемуары, поэтому я не могу назвать книгу историческим романом. Любой роман – это история, которой не было, а история – это роман, который был. Я жил этим несколько лет.

И третье, я думаю, что это самое важное, мне жалко с этим расставаться, это история человека, который прошел жизнь рядом со Сталиным. Они расставались, сходились, у него была особенная профессия, я не смею ее называть, но она заставляла его исчезать из страны и появляться вновь, и каждый раз перед ним вставал другой Сталин. Это трагическая история всей жизни этого человека и Сталина. Она тоже написана на основе воспоминаний. Правда, воспоминаний нескольких людей.

И сейчас я должен выпустить этих детей, которые долго жили в моей квартире, меня заставляют их выпустить. И главное – я должен понять, с кем и как я буду эти книги выпускать. Это непросто. Это мучительный процесс.

А ярмарка – она прекрасна, она шумит и показывает, что страна по-прежнему читает книги, которые, правда, все меньше издают из-за кризиса, но издают. И все будет нормально. Потому что сколько дерево ни красить – будет дерево зеленым.

Людмила Улицкая, писательница:

– Дело в том, что круг моего общения не очень широкий, поэтому я всю жизнь живу среди людей, которые читают одни и те же книжки – классические, современные западные, современные русские, и есть определенная планка, ниже которой они не опускаются. Сама я такой читатель, уважаю таких читателей, с которыми мне есть о чем поговорить. Их не мало. Я бываю очень рада, когда в провинции встречаются совершенно замечательные читатели, которым гораздо более сложно найти хорошие книги, которыми мы сыты. Поэтому я думаю, что дела не так плохо обстоят.

Я все время работаю с одной и той же категорией людей – читатель, который настроен на то, что мы условно называем серьезной литературой. Поэтому в моей зоне ничего не происходит. Я вижу все те же приятные лица, того, что называется средний класс, и мои читатели – это преподаватели, профессионалы, как правило, среднего звена, потому что люди высоко стоящие вообще не читают, они сильно заняты, им не до того. Мой читатель не меняется. Сегодня, например, подошла ко мне приятельница и говорит: моя сиделка, которая сидит с моей мамой, из Молдавии женщина, очень любит твои книги, передавала тебе привет. Мне это приятно было узнать, что аудитория шире, чем можно было предположить.

Дмитрий Быков, писатель, журналист:

– Тенденции сейчас обнаружить сложно, потому что духовная культура, слава богу, в отличие от материальной, реагирует на вызовы с отставанием в год-два-три. Кризис пока еще нигде толком не отразился. Пока мы пребываем в фазе изживания гламура, условно говоря. Это началось год назад и продолжается. Не появилось пока еще новой литературы – литературы социальной мобилизации, - которой я ждал. Социальная мобилизация не обязательно означает призыв идти строить баррикады, а призыв к тому, чтобы самим делать свою жизнь, а не ждать, пока о тебе позаботится государство. Оно у нас умеет заботиться только о себе и правильно делает. Думаю, это вопрос двух-трех лет – такая мобилизация.

Пока в литературе некоторая пауза. Но пауза всегда плодотворна, поскольку существуют какие-то пробы, появляются разные варианты будущего, их можно проиграть. В этом смысле интересна возродившаяся очень быстро апокалиптическая тематика, ощущение конца света: замечательный роман Кантера «В ту сторону», замечательный роман Успенского «Райская машина», книги о смерти, о смысле смерти, о правильном проживании смерти. Многие приходят к здравой констатации, что, наверное, Российская империя как государство кончилась, настало что-то другое. Кризис ее, условно говоря, добил или обнаружил просто ее внутреннюю гнилость. Это одна тенденция.

Есть другая – попытка нащупать новую национальную утопию, она представлена в основном в фантастике, скажем, у Вячеслава Рыбакова. Есть третья история – попытка сориентироваться на великих людей прошлого, и отсюда бум и мода на биографии.

Есть попытка написать экономический бестселлер, объяснить, что такое кризис, но пока в этом никто не преуспел, потому что кризис – явление духовное, а не экономическое. Когда это все поймут, тогда будет хорошая литература.

Дарья Донцова, писательница:

– Эти слухи о том, что российское книгоиздательство благополучно умерло, что писатели все скончались, - это неправда. Надо прийти на Международную книжную выставку-ярмарку, чтобы понять, что все хорошо. Книжки издают, книжки пишут, книжки читают. Пользуясь случаем, хочу сказать: все и будет замечательно хорошо, и книжки будем писать, и их будут читать. Хорошие книжки будут читать, плохие не будут читать и покупать. Все очень просто.

Светлана Сорокина, телеведущая:

– Сейчас мир книги существует в некоем ожидании нового слоя авторов, если говорить концептуально. Потому что те, кто занимал наши читательские предпочтения в последнее время – это уже устоявшиеся авторы. Мне кажется, что в ближайшее время должна появиться плеяда тех, кто заставит по-новому смотреть на книжку. Новые авторы, мы ждем вас.

Смотрите также:

• Павел Лунгин: в 90-е Россия была подобна дембелю, вернувшемуся из армии →
• Андрей Зорин: «Петр Первый дал нам бытие, Екатерина Великая – душу» →
• Дмитрий Быков: «Я в значительной степени состою из Окуджавы» →