Маша Трауб, автор романа «Плохая мать», сборника рассказов «Домик на юге»:
Уколы меня научила делать мама, у которой после аварии так «прихватывало» спину, что она могла только лежать на животе, курить, сбрасывая пепел в пепельницу, стоящую на полу, и тихо материться.
– Давай уже! – кричала она мне.
– Не могу, я боюсь, – плакала я. Мне было лет четырнадцать.
Я колола маму, заливаясь слезами, а в свободное время тренировалась на яблоках и бегала к всегда немножко нетрезвой, но бесконечно доброй соседке-медсестре, которая учила меня находить вены, смешивать лекарство с физраствором и ставить капельницу на швабре.
После мамы мне было ничего не страшно. Я колола плачущих детей – один мальчик мне растесал бровь игрушечным паровозиком; кусающихся собак – одна, к счастью, привитая от бешенства, все-таки цапнула. Я колола коллег по работе в редакционном туалете и однажды делала укол в пробке на дороге. Колола сама себя, беременная, перед зеркалом. И даже уши один раз проколола подружке. Все говорили, что рука у меня легкая.
Уколы прописали моему мужу. Дозировка минимальная, иголка – самая тоненькая.
– Подожди, я еще не готов, – стонал муж, – мне нужно лечь.
– Не обязательно, можешь стоять.
– Нет, я лягу. Так будет легче. Предупреди, когда будешь колоть, чтобы я вдохнул. А-а-а! Я же просил предупредить!
– Не может быть, чтобы было так больно, – удивилась я.
– Ужасно больно. У меня даже нога онемела. Уже можно вставать? Может, лучше полежать? У меня там нет синяка?
Почему-то я встать не могу.
Уколов надо было сделать двадцать. Муж стонал, тер больные места, говорил, что я специально ему так больно делаю и вообще… у него там синяки, кровоподтеки и шишки. Я прикладывала на его «больное» место, чистое, как попка младенца, без единого следа, капусту, за которой утром специально бегала на рынок.
– А можно какое-нибудь болеутоляющее? – чуть не плакал муж.
Я капала ему валокордин, правда, пока несла рюмку, выпивала сама – чтобы не сорваться.
– Не хочу… не буду… зачем? Я устал! Не могу сидеть. У меня там точно нет гематомы? Посмотри повнимательнее!
Может, нам лампочки поменять? Ничего не видно!
Каждый вечер муж торжественно укладывался на диван, на две подушки, и застывал с мученическим выражением лица. После укола он еще долго лежал и просил чай, плед, еще одну подушку, открыть форточку, закрыть форточку и тихо постанывал.
Раньше я думала, что мужчины, как дети. Нет, они хуже детей. И хуже собак. Они совершенно не умеют терпеть. Каждый вечер я ловлю себя на мысли, что мне хочется ударить мужа паровозиком по голове и укусить его за руку.
Это случилось на девятнадцатый день.
– Не могу переключиться, – простонал муж, – все время чувствую место укола.
Со всей силы наступила ему на ногу. И еще раз.
– Что ты делаешь? С ума сошла? Больно же! – закричал он.
– Где больно? – спросила я.
– Нога!!!!
– Ну не попа же…
