За Покровской заставой
Иностранцы в Москве водились со времён Ивана III, но было их немного - в основном строители Кремля. После Ливонской войны, когда русская армия захватила Нарву и Дерпт (нынешний Тарту), часть местного населения вывезли в столицу Руси. Церковь не позволяла протестантам жить рядом с православными, и потому на Яузе возникла «старая» Немецкая слобода (немцами - от слова «немой» - называли всех, не говорящих по-русски). При Иване Грозном дважды, в 1578 и 1581 годах, здесь устраивали погромы. И хотя при Борисе Годунове, благоволившем к иноземцам, разрешили возвести первую лютеранскую кирху, в Смутное время Немецкую слободу сожгли.
Москвичи не слишком терпимо относились к конкурентам, прежде всего в торговле. Настойчивые требования выселить иноземцев из Белого города и с Арбата привели к созданию Новой немецкой слободы. За восточной московской заставой вырос почти полноценный западноевропейский городок. В нём к середине XVII в. было около 250 дворов, слобода, в отличие от русской Москвы, делилась на ровные кварталы, дороги были без колдобин, улицы мостили или посыпали песком, домики стояли оштукатуренные, в палисадниках высаживали цветы (в московских огородах росло только то, что годилось для употребления в пищу).
Однако православным посещать слободу запрещалось. Разумеется, запрет часто нарушался. Одним из самых вдохновенных нарушителей был царский сын Пётр Алексеевич, смолоду полюбивший Немецкую слободу и почувствовавший: у иноземцев надо учиться всему, в чём они оторвались от застрявшей в Средневековье Руси. Здесь Пётр свёл знакомства, переросшие в многолетнее сотрудничество. Швейцарский гугенот Франц Лефорт станет личным другом и ближайшим сподвижником Петра. Именно Лефорт возглавит «великое посольство» Петра в страны Западной Европы, после чего идеи, позаимствованные в Немецкой слободе и развитые в Амстердаме, железной рукой самодержца начнут внедряться в России.
Сгоревшие дворцы
После возвращения из Европы на правом берегу Яузы, вдали от московских бояр, начали строить каменный дворец в европейском стиле: формально - для Лефорта, фактически - для самого Петра. Россия ещё не знала профессиональных архитекторов, возведение поручили Дмитрию Аксамитову, главному смотрителю кремлёвских печей. Прежде такого в Москве не видели: три ряда высоких окон в главном зале, зеркала, иллюзорно расширяющие пространство, стены, обтянутые тканью, на потолке - живописный плафон с аллегорией четырёх ветров, у входа - статуи античных богов и богинь (страшно сказать: обнажённых!).
Лефорт умер в 1699 г., прожив в новом дворце меньше месяца. Здание, которым тут же завладел Меншиков, после опалы «Алексашки» отошло в казну. При Петре II Лефортовский дворец стал царской резиденцией. Именно здесь умер юный монарх, предпочитавший Москву новой столице. Затем дворец несколько раз горел, перестраивался. Последней попыткой вдохнуть сюда жизнь было намерение Павла I объединить Лефортовский, построенный рядом с ним Слободской дворец (дом канцлера А. Бестужева-Рюмина) и павильон Марли в единый царский комплекс, по масштабам превосходивший все монаршие резиденции Европы. Но с убийством Павла идея умерла. В Лефортовском дворце сейчас военно-исторический архив, в Слободском - учебный корпус МГТУ им. Баумана. Они мало напоминают прежние царские дворцы.
На противоположной стороне Яузы начинал художественные эксперименты молодой Варфоломей Растрелли, именно в Лефортове придумавший свой неповторимый вычурный стиль, весьма условно называемый «русским барокко». На земле, купленной соратником Петра Фёдором Головиным, Растрелли выстроил деревянный Анненгоф. Анна Иоанновна жила здесь полтора года до коронации. А расчерченный, словно по линейке, французский сад, названный малым Версалем, стал первым регулярным садом России - предшественником роскошных садов Царского Села и Павловска. Фонтаны тоже родились здесь, лишь потом «переселившись» в возникший несколько позже Петергоф.
И лефортовский Зимний, и Анненгоф, переименованный Елизаветой Петровной в Головинский дворец, сгорели. Как сгорели и новые дворцы: самый огромный в Москве и России - построенный архитектором Евлашёвым для Екатерины II (сама императрица чудом уцелела, на своё счастье отлучившись «на время пожара»), дворец архитектора Дмитрия Ухтомского с двумя театрами - оперным и драматическим. Лишь каменный дворец, построенный Карлом Бланком по проекту Джакомо Кваренги всё для той же Екатерины II, дожил до наших дней в переделанном виде, но как раз в нём императрица даже не побывала, потому как до окончания постройки просто не дожила.
Лефортово, наследующее Немецкой слободе, оказалось богатейшим, но виртуальным районом-памятником. Бродя сегодня по Лефортовскому (бывшему Головинскому) парку, мы не увидим почти ничего из подлинной старины - разве что остатки террасы, заросшие пруды да грот, построенный Растрелли.
И всё же этому памятнику нет цены: здесь рождалось видение России как европейской державы. Лефортово оказалось первой её лабораторией. Именно здесь Растрелли оттачивал архитектурные композиции, собирались первые механические часы, вращался шпиндель первого токарного станка. По Яузе впервые проплыл ботик - предвестник русского флота. А из дома «чернокнижника» Якова Брюса начали шествие по стране математика и астрономия, химия и право, металлургия и монетное дело… Здесь впервые на Руси прогуливались безбородые мужчины в укороченных камзолах, впервые курили табак. В Лефортове возникло новое отношение к женщине: на свадьбе шута Шанского впервые вместе с мужчинами пировали дамы, а открытые плечи их европейских платьев доводили очевидцев до обморочного состояния.
Автор благодарит завсектором Музея истории Лефортова Дмитрия Безьева за помощь в подготовке материала.
