Меховое пальто из горностая, замшевые брюки, унты из меха лисы, портсигар в накидке из ондатры. Вряд ли кто-то, увидев челябинца Игоря Харитонова сейчас, поверит, что всю жизнь, до самой пенсии, он работал сварщиком на челябинском заводе, а не шил эти самые сапоги и плащи из шкур собственными руками застреленных и выделанных животных.
«Мадам, – Игорь Харитонов выпускает в воздух клубок табачного дыма, – вы спрашиваете, есть ли в моей деревне газ? Нет, мадам, газа здесь не будет ни-ког-да, – Харитонов, кажется, очень горд этим обстоятельством. – Я специально выбирал себе такое место для жизни, как вышел на пенсию и понял, что заслуженный отдых в нашей стране – это нищета. В моей деревне нет транспорта, мадам. Чтобы доехать до Челябинска, мне нужно или идти пять километров до ближайшей трассы, или семь – до переезда».
.jpg)
Деревня Томино, куда перебрался на жительство самый экстравагантный из сельчан, находится вроде и недалеко от столицы области, всего в шестидесяти километрах, но добраться туда – целая проблема. «Да, мадам, у нас дорогу не чистят, – Харитонов считает все эти неудобства сказочным везением. – Но иногда всё же чистят, когда детей в школу везти надо. Школы своей, конечно, нет, а вот дорогу я сам от снега освобождаю. Зимой – каждый день. Встаю в шесть – и за лопату: и зарядка, и польза. Так что проедем, мадам».
Дом Игоря внешне ничем не отличается от стоящих рядом избушек соседей. Зато первое, что попадается на глаза при входе во двор, – ванна. Настоящая, металлическая. На ножках. Соединённая с каким-то шнуром, подключённым в розетку. Но вода в ней почему-то не покрыта льдом.
«Мадам, – ковбой достаёт из лисьей накидки портсигар, – эта ванна служит мне для того же, что и всем, – Харитонов смотрит, какое впечатление производят его слова. – Хе-хе, я моюсь на свежем воздухе, дважды в неделю, в любую погоду, во все времена года. Воду в ванне нагреваю, вот провод тянется к ней, зимой до сорока пяти градусов, а летом до сорока. Это давно мной вымерено и проверено, температура должна быть именно такой. Причём летом в воде собирается всякий гнус: кошки, комары, пчёлы. Воду в ванне я не выливаю. Настой из этих насекомых даёт прекрасный тонус для организма».
«Живу только по своим законам»
«Я прекрасный сварщик, мадам, – Харитонов приподнимает полу своей широченной, как долина Напа, шляпы, – я вырос на КБСе, в Ленинском районе Челябинска. Да, райончик тот ещё был. Сколько себя помню, всегда был чем-то занят: драками, разборками, спортом, чем угодно, только не учёбой. В спорте я брал высоты, я мастер спорта по боксу, скажу я вам. А вот учиться не хотел. А время было голодное, послевоенное. Тогда все шили, носить-то надо что-то было и выживать как-то.
И тогда я взялся помогать родителям кроить и шить прорезиненные плащи, это был писк. Потом на барахолке продавал. Славные были времена. Помню, как мы с детками особмильцев дрались. Были такие отряды содействия милиции, за дежурства отгулы давали. Так эти особмильцы нам клёши резали, а мы вечером мордобой их сынкам, нашим ровесникам, устраивали. А ещё я увлёкся вестернами и Элвисом Пресли. Слушал музыку и книги проглатывал, дни и ночи напролёт. Сейчас уже не так, мадам, всё, что мне было надо, прочно сидит в моей голове с тех пор».
.jpg)
Ковбой затягивается новой сигаретой. «Это у вас идёт борьба с курением в общественных местах, мадам, а я живу только по своим законам. Курить курю – вы что же, хотите, чтоб я жил вечно? Или чтоб умер, не попробовав табака? А вот пить – нет, не употребляю. Раньше был отличный пищевой спирт, я его перепил, знаете, ваннами наверно. А сейчас всё сплошь палёное и смертельно опасное. Вы ведь не хотите, чтоб я отравился, мадам?»
На стене в единственной комнате хижины – меховая выставка. Словно в ателье находишься. Причудливые меховые унты, до колен и выше, тёплые вставки в сапоги, жилеты, жакеты, кожаные брюки – чего здесь только не представлено. Одних только шляп – тёплых, демисезонных, совсем летних – несколько десятков.
«Мы шили с родителями, а потом продавали вещи, – продолжает Харитонов. – Я ещё знатным охотником был. А вы видели когда-нибудь глаза умирающего зверя, мадам? Нет? Так вот потому я охоту и бросил».
В молодости ковбой побывал на Саянах. Местные были жуть как охочи до спиртного. Вот там, говорит, и наменял он на водку и спирт всё своё нынешнее меховое состояние. Кое-кого сам подстрелил – медведя, например. Игорь расстилает на диване шкуру: «Это моя шуба на следующий год. Я привык одеваться с иголочки. Потому и вещи все мои – сказка. Красивые, тёплые, прочные. Потому что я шью совершенно всё, что вы на мне видите».
.jpg)
«А вы видели фильм про Данди-крокодила, мадам? – улыбается Харитонов. – Так я давно себя двойником Пола Хогана считаю. А ещё в душу плотно запал Юл Бриннер. Да так, что ковбоями я «заболел». Было время, и спать с «Великолепной семёркой» ложился, и вставал с ней. А сейчас я под фильмы или просто под любые новости шью. У меня два канала только показывают, мадам, потому я не выбираю, что смотреть. Меня шитьё очень увлекает. Я раньше спать не ложился, пока вещь не доделаю, вот ведь как. Вот эти сапоги, – Харитонов берёт в руки высокую меховую обувь, – выдерживают до -50 на морозе. Это вам не современные дермантиновые дрянные боты».
Харитонов показывает две очень похожие на первый взгляд шкурки ондатры. Одну без особых усилий рвёт пополам. «Китайская», – презрительно усмехается. Вторая выдерживает под натиском его сильных пальцев. «Вот это мною пойманная, вот это качество», – экстравагантный мужчина горд всем, что сделал сам.
«Моя жена и сын живут в городе, – Харитонов привык к затворническому образу жизни. – Конечно, и я их навещаю, и они меня. У жены больное сердце, а вы ведь видите, что скорая к нам рискует не пробраться в случае чего».
«Удачной охоты!»
«Вот меня что поражает, – рассуждает Игорь. – Раньше у нас, ковбоев, шашлык был вынужденной едой. В лесу нанизываешь мясо на палочку и жаришь, потому что больше есть нечего. А сейчас стал деликатесом. – Ковбой наливает стакан очень крепкого чая, садится в кресло, помешивая чай ножом. – Меня спрашивают, есть ли у меня оружие? Конечно, есть.
Вон игрушечные пистолеты висят, внук отдал, сломались, говорит, дед, почини. Есть нож ещё, эскимосы дарили. Знатный нож, с рукояткой съёмной. Я забросил охоту, мадам, и оружие мне теперь без надобности. Я и так в отличной физической форме: там, во дворе, около ванны, стоят мои самодельные тренажёры. Я разминаюсь на них минимум час в день. А ещё есть боксёрская груша – конечно, я сделал её сам.
Вы спрашиваете, не скучно ли мне здесь? Мадам, мне некогда скучать. Когда все дела переделаны, и шитьё я не планировал на сегодня, есть время сходить с псами в лес, потренировать их. Или доделать подошвы у будущих унт – я шью обувь по колодкам, всё по правилам. Или в Челябинск смотаться – у меня же документы все там оформлены, и пенсия, и все пособия. Зато в городе меня сразу окружают люди – и дети, и ровесники, все стремятся познакомиться и поговорить. Начинаются разговоры, что и как, беседы по душам. Нет, мне некогда скучать».
«Мадам, возьмите себе за правило мои законы, – Харитонов показывает на висящий над входом плакат. – Это я собрал цитаты великих, написал их – никогда не лишне перед сном прочитывать то, что поможет тебе сохранить здоровье. Удачной охоты вам, мадам!»
