«АиФ»: - В одном из интервью вы сказали, что, когда ваш агент предложила вам делать книгу о Ходорковском и совместно с ним, вы поначалу «сопротивлялись». Почему?
Н.Г.: - Мне казалось, что невозможно сделать такую книгу, когда человек сидит в тюрьме. Что это технически дико тяжело (так это и оказалось). И, второе, я не очень верила, что он согласится, честно говоря. Для меня внутренней мотивировкой было, чтобы он впервые сам рассказал свою историю. Как он ее видит и понимает. И чтобы звучали те, кто был с ним рядом на протяжении по крайней мере того периода, когда он был публичной фигурой. Впрочем, и непубличной тоже – там есть родители, жена, сын. Интересно было это делать вместе с ним. Когда в итоге Михаил согласился, и я поняла, что технически это будет трудно, но не невозможно, - тогда и начали работать.
«АиФ»: - Вам было сложно работать с Ходорковским как с соавтором?
Н.Г.: - Нет. Сложности создавала ситуация, в которой он находится: суд, тюрьма, позднее зона. Все это просто отнимает дикое количество времени: туда почта, обратно почта, дополнительные вопросы, уточнения, все очень медленно. Плюс у него все же есть какие-то еще дела, заботы, задачи, кроме рукописи. Я даже не могла рассчитать срок, когда будет готова эта книжка. Ругалась с западными издателями: «Господа, вы просите установить какие-то сроки, соблюдение которых я априори не могу гарантировать. Не потому, что не хочу, а потому, что я не знаю». Одно дело, когда ты можешь позвонить человеку по телефону, написать по электронной почте или просто сесть рядом и сказать: «Давайте вот тут уточним», а другое дело – когда всякий раз это почта в тюрьму. И ты не знаешь ни когда она до него дойдет, ни дойдет ли вообще, ни когда ты получишь ответ. Ничего не знаешь. Это была задача со слишком многими неизвестными. Браться за нее было рискованно. Я, честно говоря, поражена отвагой издателей, которые за это взялись.
«АиФ»: - А чем для вас персонально был этот проект?
Н.Г.: - Эта книга - дико интересная работа! Для меня это так. Иначе просто не стоило ее делать. И вообще не стоит браться за то, что тебе не интересно. Это раз. Во-вторых, когда все это начиналось, исполнилось ровно десять лет той книжки, которую мы с Тимаковой и Колесниковым делали с Путиным. Я подумала – может быть, это судьба сделать книжку с человеком, который в совершенно противоположной ситуации, чем герой той книги теперь уже двенадцатилетней давности. С человеком, чья судьба оказалась так странно связанной с героем той первой книги.
«АиФ»: - Чем отличается Ходорковский от Путина в роли соавтора?
Н.Г.: - Я бы не сказала, что Путин был в буквальном смысле слова соавтором. Путин был интервьюируемым, а три автора, которые задавали ему вопросы, были интервьюерами. Здесь это не так, поскольку Ходорковский писал свои главы сам. Другое дело, что он не очень любит вспоминать и плохо вспоминает. Я его понимаю – я сама плохо вспоминаю. Я не задавала ему вопросов, я писала о наиболее важных событиях за определенный период. Скажем, «Начало банка «Менатеп». Что-то, что было интересно, о чем я хотела побольше узнать. Я давала ему такие ключи, чтобы он опирался на что-то, когда возвращается мысленно обратно в свою историю. Вообще не склонна сравнивать людей. Каждый – такой, какой он есть. У меня никогда не было легких визави, легких интервьюируемых. Они все были сложными, с ними непросто говорить, у них всех очень быстрые мозги, они пропускают середину рассуждения, у них причина и следствие связываются напрямую. Читателю это не всегда понятно, а им не понятно, почему я требую от них «разжевывать» какие-то вещи.
Путин с этой точки зрения был более легким собеседником, к тому же ему нравилось рассказывать о себе. А Ходорковский – другой. Он устроен совершенно своеобразным образом. Он закрытый, сдержанный довольно в разговоре. Он не склонен демонстрировать эмоцию. Когда ты пишешь книжку, это сложно. Нужно же, чтобы она как-то держала эмоционально читателя. Люди могут найти между Путиным и Ходорковским что-то общее – между любыми людьми можно найти сходство и сказать: «О, смотри, как интересно совпадает». Но, конечно, они разные. Вспомните, что интервью с Путиным мы делали накануне его избрания, когда он «шел на подъем», к президентству. А с Ходорковским мы начали работать, когда он уже восьмой год сидел в тюрьме. Согласитесь, это принципиально разные ситуации. Но, к счастью для меня, как соавтора, у меня не было ощущения, что годы в неволе наложили на него какой-то страшный и необратимый отпечаток. А в смысле эмоций – скорее даже позитивный, как это ни странно звучит. Он, как сказала Инна, его жена, «помягчал». Мне кажется, что у него впервые за долгое время – не дай Бог, конечно, никому таких «подарков судьбы» - появилось время, чтобы остановиться и подумать, проанализировать себя, свои отношения с внешним миром, с самим собой, со своими близкими. Он это время максимально эффективно использует.
«АиФ»: - Если Ходорковский не отвечал на какой-то ваш вопрос, вы настаивали на ответе?
Н.Г.: - Я настаивала, поэтому все это так долго и продолжалось у нас. Он не отвечал, и я писала дополнительные письма, замечания: «Вот тут Вы не ответили, тут не рассказали». В большинстве случаев, надо отдать Михаилу должное – он дописывал, дорассказывал. А иногда писал: «Об этом пока не могу». И я так это и оставила в книжке. Не везде, где он это писал, но в некоторых местах, чтобы читателю стало понятно, что есть вещи, о которых он до сих пор рассказывать не может или не хочет.
«АиФ»: - О том, как и почему он оказался в тюрьме, Ходорковский тоже отказался рассказать?
Н.Г.: - Нет, не отказался. Вы увидите в книжке. Он рассуждает на эту тему. На мой взгляд, он до конца, до 100% уверенности, не нашел еще ответы на этот вопрос. Почему именно так все произошло, какую роль сыграл каждый из участников событий, где он просчитался, в ком он ошибся. Он не уходит от темы, он пытается это понять. Мне кажется, что для того, чтобы окончательно это понять, ему нужно выйти из тюрьмы, сесть и поговорить с некоторым количеством людей и задать какие-то вопросы. Я не имею в виду предъявить претензии – нет. Но разговор нужен. Конечно, лучше бы вам спросить обо всем этом самого Ходорковского. Я уверена, что никаким графом Монте-Кристо, мстителем, он не будет. Не в его характере. Он слишком для этого прагматичен. Это не значит, что внутренне все отболело и забудется... Но месть... Он придумает что-нибудь поинтереснее, на что стоит тратить жизнь.
«АиФ»: - А о том, что он будет делать, когда выйдет – он об этом рассуждает? Может быть, уедет из России?
Н.Г.: - Из того, что он пишет и как рассуждает о будущем России, не похоже, чтобы уехал... Он рассказывает в книге, почему не уехал раньше, почему всякий раз возвращался из-за границы, хотя ему предлагали остаться. Он говорит, и мне кажется, очень искренне, что он хочет продолжать то, что он начал с «Открытой Россией»… И неоднократно подчеркивает в книге, что политика – это не его, что он не владеет интригой, не любит ее. Мне же кажется, тем не менее, при определенных обстоятельствах, у него может быть политическая карьера, и он не станет от нее отказываться. Но это мое субъективное впечатление.
«АиФ»: - У нас в стране, как говорится, «или ты занимаешься политикой, или она занимается тобой». Вы с ним эту тему поднимали?
Н.Г.: - Да, не в такой форме, но поднимали. В книге довольно много о политике и о политических взглядах Ходорковского, и о его отношениях с разными политиками, и о том, что такое политика.
«АиФ»: - А ему дадут выйти вообще? Как вы думаете? Не усадят тут же обратно?
Н.Г.: - Если дадут выйти, то, наверное, не усадят обратно, но вот дадут ли выйти – для меня вопрос. Я не знаю. А он сам… Я не помню, пишет ли он об этом в книжке или это уже было в отдельном письме, или это у меня сложилось такое мнение из многих-многих разговоров с людьми, которые его знают гораздо лучше, чем я... Он построит для себя оптимальную систему, исходя из реальности. Я не знаю, базируется ли эта схема на том, что он может не выйти из тюрьмы, или на чем-то совсем ином, но я понимаю, что для того, чтобы сохраниться и выдержать в тех обстоятельствах, в которые он поставлен, у него должна быть выстроена какая-то внутренняя система, в которой ему комфортно, и которая помогает ему жить. Есть ли в этой системе место надежде? Все это лучше спрашивать у самого МБХ. Вот лично ко мне точно относится выражение «надежда умирает последней». Ко мне и к моей надежде относительно будущей судьбы Ходорковского.
«АиФ»: - Может быть, его, как Владимира Буковского, на иностранных шпионов выменяют?
Н.Г.: - Вряд ли. Не думаю… Буковского, кстати, не спрашивали, согласен ли он. И, если не ошибаюсь, ему не говорили заранее, на кого его меняют. Не уверена, что сейчас это возможно.
«АиФ»: - В книге Ходорковский рассказывает о своем детстве, пути в бизнесе. Как вы считаете, есть ли в его истории какой-то секрет преуспеяния?
Н.Г.: - Нет, никаких секретов зарабатывания денег там нет. Он пишет, что с детства «хотел быть лучшим» - об этом есть. Он говорит о том, что важно правильно оценивать людские ресурсы, знать, как максимально эффективно для дела использовать те или иные таланты человека, говорит, что не считает себя генератором идей, но человеком, который умеет услышать и понять идею и реализовать ее, заставить работать. МБХ рассказывает о комсомоле, становится понятно, как и почему он оказался у истоков российского бизнеса. Он был очень активным и идейным комсомольцем. Даже странно, поскольку его родители, хотя и не были диссидентами, все же были в такой пассивной оппозиции к режиму, а сын вот получился другим. Но, на мой взгляд, искренне верил во всю эту идеологическую муть. Вот Невзлин относился к комсомолу явно с цинизмом, что меня гораздо понятнее. А МБХ... в нем живет государственник.
«АиФ»: - В одной из «тюремных» книг, то ли у Эдуарда Кузнецова, то ли у того же Владимира Буковского, есть фраза – «человек останавливается в развитии на том возрасте, в котором попал в тюрьму». Как вы оцениваете потенциал Ходорковского? Как он менялся за те два года, что вы вместе писали книгу?
Н.Г.: - Я не знаю этого высказывания, но, на мой взгляд, оно не очевидно. Есть люди, которые вышли из тюрьмы, выучив там иностранные языки. Мне кажется, Ходорковский идет свой дорогой, развивается, особенно это касается его отношения к людям. Прагматизм отступает, возникаем понимание людей. Он считает, что эти изменения начались в 1998 года. Об этом отдельная глава в книге. До этого он не очень обращал внимание на людей, а в 1998, когда был кризис, который требовал от бизнесмена жестких решений, он видел, как плохо людям, в нем появилось сострадание. И мне кажется, для него это важно. МБХ пишет, что именно тогда начал понимать, что в России бизнес – не игра. Это судьбы, жизни людей. И говорит, что глупо, конечно, дожить до 35 лет и думать иначе, но, как он пишет, «вне зависимости от причин я думал так, как думал, а потом повзрослел». И все его гуманитарные проекты, и «Открытая Россия» стали результатом вот этого взросления.
«АиФ»: - Российские власти, в том числе представители вашего другого соавтора – Путина - как-то реагировали на вашу инициативу – написать книгу в соавторстве с «преступником»?
Н.Г.: - Нет, как ни странно, не реагировали никак… Никаких запретов, предупреждений не было. Сейчас для меня важно, чтобы книга продавалась, чтобы ее не боялись продавать, а читатели, надеюсь, найдутся.
«АиФ»: - Белоленточников, думаете, хватит? Какой тираж у книги?
Н.Г.: - Порядка 20 тысяч. Знаете, среди «белоленточников», как вы говорите, есть люди, которые негативно относятся к Ходорковскому. И это нормально. Я бы не делила читателей по политическим признакам. Прочтут те, кому интересно, кому захочется узнать историю изнутри, от первого лица, собственно.
