Первый вариант – это реализация задач, поставленных президентом. Для этого требуется выход на траекторию роста экономики не меньше 8% в год, подъем инвестиционной активности – не меньше 15% в год, и подъем инновационной активности – не меньше 25% в год по объему расходов на НИОКРы (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, Ред.). Состояние нашего производственного потенциала, человеческого потенциала позволяет эту задачу выполнить.
Второй путь – это деградация. Для того чтобы приостановить деградацию и выйти хотя бы на простое воспроизводство основных фондов, тоже необходимы довольно приличные темпы роста, не меньше 4,5-5%. Если мы будем развиваться с темпом менее 4%, тоу нас просто не хватит необходимых доходов для поддержания того производственного потенциала и инфраструктуры, которые сегодня есть. То есть любой сценарий развития меньше 4% в год означает деградацию. На сегодняшний день мы, к сожалению, движемся именно по этому варианту.
Досье | |
---|---|
Сергей Глазьев, российский экономист, политик, бывший министр внешнеэкономических связей России, депутат Государственной думы I, III, IV созывов. |
Наконец, третий вариант – это если повезет. Есть если ничего не делать, но при этом цена на нефть будет оставаться высокой, то при таких нефтяных доходах можно поддерживать относительно стабильное существование.
Но если третий вариант отбросить как от нас не зависящий, значит остается только два.
Первая сложность в реализации этих идей заключается не столько в идеологическом противостоянии ультралибералов (оно уже ушло в прошлое), сколько в определенной технической сложности, к которой наша система управления не привыкла.
Второй момент: требуется жесткий механизм ответственности за использование ресурсов, которые государство выделяет для целей развития. И сочетание сложности и ответственности для нынешней системы управления требует очень больших усилий.
Например, мы не можем допускать, чтобы государственные деньги вкладывались в лизинг иностранных самолетов, которые еще регистрируются в офшорных компаниях. Что это за институты развития, которые бюджетные деньги налогоплательщиков используют для субсидирования импорта иностранной авиатехники, которая даже в страну не завозится? Регистрируют за рубежом, и даже ремонтную базу фактически держат за рубежом. То есть это пример того, как нельзя поступать. Но нынешняя система управления разрешает такого рода операции, поскольку нет целеполагания, нет четких программных задач и механизмов ответственности за их достижение.
Определенные элементы новой системы управления сегодня создаются. Скажем, принимается закон о стратегическом планировании. Он необходим для того, чтобы не только бюрократическая машина, но и государственные институты развития, то есть около государственный бизнес (и вообще наши деловые круги) понимали перспективы и приоритетные направления развития, и с их учетом строили свои инвестиционные программы.
Меняется постепенно денежная политика. Но все это нужно как можно быстрее свести в единую систему. А здесь самый главный барьер, который необходимо преодолеть в нашей управленческой культуре, - это налаживание жестких механизмов персональной ответственности за достижение задач, которые политически ставятся и подкрепляются соответствующими ресурсами.
Есть мнение, что если мы будем идти по второму пути, то есть как сейчас, то после 2017 года нас ждет коллапс. Мое мнение такое. Для кого-то коллапс уже произошел, например, для станко-инструментальной промышленности, которой просто уже нет практически, или вообще для станкостроения в целом. Мы уже не строим станков ни для легкой промышленности, ни для пищевой даже оборудование не делаем. С трудом еще сохраняется тяжелое машиностроение для металлургии, но в принципе уже сотни технологий утрачены, обесценены гигантские объемы человеческих знаний. Люди, потерявшие работу, переквалифицировались и стали заниматься более примитивной деятельностью. Поэтому 20 лет жизни в условиях перманентной катастрофы для большой части населения и экономики нас как-то расхолаживают, и мы боимся только чего-то страшного, например новой мировой войны или всеобщего паралича электроснабжения. Но факт того, что Россия находится на последнем месте в мире по условиям подключения к электроэнергии, мы не считаем катастрофой. А на самом деле реформа электроэнергетики, проведенная в 90-е годы, и привела к тому, что мы сегодня имеем тарифы на электроэнергию выше, чем в Америке, и не можем вообще подключить новые предприятия к электрическим сетям.
Ученые в Академии наук эту реформу электроэнергетики вдоль и поперек изучили и просчитали, и предсказали, что тарифы вырастут во много раз и ничего хорошего от этого не будет. Мы имели лучшую в мире энергетическую систему в электроэнергетике, имели самое дешевое электричество, самую эффективную энергосистему, а сегодня мы занимаем в рейтинге Мирового банка самое последнее, 183-е, место по условиям подключения к электросетям. Это катастрофа или нет? Напрашивается вопрос – неужели не знали, что так будет? Знали, но желание разбогатеть на приватизации электростанций превысило все другие аргументы. Люди знали, за что боролись. Они боролись не за эффективную электроэнергетику, они боролись за миллиарды рублей, которые сегодня на этом можно получить.
Еще важный момент. Пока, к сожалению, выходы из структурных кризисов и переход к новым технологическим укладам происходил через милитаризацию экономики. Это побочное следствие ультралиберальной идеологии, которая запрещает государству заниматься чем-либо, кроме национальной безопасности. Поэтому объективная необходимость в усилении государственного спроса на новую технику подталкивала государства к милитаризации, что вылилось в катастрофу Второй мировой войны и в гонку вооружений в 70-80-е годы при очередной смене технологических укладов. Может быть, сейчас нам удастся избежать этой милитаризации, поскольку новый технологический уклад носит больше гуманитарный характер, главные отрасли – это здравоохранение, образование и наука. Но для этого необходимо серьезное переосмысление на уровне государства, которое должно взять на себя функции главного субъекта развития в этот переломный период структурного кризиса и перехода к новому технологическому укладу и дать экономике достаточно мощный импульс.