История, знакомая всем (а в конкретном случае еще странным образом греющая душу, потому мой-то папа и сотоварищи фанфарона вздули, учинили от всей той же душеньки темную), модель поведения везде одна и та же у богатеев: трясти мошной и приговаривать «вона сколько у меня монет и какую музычку они издают, а вы — голытьба»!
Молодой писатель Сергей Шаргунов видит происхождение этой гротескной манеры поведения туземных богатеев в том, что они, как и мы, выросли на советских книжках и мультфильмах, впечатлились выведенными там буффонадными буржуями и из инфантилизма стали им подражать, инстинктивно.
У нас все превращается в гротеск; разве Полонский с уравнением из миллиарда и пятой точки, в которую, судя по всему, сам себя определил на ПМЖ, не есть верх гротеска? С налетом трагедии? Самым печальным образом нарисовав демаркационную границу между абрамовичами и попрошайками, фигуристо аттестуя тех и других, мы не вспоминаем о тех, у кого нет повода думать, что жизнь не удалась. У меня таких знакомых полно, симпатичных людей среднего дохода, при этом, так сказать, умеющих чувствовать закономерности тонкого мира.
С Димой В., когда-то бонвиваном, доводившим только что не до суицида барышень, а теперь беспримерным примерным мужем и отцом, мы не виделись, надо же, три года и решили слегка — не время пить — заложить за воротник.
Впрочем, счастливый брак у него второй, а в первом, случившемся вгорячах, он чуть не зачах: благоверная попалась из тех, кто любит «выступать», подминать под себя, понукать, помыкать, а Дима В. не таковский. Когда мы знакомились, во время оно, он даже стихи писал, перенаселенные модификаторами, любил девушек с грудными голосами и всегда умел сглаживать острые углы. Когда мне надо было урезонить кого-то «с раздувающимися ноздрями», я знал, к какому миротворцу обратиться.
Сейчас он работает в кинокомпании большого режиссера, который экранизирует великого русского писателя. Он не пьет и не курит, говорит, что ему все время нужна ясная голова, а дрянь этому нимало не способствует, он насмотрелся на парней, «роняющих слезы в пиво», чьи карьеры стремительно затухли из-за бухла и транквилизаторов, он стольких похоронил, что «боль и горечь сдавливают сердце». А так — он квартирку присмотрел, машину справил, дачу строит, детей по два раза в год на экзотические острова выгуливает.
Романтику, правда, забросил, стишки всякие, главное — безбедная жизнь, своя и семьи, но сначала семьи, которая, понятно, за ним, как за каменной; хочет стать истым продюсером. Тем же вечером я увиделся с С., чья история удивительна: в юности он сшибал с прохожих копеечку, а теперь крупный чиновник. Продолжающий меняться каждые полгода: раз в полгода мы видимся. Коренастый, глаза красные, не чужд запоев, но работает над собой, ходит с охранниками: футбол наш есть большие деньги. Он копия папы, мама из тех, кто терпит-терпит да как стукнет, опаленная негодованием. Я, как и она, помню все его приводы в милицию, но я-то с 92-го, а она...
Потом — р-раз! — и занялся спортом, сделал молоденьких совсем ребят чемпионами, у него стали брать интервью, и он стал без конца и без устали говорить о патриотизме.
Он, как и потенциальный продюсер, забросивший стихи, убежден, что сегодня нужно говорить только «правильные» вещи.
Чтобы получить грант, чтоб чмокаться с модными артистами и художниками, чтобы посреди недели сорваться в Рим, город, презирающий неудачников, привечающий только тех, кто «настоящий» художник, Феликс оставил мечты стать оригинальным художником и малюет на заказ портреты. «Старик, от заказов отбоя нет». Судя по тому, как он сорит деньгами, говорит правду. Когда-то он хотел стать вторым Модильяни. «Ну и сосал бы лапу сейчас». Ни дать ни взять — богема.
Вечером наконец спросили, как моя жизнь, как мне живется-можется. Я ответил, что все более чем хорошо, разъезжаю по белу свету, получаю цацки, девчонки мне улыбаются, меня кажут по телику, я болтаю неумолчно на радио...
И, нахваливая себя без конца, я ловлю себя на мысли, что являю собой классический тип фанфарона, что мы все те еще позеры, исполнители истерического подросткового гимна «Нас не догонят». Я лично хвастал, картинно посасывая сигару.
Мои друзья — вальяжно, оперируя тоном превосходства... Как плохиш из папиного детства.
 |
|
| Отар Кушанашвили Журналист и телеведущий, называет себя «антипублицистом» |
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
