Игорь Григорьев - террорист от искусства

Ведущий конференции: Привет, Друзья! Сегодня я выступаю в необычной для себя роли. Обычно я человек такой пишущий, а сегодня буду говорящий. Мне очень приятно находиться в компании с человеком, которого я для себя позиционирую как отца российской глянцевой журналистики. Игорь Григорьев, который сегодня выступает в роли такого многоликого, разносторонне развитого человека. То есть развился он из журналиста, из простого журналиста, стал продюсером, кинопродюсером. Еще и исполнителем собственных песен. Еще он режиссер, путешественник. Также работал барменом в Праге. В общем, друзья мои, сегодня может быть масса вопросов на самые разные темы. Но начнем мы, пожалуй, с самого животрепещущего. Ты запел. И давно вообще это у тебя? Игорь Григорьев:Я пел. Когда еще был маленьким, по воспоминаниям детства, - это большая компания в мамином деревенском доме. По поводу и без повода. Такая вот в деревне была веселая жизнь. Ведущий конференции: А где у Вас деревня? В какой области? Игорь Григорьев:Это под Таганрогом, в Ростовской области, 20 километров от Украины. И вот эти украинские песни, и компании… Я помню, что мои родители все время гуляли в саду с баяном. Они прибивали доску к моему подоконнику, чтобы я не вывалился. И вот я перед доской, для меня окно было как большой телевизор. Я смотрел на коров, свиней, гусей. Ждал, когда вернутся родители. И они приходили с пасеки, с баяном. Все продолжалось уже дома. Меня это адски завораживало. У меня до сих пор, когда я слушаю украинские песни, словно слезы накатываются на глаза. Я вообще считаю, что украинский язык – очень певучий язык. И вообще украинская музыка, мелодии – они самые редкие, гармоничные. Ведущий конференции:Да. Согласен с тобой. Голос у них более певучий. Игорь Григорьев: Абсолютно. Видимо, это оттуда. А потом у меня вдруг стал прорезаться голос. И одним из аттракционов мамы, когда к нам приходили гости, это было поставить меня на табурет, чтобы я спел ангельским голоском «Заповедный напев…». И туда, я уходил… Ведущий конференции:Сейчас уже туда не можешь уйти? Игорь Григорьев: Нет. Но на самом деле, если бы меня тогда отдали в школу, развили бы историю… Может быть, я бы и мог стать вокалистом. А так, все профукал в путешествиях. И вот как-то с песнями, мелодиями… Следующий этап был, это когда я уже приехал в Москву. Это был 1987 год. Ведущий конференции:Однако ты не стал поступать в какое-то музыкальное училище? Игорь Григорьев: Я был амбициозным аферистом. И я сказал: «Покажите мне в Москве самый крутой институт. Я не знаю какой. Но мне нужен самый крутой». Мне сказали: «МГИМО. Черта с два попадешь». Я сказал: «Окей». И все. Ну, конечно, я приехал не по музыкальной части. Я приехал просто завоевывать этот город. Мне было все равно. Он мне нравился. Это вот второй этап достижения музыки. Это имеет отношение к тому, кто я сейчас как музыкант есть. Я приехал в 87 году, с двумя авоськами, деревенский парень. Ко мне подселили двух чехов (людей из Чехословакии). Мы познакомились, а вечером они говорят: «Мы хотим тебе сделать сюрприз». И достают магнитофон, включают мне музыку. Я начал слушать. И я не понимал: нравится мне, не нравится.. Знаешь, что это было? Группа «U2». Я раньше слушал музыку только в деревне. Я слушал то, что показывали по российскому телевидению. В лучшем случае, мелодии и ритмы зарубежной эстрады. Весь остальной набор, как бы понятно, это песня 73, 74, 75, 76 и, что самой собой разумеется, песня-2011. Это для меня было как откровение. И вот, придя из земли, из украинской песни, из народной, душевной песни, я вдруг стал слушать и вникать в совершенно другую музыку. И потом, конечно, все это дошло до какого-то апофеоза. Когда я стал этим серьезно заниматься, всякие там трип-хопы, степы, и… то, что мы делали. Мне так кажется, что у меня какая-то привилегированная позиция, в смысле, что я одной ногой из самобытности, откуда я и был, а другой ногой я сознательно сам вступил в новую культуру, чем, собственно, и был 90-й «ОМ». Что мы и делали – приносили сюда западную культуру. Ведущий конференции:Ну да. «ОМ» – это не только журнал. Вокруг него было много креативных людей. Это была какая-то жизнь. Игорь Григорьев: Лаборатория. Все мы общались. Все были друг другу милы. Потом это уже не происходило. «Кто там будет, Григорьев? Боже мой, он еще жив?». И вот эти две ноги сошлись в моем сердце. И когда я пытаюсь сказать, что за музыку я пишу, исполняю, мне трудно это описать. Проще сказать, как это выглядит. Это такая роса, которую я собрал в детстве. И вот, кстати, один из вопросов здесь был о том, чем я горжусь в своей жизни? Я мало чем горжусь в своей жизни. Много бы в своей жизни поменял. Но вот чем я действительно горжусь, так это тем, что смог сохранить ту росу. Ее можно называть по-разному: детскость, ребячество, искренность, еще чем-то. Но я называю ее росой, той самой деревенской росой, которая вот сейчас дает о себе знать в разных моих песнях, мелодиях, гармонии, мелодике. Но при этом они у меня звучат. Фирменно звучат. Ведущий конференции:Скажи, пожалуйста, ты все-таки к себе как к исполнителю относишься серьезно или это кич? Игорь Григорьев: Нет. Это не кич. К себе я отношусь серьезно. Я хотел сказать, что я к жизни отношусь несерьезно. Ведуший конференции:То есть идешь играючи по ней? Игорь Григорьве: Да, конечно. Можно что-то перезапустить. Мне кажется, что вообще так легче жить. Ты просто взял и в сторону стиля, жанра сместил. Ну как сказать кич? Если сказать о первом клипе, который я снял «Сны моей весны», то это можно отнести к этому жанру. Но на самом деле это глубокое культурное произведение, с огромным количеством кодов. Я не думаю, что в Киче они проявляются. Просто по форме это шутка. Это ирония. Это и есть мое отношение к жизни. Все могут смотреть. Но не все способны видеть. Как реагируют люди, способные видеть. Поэтому сказать, что это какой-то веселый, легкий кич – я не могу. Потому что это довольно грустное произведение, песня. Ведущий конференции:Скажи, пожалуйста, про тебя где-то написали, что ты пришел на эстраду как застрельщик русскоязычной попсы. Игорь Григорьев: Это я так ляпнул в «Афише», причем они уже вырезали из контекста. Я уже сам себя ругаю. Русская попса застрелила сама себя. Можно, конечно, добить. Но это как-то не по-гусарски. Последнее время – это была роскошная похоронная церемония. То, что мы называем попсой. Где отличные, пышные похороны самих себя. Другое дело, кто идет следом. Этот вопрос меня очень интересует. Про себя я вообще не говорю. У меня совсем отдельная дорога. Но я хочу узнать, кто за мной. Я смотрю, вот Украина, ридна Украина, дает сейчас уголь стране. На Украине больше живой энергии. Это совершенно точно. Хрупкая грань. Когда ты садишься в самолет и через 2-3 часа выходишь в аэропорту в другом городе, выходишь на Украине, там даже листики по-другому колышутся. И люди совсем другие.

Детей нет, но будут. Будет очень много. Я еще сам ребенок. Мне еще нужно встать на ноги. Дети, они ведь требуют стабильного финансирования. Я хочу, чтобы мои дети росли под солнцем, в Бразилии. Ведущий конференции: А что, в Бразилии осталась какая-то недвижимость? Игорь Григорьев: Фазенда. Я позже все оформлю, что касается детей. Показал бы все. Даже может быть то, что самому страшно читать.

- Ни в какие. - Моя жизнь – череда сумасшедших поступков. Вот. Если почитать, какую мою жизнь сложили добрые люди в Википедии, то, когда я впервые увидел эту статью, то был удивлен своему такому странному, извилистому и сумасшедшему пути. - Много чего не хватает. Мне денег не хватает в жизни. Любви не хватает в жизни. Молодости не хватает в жизни. Энергии не хватает в жизни. Мне много чего не хватает. - И да, и не нет. В смысле, можно ли без любви прожить? Очень даже можно. Труднее прожить без денег. Если там не на что купить покушать, сигарету. Труднее прожить без здоровья. Ты не можешь встать с кровати, если тебе оторвало руку.

Я подозреваю, что такой вопрос мог задать музыкант-неудачник. Вопрос музыканта.. я их называю эндотермическими нулями. Он мог бы быть интересным, этот вопрос, если бы он не был глупо сформулирован. Ведущий конференции:А как бы ты его сформулировал? Игорь Григорьев:Не эфир. Ведущий конференции:Не боишься ли ты, что обрекаешь себя на клубное, узкоформатное? Игорь Григорьев: Ладно, прекратите. Я – большой артист. Я начал в ноябре прошлого года. Не прошло и года, мы собираем тысячные залы. Окей. Я не говорю, что так будет всегда. Но покажите мне еще одного такого музыканта. Ведущий конференции:Но ты поздновато начал для музыканта. Игорь Григорьев:Поздновато начал, но что делать. Я цветок осенний. Я родился 21 октября. Мой любимой цветок – хризантема. А хризантемы цветут осенью. Ведущий конференции:Игорь, начинать, на самом деле, никогда не поздно. Или это все красивые слова? Игорь Григорьев:Нет. Начинать никогда не поздно. Это не красивые слова. Объясню почему. Потому что вся наша жизнь до самого последнего мгновения – это череда вызовов. Просто в русском языке нет такого прекрасного слова, как в английском – cheleng. В переводе это вызов. Но cheleng – включает в себя больше чем вызов. На самом деле, мы с вызовами сталкиваемся каждую минуту. Допустим, каким парфюмом побрызгаться, какую майку надеть, выбрать баранину или телятину. Но есть большие вызовы. Например, разорвать порочный круг жизни. Многие же люди крутятся, как белки в колесе. Крутятся, крутятся. Но из этого круга страшно выходить, потому что непонятно, что за этим кругом. Кто тебя ждет? Жена, которую ты готов убить? Хорошо, ты ее бросишь, а будет ли другая? Работа, которую ты ненавидишь? Хорошо, я уйду, а будет ли новая? И вот этот страх людей заставляет крутиться, парализует волю и волю к вызовам. Ты, как минимум, не получишь подарка от судьба. Как максимум, жизнь тебя будет испытывать и давать еще больше вызовов. Если ты будешь и эти вызовы манкировать, то ты точно получишь однажды по лбу. Поэтому надо стоять к ветру лицом. Всегда к ветру лицом. И я читал один из вопросов, какой лучший совет ты получал в своей жизни. Сейчас я не помню, от кого. Но самый лучший совет был: Не бояться.

Я говорил о том, что духовный апгрейд, повод, причина и база для духовного роста, она всегда находится на каком-нибудь дне, она находится в маргинальном состоянии. То есть, ты можешь себе поставить задачу: «Что-то там у нас сегодня красная ленточка по Каббале? Где курсы Каббалы? Давайте мы поймем что-либо в этой жизни, запишемся на эти курсы. Это все дамочки рублевские между ужином с ванилью и уроками по Каббале. То же хорошо. На самом деле, духовный рост человека это когда ты падаешь, когда ты лежишь по уши в грязи, в дерьме. По-настоящему. Ведущий конференции:А у тебя было много таких ситуаций? Игорь Григорьев:Не много. Но были. Критические ситуации по жизни были. Да, были. У тебя есть 2 пути: либо ты себя добиваешь алкоголем, наркотиками, чем-то еще, либо ты отправляешься в Тибет. Тибета у нас много в Гоа, в Индии. Все я называю Тибетом. Я полазил по Тибету. Большой Тибет – это сборище душевнобольных людей. 99 процентов душевнобольных людей. И они ходят в поисках исцеления. И я туда поехал именно как душевнобольной человек. Почему я туда поехал? Потому что я дергался здесь к отцам, но слышал: «Чур меня», меня били кадилом по лбу. Когда я говорил себе 1/10 правды: «Ты же идешь к духовному лекарю. Ты же готов говорить правду». А там как-то ламы держали меня за руку, я стеснялся даже вслух проговаривать. А мне говорили: «Говорите, говорите. Вы же такое дальнее расстояние преодолели, пока до нас добрались». То есть столько любви я не получал даже от родителей. Столько я получал от стариков, монахов. Ведущий конференции:То есть эти поездки оказались поразительными? Игорь Григорьев: Конечно, да. Когда я исцелился, то перестал ездить туда. Вот, по поводу духовного апгрейда. Невозможно сказать себе: Дай-ка я в ближайший отпуск запланирую поездку в Тибет и духовно обогащусь. Это смешно. Это по-настоящему единственная и более невозможная дорога. У тебя нет выбора между кавказскими горами и гималайскими. Хотя можно поехать и на Кавказ. Под шашлычок и хорошее вино сапгрейдиться можно и там. Ведущий конференции:Скажи, а вот история с «Омом». У тебя было разочарование в журналистике? Игорь Григорьев:Когда я уходил? Нет, я просто устал. Потому что это была очень веселая и одновременно насыщенная эпоха. Это были времена, фактически с которых в России все произошло. С 95 по 98 год. Это были золотые времена «Ома». Золотое трехлетие. До 95-го все накапливалось, а в 98-м все обрубилось с эпохой кризиса. Смена эпох в стране произошла с кризисом киндер-сюрприза. Как сказал Лимонов: «У нас была великая эпоха». Он говорил про свои годы. Я могу сказать про свои годы. Все произошло в эти три года. Это была очень насыщенная жизнь. Я потом, когда она резко обрубилась в августе 98 года, я вдруг понял, как я устал. А тогда все это несло. Было ощущение, что мы даже не ходили по земле, что нет гравитации, все прыгаем и летим. День сменяет ночь. Новая музыка, новые люди, клубы, наркотики, алкоголь, беспорядочный секс. В каком-то смысле это были 60-е годы. Для Москвы. Потому что для России все это превращалось в какие-то метастазационные формы. Для Москвы. Ну, и Питера. И когда все это закончилось, я сказал: «Боже мой, как я устал». Это не было разочарованием. Разочарования наступили позже. Потому что я потом переехал в Прагу и давал интервью «Радио Свободы» Мите Волчеку, которое я перечитал недавно. Я подумал: Боже, это не мои слова. Это не я говорил. То есть я в 99 году приехал в Прагу и говорил Мите Волчеку: «Я верю в Россию. Я верю в новое поколение». У меня было разочарование. Неужели, это я говорил. А сейчас я могу сказать то же самое с приставкой «не». Ведущий конференции:То есть, ты не веришь ни в Россию, ни во что? Игорь Григорьев: Здесь? Ни во что. Ведущий конференции: Почему? Что такое надломилось? Что такое произошло в стране? Есть ощущение какой-то депрессии? Игорь Григорьев: Конечно, конечно. Я там где-то слышу статистику постоянно, что 4 миллиона иммигрантов за последние 2-3 года. Это очень много. Очень много. Я не понимаю, что произошло. Наверное, Никита Михалков знает ответ на этот вопрос. Хотя он даже не поймет, о чем вы его спрашиваете. Я пытался понять, где же эти новые, где этот апгрейд, ротация. Ну где это все? Дайте же мне под зад хоть кто-нибудь. Знаете, как показательная история, случай при выступлении Майкла Джексона, когда ему двинул под задницу Джервис Копер. Это прекрасно! Потому что приходит новое, обновление крови начинается. Скучно, когда этого не происходит. У меня нет ответа на этот вопрос. Я бы мог, конечно, поумничать, но, честно говоря, четкого, конкретного ответа у меня нет. Что тут произошло? Что произошло? Потому что 90-е годы – это время надежд. Мы были абсолютно уверены, что вот – мы. Ну да, мы сейчас пришли к власти. Президент – мой ровесник. Он читатель журнала Ом. Мое поколение рулит этой страной. Но ведь ничего не происходит. Нет никакого дыхания. В 90-х было больше дыхания. Так с песней «Сны моей весны». Это сложная, нарядная песня. Ну, допустим, были робкие попытки прийти и поставить ее в эфир. Но мы увидели на стенах средств массовой информации расклейки: «Ничего нового в эфире. Ничего экстраординарного в эфире. Ничего выбивающегося из формата в эфире». Лозунг. А в 90-х, ты же помнишь, это было ровно наоборот: «Самое новое в эфире. Самое выдающееся в эфире. Самое яркое в эфире». Это был Максимум, Ом, появилось интересное MTV и т.д. Что случилось? Что произошло? Почему народ русский стал болваном? Болваном, манипулируемым, глупым, ленивым, агрессивным болваном. Я не понимаю.

А ты … иди… Шучу. У меня какой-то старый будильник. Я не увлекаюсь этими рингтонами. Я сейчас вообще стараюсь ограничивать себя от музыки. Очень заразная вещь. Я пишу свои песни, а их исполняет другой. Такое бывает. Ты пишешь песню, и, о, боже мой, ты слушал ее месяц назад. По гайджетам я тоже не особо. Это зараза. Когда я перешел на него, то у меня много жизни на это ушло. Хотя, конечно, многие вещи облегчают жизнь. Если бы не навигатор, я бы просто до вас не доехал. Да, на самом деле, если бы я так не пил и не курил – это другое дело. Я йогой занимался. Надоело. Я стараюсь осознавать то, что я ем. Это вечная борьба со склонностью раздаться вширь». В фитнес-клуб ходил. Но.. все это надоедает. Мне говорили: ой, вот ты сейчас втянешься, погоди, вот полгодика пройдет, и ты вообще не будет выходить из спортзала. Прошел год, два, три – все то же. У меня уже 10 лет стажа…

Это очень сложно, правда, очень сложно. По большому счету, то, что я уже показал сообществу, это, конечно, поп-музыка. Но какая категория этой музыки? Я еще сам не знаю. Я сейчас встретил термин «нео-шансон» применительно к песне «Танго». «Танго» - это, в принципе, мелодия дворового фольклора. Когда она мне пришла, мне в первую очередь представился такой урка, который сидит в грязном подъезде с гитарой и четвертями бьет: «А за…, а девочка с холодными губами…» Но при этом это звучит, как Депеш Мод. Поэтому я встретил такой термин, что это классический, эстрадный жанр в инди-звучании, в современном звучании. Хорошо, к «Танго» это применимо. Но к следующей песне, которую мы исполняем на дожде, уже нельзя применить этот термин. Я наслаждаюсь этим процессом. Давайте это назовем эклиптикой. Очень похоже. Ведущий конференции: Давай напомним, когда будет презентация твоего альбома. Игорь Григорьев:Презентация.. Я еще не знаю, когда он выйдет. Ведущий конференции: А 24 июня? Игорь Григорьев:24 июня – этой мой первый сольный концерт. До этого были только корпоративы. За хорошие деньги. Состав был такой: Григорьев, Лепс, Брежнева, Зверев. Неплохой такой состав. Нормальный. Ведущий конференции:А ты вот как музыкант, наверное, часто репетируешь? Игорь Григорьев: Да. Я развиваю свой вокал. На самом деле, у меня проблема, мало кто об этом знает. Дело в том, что резко стартанул 2 года назад, не подозревая о том, что петь час песня за песней – это не караоке. В караоке чуть не пошла песня – положил микрофон, посидел, попил Ром-колу. О! Спою еще песню. Я был уверен, что так же голосисто и легко буду петь. И я резко стартанул и посадил связки. У меня, в принципе, операбельные узлы. После каждого концерта голос садится, и я по три дня не разговариваю. Сейчас я ими занимаюсь. Я возвращаю голос. Песни я перепишу. Сейчас голос восстанавливается.

Может ли искусство изменить другого человека? Конечно, может. Есть даже выражение: «Волшебная сила искусства». Безусловно. Я могу по своей жизни отметить какие-то этапы, которые были связаны именно с потрясениями от искусства. Если вспомнить навскидку. Я помню себя пионером. Пришел домой, включил телевизор и попал неожиданно на спектакль «А дальше тишина» с Раневской и Пляттом. Это было одно из самых сильнейших потрясений в моей жизни. Может быть, оттуда у меня такое почтение к родителям, к старости идет. Я могу пройти мимо и не дать милостыню ребенку. Но никогда не пройду мимо старика. Конечно, у каждого свои пределы. Но вот для меня это было одно из серьезнейших потрясений. Потом в Москве был закрытый показ, так как кино хорошего не было. Это был 87 год. И в кинотеатре художественном показывали фильм «Джинджер и Фред» Феллини. Я вообще по этому фильму понял, как устроен этот балаган, называющий себя шоу-бизнесом. Дурацкое слово. Как это все работает. Я тогда учился то ли на 1-м, то ли на 2-м курсе МГИМО. Я сказал: «Я хочу туда. Я не хочу быть дипломатом. Я хочу туда». Конечно, искусство способно на феноменальные вещи. Собственно говоря, одна мелодия может перевернуть жизнь. Ведущий конференции:А какая мелодия перевернула твою жизнь? Игорь Григорьев:Я так с ходу не скажу, что у меня есть такая музыка. Но до сих пор есть много видов музыки, которые открывают во мне самые страшные пласты. Например, Александр Николаевич Скрябин. Ведущий конференции:Я думал, ты скажешь какой-нибудь трип-хоп. То, о чем он писал… Те же современные вещи, мелодии и ритмы, которые отошли на второй план. Игорь Григорьев:Есть какие-то вещи, которые, возможно, остались. Но они больше ностальгического характера. Музыка это как аромат цветка или парфюма. Аромат музыки может вызвать различные воспоминания. Ну, там, например, напомнить свидание. Таких песен много. Но чтобы это вштыривало так, чтобы самому становилось страшно? Да, Скрябин. Когда за окном начинается ужасная, жуткая погода, то я забиваю себя Скрябиным. У меня возникает желание раздеться догола и встать лицом к стихии. Я себя сдерживаю.

Прогрессивный человек 21 века. Если Александр Инкевич спрашивает об атрибутах, то я не смогу ответить. Я как-то выпал из этой истории. Мне про гаджет сложно говорить. Мне кажется, что, по большому счету, рубикон уже перейден, и апокалипсис, которого все ждут в следующем декабре, он уже произошел внутри людей. И,я думаю, что уже понятно, кто остался в 21 веке. Я, по крайней мере, это вижу, чувствую, кто остался за бортом. Не только в России, а вообще. Мне кажется, что к каким-то новым формам искренности мы должны прийти. Не в старомодном ее виде. Так сказать, что она уже не совсем продается и потребляется. А к каким, я еще не могу понять. Возможно, я смогу нащупать это в своей музыке, что сейчас пишу. Даже, может быть, «Сны» - это один из пробных шаров. А так, мне кажется, глобально, ценности никогда не менялись. Спасибо. Мне было приятно, спустя 20 лет, вновь сюда прийти, вспомнить свою молодость. Ровно 20 лет назад я пришел сюда по приглашению Владислава Андреевича Старкова, в это здание и начал свой большой путь. Ведущий конференции:Дай бог тебе удачи на этом пути! Игорь Григорьев:Спасибо тебе! Ведущий конференции:Спасибо.

Это какие-то инсайдеры. Да. Я считаю Нину Митрофановну вообще голосом и тембром Украины. Ты знаешь, о ком речь идет? Помнишь, была в 79 году песня: «Ой, летили дики гуси…» Я вот эту песню нашел. Мы будем ее делать вместе с Ниной Митрофановной. Договориться договорились. Она собиралась приехать 24 июня на мой концерт и спеть ее вместе со мной. Но она поихала в Канаду. Хай иде. Прииде.