Наша встреча с Андреем состоялась в Петербурге 3 мая 2006 года. У него случился перерыв в работе, много чего надо было сделать. Например, отвезти жену Светлану к знакомому стоматологу. Она страшно боялась, Андрей ждал в коридоре. Тут же решили поговорить. И довели бы интервью до конца, если бы не многочисленные клиенты клиники... Чувствовалось, актеру неловко ловить на себе удивленные взгляды поклонников. Пересели в машину. И только в конце беседы Андрей признался, что нам чудом удалось сделать материал. Не только потому, что поймать его в Питере чрезвычайно сложно, но и потому, что всеми делами его в последнее время занималась агент, и, если бы мы обратились к ней, ждать интервью пришлось бы долго. Теперь понятно — могли бы не дождаться...
Актер был нарасхват. И у режиссеров, и у журналистов. В 2004 году вышло 8 картин с участием Краско, в 2005 году — 13, за полгода 2006 года фильмография пополнилась 8 киноработами. А мы не заметили и капли снобизма... После беседы Андрей часа три возил нас по улицам Петербурга, чтобы фотограф мог выбрать место для съемки. Провел экскурсию. Показывал дома, где приходилось жить, достопримечательности (ликеро-водочный завод, крутой мостик через канал, с которого, если не притормозить, можно перелететь)... Рассказывал, как долго выбирал машину, наконец, купил в кредит чудесную «Subaru», за которую еще полтора года расплачиваться... Про недостроенные загородный дом и баню... Про надоевшие съемные квартиры... Про аэропорт в Египте, где едва ли не все пассажиры московского и двух украинских рейсов хотели с ним сфотографироваться...
И только позировать со Светланой нашему фотографу не захотел. Просто сказал: «Не надо». Мягко так сказал, почти шепотом. Боялся спугнуть счастье, будто оправдывался: «Когда друзья познакомились с ней, вздохнули с облегчением...».
И почему-то мы не восприняли его отказ как прихоть. И подгонять материал под рамки «предсмертного» интервью не стали. Осталось 65 фильмов с участием Андрея Краско. И для поклонников актер всегда будет живым.
10 августа 1957 года в Ленинграде родился Андрей Иванович Краско - советский и российский актёр театра и кино, телеведущий pic.twitter.com/O6x6bZoKfa
— История в Фото (@RussiainPhotos) 10 августа 2017 г.
«Папа был уверен, что из меня ничего путного не выйдет»
Татьяна Уланова, АиФ.ru: — Андрей, я тут выписала несколько цифр из вашей биографии, позвольте, напомню. В 27 лет пошли служить в армию, 12 лет были вне профессии, более 20 лет разводились с женой, популярность приобрели после 40...
Андрей Краско: — Все верно. Зрители действительно долго не видели меня на экране, но в профессиональном кругу я был известен давно. Я не говорю о широкой народной популярности, это другое. Популярным может быть очень плохой актер, которого хорошо раскрутили. Посмотрите на нашу попсу, на эстраду... Уверяю вас, то же самое — в кино. Гениально сыграть одну роль может любой! Режиссер, оператор, осветитель сделают все возможное для этого. Голливуд, в основном, так и работает. (Звезд с гонорарами в 20 миллионов долларов в расчет не берем). В театре все иначе. Там все видно сразу. Но, поверьте, даже у актеров, которые всю жизнь произносили на сцене только «Кушать подано!», есть свои поклонники. Сам наблюдал. Две бабушки постоянно ходили на артиста, который не сыграл ни одной роли. Я думал, может, он в их молодости блистал. Поспрашивал — нет. А бабули ходили на все спектакли, носили ему цветочки, подарочки...
— Вы не считаете, что некоторые важные события в вашей жизни происходили поздно?
— Многие молодые в начале карьеры слабы (гениев вроде Евстигнеева или Леонова не рассматриваем). И только те, у кого талант от бога, годам к 40 становятся по-настоящему крепкими артистами.
— К вам все пришло вовремя?
— Я так не считаю. Но... всякому овощу — свое время. Раз случилось так, значит, так должно быть.
— Несмотря на то, что вы из актерской семьи, и в детстве выходили на сцену...
— Ну, как выходил? Мне было 2,5 года, когда, увидев папу на сцене, я сорвался из зала и побежал к нему... В детском саду играл зайчиков и буратин. Школьником пару лет посещал Театр юношеского творчества при Дворце пионеров. Вот и вся подготовка. Я ведь раздолбай... И родители особенно не влияли. Мама считала: главное, чтобы ребенку было хорошо. Папа был уверен, что из меня ничего путного не выйдет. Но есть во мне что-то от фаталиста... Если ты упал в воду, можно пытаться плыть против течения, барахтаться, потерять силы и утонуть, а можно сэкономить силы, и когда тебя прибьет к берегу, вернуться к тому месту, где упал, и продолжить путь. Мой вариант — второй. Хотя, бывают моменты, взбрыкиваю очень сильно.
«В психушке лежал два месяца на медэкспертизе. Не помогло...»
— В ЛГИТМиК пошли «за компанию»?
— Нет, поступал целенаправленно, хотя после 8 класса по совету учителей перевелся в физико-математическую школу при ЛГУ (среди моих одноклассников сегодня много профессоров). Я легко соображал, где какую формулу подставить. Первые полгода учился на одни «пятерки». А когда началась настоящая математика, понял, что пропал. Пришлось дать преподавателям честное слово, что не буду поступать в технический вуз. Мне поставили «тройки» и отпустили с Богом. Учитель математики, кстати, рассказывал историю про Бора, которого однажды спросили об ученике, подававшем надежды. Бог ответил: «Он нас покинул — ушел в актеры. У него не хватало воображения...» Можно сказать, история про меня. Представить себе, что где-то в бесконечности параллельные прямые пересекаются, выше моих сил.
С первого раза в театральный не поступил. И сейчас думаю: слава Богу. На моем курсе собралось просто преподавательское созвездие! Значит, все правильно...
После института было распределение в Томск — как потом выяснилось, не самый плохой город. Потому что позже пришлось работать в совершенно страшном Димитровграде.
— Да ладно! Обычный провинциальный город. Минеральную воду там замечательную разливают. «Мелекесская» называется...
— Да? Сейчас есть такая вода?.. А я, когда узнал, что прежде город назывался Мелекесом, стал интересоваться его историей. Вспомнил, что еще Алексей Николаевич Толстой писал про мелекесских помещиков. Узнал, что город кормил всю страну зерном, да еще Канаде хватало...
— Как вас туда занесло?
— После Томска я некоторое время нигде не работал, пока однокурсник Андрей Ургант не затащил меня в питерский «Ленком». А спустя два года случилась эта история с Чурбановым, которому не понравился спектакль... Понятное дело, он его не видел. Но ему написали отчет, что мой герой Кукарача ведет себя неправильно. Шумиха была страшная. Работники минкультуры, политработники армии, директора театров — все были задействованы. На обсуждение вынесли 2 фамилии: Краско и Думбадзе. Гениального автора гениального произведения, который неизменно был рядом с Ленинской премией, тронуть не смели. Но спектакль сняли. (Хотя зал всегда был полный.) А меня на всякий случай убрали. В армию.
— И отец Иван Краско не замолвил словечка?
— В нашей семье это не принято. Мне всегда нравилось быть самостоятельным. После школы я, к примеру, сам устроился в театр монтировщиком. Потом, что отец реально мог сделать? Были люди, которые пытались помочь, в том числе, Динара Асанова, с которой я как раз познакомился. (В «Никудышной» сыграл эпизод. Пробовался и в «Пацанах», но служба помешала сбыться планам). Даже в психушке лежал два месяца на медэкспертизе. Не помогло...
— Что за человек была Асанова?
— Удивительная тетка с мирским характером. Маленькая, хрупкая. И с потрясающим звериным чутьем. Актеров чувствовала — дай Бог каждому режиссеру. Именно Динара нашла Валеру Приемыхова. Поняла, что он может писать... Знаете, были тогда такие люди, которые могли позволить себе не ходить на партийные и профсоюзные собрания. И их побаивались трогать. Не потому, что у этих людей были какие-то связи, а потому что они всегда могли сказать: «Да пошли вы!..» Безусловно, она была очень талантливой. И зажимали ее здорово.
— Вы ее считаете своей крестной в кино?
— Да.
«Возник конфликт с директором, я дал ему пощечину...»
— А отец чему-то учил в профессии?
— Не до того было. Репетиции, спектакли, гастроли... Да и я не очень был расположен к его урокам. У меня в институте были замечательные учителя. И не все мои работы там отец видел.
— Вы не очень близки?
— Нет, почему? После спектаклей обсуждаем роли друг друга.
...Вернувшись из армии в «Ленком», я узнал, что замечательный главный режиссер Геннадий Михайлович Опорков умер, а на его место пришел человек, который носил сандалии... на носки. Причем, внутренне он был такой же... несуразный, как и внешне. Не зря потом театр «Патриот» возглавил. Словом, не то все было, не то... Возник конфликт с директором, я дал ему пощечину и написал заявление об уходе.
— Конфликт был неразрешим?
— На всеобщее обсуждение он никогда не выносился, но ситуация была прозрачная. Когда, оставив заявление в приемной директора, я направился к выходу, меня догнали, попросили вернуться, и сказали, что заключают со мной договор. Это было очень смешно. По-детски.
— Куда вы ушли?
— В никуда. Болтался, пока Аркаша Коваль не отправил меня со своим папой в Димитровград — все равно, мол, ничего не делаешь. Оттуда меня уже Дмитрий Светозаров вызвал на съемки «Прорыва». В Димитровграде долго не верили...
— Чем вы там занимались?
— В трудовой книжке было написано: «Руководитель танцевального кружка при студии художественной самодеятельности ДААЗа». ДААЗ — автоагрегатный завод (дочернее предприятие АвтоВАЗа), на котором в то время работали 17 тысяч человек. Кроме меня, там было еще два человека с высшим театральным. Были талантливые актеры без образования... С ними и общался. Нормально! А потом меня нашли и пригласили вести первую в городе дискотеку. Уже был мигающий танцпол, светомузыка, стратоскопы... Зарплату предложили в три раза выше, чем в театре, плюс «черные». Многим в то время такие деньги даже не снились. А я еще был продвинутый ди-джей. Все работали в костюмах, в галстучках, а на мне был свитер и джинсовый комбинезон с заплатками, который Андрюша Ургант притащил со стройки гостиницы «Прибалтийская». (Костюма у меня просто не было!) К тому же, я был небрит. В черных очках, в наушниках (моргание света и звук в течение трех часов выдержать невозможно). И, в отличие от предшественников, мало что понимал в этом деле. Перед ними стояло 3 магнитофона, и они включали музыку, которую народ заказывал. Я сделал проще. Просто попросил записать на одну катушку песни в определенном порядке: три быстрых, одна медленная, две быстрых, одна медленная... Запомнить несложно. Я сидел, развлекал народ болтовней и попивал водку с апельсиновым соком. А в это время в соседнем Ульяновске работал Сергей Минаев...
— Но после «Прорыва» снова был застой, и вам пришлось делать евроремонты, ставить оградки на кладбище...
— ...шить куртки и штаны, продавать книги, «бомбить» на машине...
— Зато теперь все умеете!
— В общем, да. Только ленивый очень. Могу забраться под машину, весь измажусь, поцарапаюсь, порву одежду, через полтора часа все-таки откручу нужную гайку... Но зачем, если Олег с Федором открутят ее за 20 секунд? К счастью, профессия теперь позволяет не заниматься чужим делом. Можно, конечно, поковыряться в охотку. Но, если, скажем, я начал вытирать пыль, то закончится это, скорее всего, тем, что сутки буду драить всю квартиру. Увлекающаяся натура!
«На Деда Мороза и рекламу принципиально не соглашался»
— Скажите честно, верили, что застой в карьере когда-нибудь закончится или смирились с той жизнью?
— Нет, мириться было невозможно. Я даже в армии Николай Николаичу (единственному приличному политработнику, которого я встретил за всю свою жизнь, дай Бог ему здоровья) говорил: «Это ужасно! Чем занимаются здесь люди! Красят заборы, „делают весну“! В части, которая через спутник отслеживает самолеты, 40 человек. Из них — 70 процентов жителей Средней Азии, которые даже не умеют говорить по-русски. Зачем они здесь? Чтобы верхушке было удобнее воровать?..» Всякий раз политработника бросало в пот от моих высказываний, но с ним можно было говорить честно. Ведь в те годы и в стране был застой. И я понимал, что когда-нибудь он закончится, и либо наступит диктатура, либо все постепенно нормализуется. Сейчас, при всеобщей расхлябанности, жизнь более или менее нормализовалась. Но подсажать бы еще не мешало...
— Что помогало вам надеяться?
— Были какие-то просветы. Детский спектакль при детской филармонии поставил...
— Дед Морозом, наверное, приходилось подрабатывать?
— Нет! Никогда! Принципиально не соглашался. Для меня это то же самое, что засветиться в рекламе (не озвучить, а именно сняться). Либо должны быть очень большие деньги, либо проект, как у Димки Певцова, который прорекламировал автомобиль, сел в него и уехал. (Если, конечно, машина нравится.)
— Какая работа была первой после длительного простоя?
— Светозаров снял меня в картине «Цирк». Тогда уже практически рухнул прокат... Нет, это был уже не первый фильм... Сейчас вспомню... Первым все-таки был Саша Рогожкин. «Улицы разбитых фонарей». Я пришел на кастинг, мы поговорили... Потом он написал для меня роль в «Операции «С Новым годом!». А спустя еще полгода вдруг сказал: «У меня сценарий лежал четыре года. Я все не знал, кто может сыграть главную роль. Сейчас переписал ее на вас». Это был «Блокпост». Саша вообще такой человек... Как отдельный мир... Хотя все режиссеры, с которыми я общался, — фантастические люди.
— После перерыва тяжело заново входить в профессию?
— Любой артист, хорошо владеющий профессией, нервничает: вдруг не получится. Но это не зависит от того, снимался ты до этого пять лет назад или вчера.
— Вы всегда нервничаете?
— Да.
— Каждый день снимаетесь и каждый день нервничаете?
— Да... Митя Светозаров как-то признался, что боится за меня. Мол, долго не было работы...
— ...А теперь хватаетесь за все?
— Всеяден. Есть такой грешок.
— Но за несколько последних лет вы уже с лихвой наверстали упущенное!
— Наверстал. А в этом году опять 5 месяцев сидел без работы...
— Есть роли, за которые стыдно?
— Чтобы совсем уж стыдно?.. Пожалуй, нет. Да и только ради денег вроде пока не снимался. Хотя, может, был самообман? Пытался найти в проекте что-то положительное, соглашался... Сейчас у меня в договоре есть пункт, что современные сценарии, если что-то не устраивает, можно переделывать. (Я и раньше этим занимался). Ведь нечеловеческие же тексты пишут...
— Слишком литературные?
— Да какое там! Где вы сейчас литературу видели? Из всей литературы сегодня только и есть Сорокин, Толстая, Улицкая и Пелевин... Хотя и Фаина Георгиевна Раневская, и Пельцер, и Леонов с Евстигнеевым переделывали роли. Пельцер сама писала для себя куски. Раневская, если это не Чехов, вообще не придерживалась сценария... А у нас с Мишкой Пореченковым были просто смешные истории, когда наши герои начинали себя вести независимо от нас, от текста, и мы, сохраняя общий сюжет, переделывали целые ситуации.
«В личной жизни упрямство мешает, в работе — помогает»
— Думаю, режиссеры всякий раз нервничают, когда артист Краско собирается что-то переделывать.
— Некоторые и не зовут, потому что боятся связываться. И слава Богу, с ними и работать неинтересно. Мне везло. Саша Рогожкин пишет очень хорошо. Светозаров, филолог по образованию, сам все правит. С профессионалами Лунгиным и Месхиевым тоже проблем не было. А Владимир Иванович Хотиненко обычно говорил: «Андрюша, иди сюда, текст переправим. Мы же с тобой филологи...»
— Кто-то недавно подсчитал, что у вас самое большое количество ролей в сериалах...
— Это в прошлом году было. 13 работ. И все разом вышли. Но у меня ведь много маленьких ролей. Обожаю эпизоды.
— Вы могли бы уже не соглашаться на эпизоды. Мании величия нет?
— Упаси Бог. Эпизод — это здорово! Приезжаешь, ни от чего не зависишь, понимаешь, что хочет режиссер, играешь так, чтобы не ломать картину, и уезжаешь. Весь фильм «Жмурки» Леши Балабанова, например, был сделан как звездный винегрет. Самые популярные, любимые артисты заняты в коротких эпизодах. И в фильме «Питер ФМ» я, Володя Машков и Саша Баширов сыграли по крошечной рольке. Потом случился пятимесячный перерыв. Но сейчас снова снимаюсь. Вот выдалась неделька, надо Светке зубы вылечить. Да на три дня нас в Египет насильно отправили.
— Как это? Зачем?
— Да просто сказали: «Поезжай! Отдохни!»
— Но 3 дня для отдыха — чудовищно мало!
— Чудовищно много! Я не понимал, что там делать. Буквально сходил с ума. Жду не дождусь, когда возобновится работа — начал работать с Сашей Стриженовым. Будет еще два эпизода. В кино уже снялся, получил большое удовольствие. А съемки в сериале назначены на конец июля...
— Многие актеры признаются, что зарабатывают в сериалах очень хорошие деньги...
— В ситкомах, наверное, тоже. Только это уже не профессия. Хотя выскочить можно.
— Ну, вот выскочила одна девушка...
— Думаю, нет. Думаю, останется «прекрасной няней». Это как «Фабрика звезд». Пока показывают по телевизору, они — звезды. А где теперь первые?
— Снимаетесь невероятно много. А говорите, что квартиры своей нет, дом не достроили, машину купили в кредит...
— Вот в ней и сидим.
— Вы транжира?
— Потребности растут. Трачу много. Ну как, на что? У меня два сына. Есть родственники — сестра, тетя... Помогаю...
— Чем занимаются сыновья?
— Иван (Ян Анджей Александрович — Краско) уже совсем большой. Живет с мамой в Польше. Сейчас вместе будем сниматься. Протекцию я ему не делал. Он талантливый мальчик. Внешне очень похож на меня. И такой же ленивый. Окончил высшее кулинарное училище, курсы барменов. Стал хорошим поваром. Но сейчас учится в театральной школе, а по ночам работает барменом. Младший Кирилл — школьник.
Андрей Краско с сыном Яном и отцом. pic.twitter.com/tweyHu5Qhw
— История в Фото (@RussiainPhotos) 10 августа 2017 г.
— Неужели тоже ленивый?
— Нет, он сосредоточенный. Но такой же упрямый, как я.
— Упрямство больше помогает или мешает?
— В личной жизни страшно мешает, а в работе помогает.
— Режиссеры ведь не любят упрямых актеров.
— А с теми, кто не любит, я не работаю. Да и упрямство вылезает только когда играть невозможно: нечеловеческий текст, нечеловеческие ситуации... Стараюсь добросовестно выполнять работу. 25 лет учусь. И перерыв этой учебе не мешал. Наблюдать за тем, что происходит вокруг, я никогда не прекращал.
— 12 лет застоя не выброшенные из жизни годы?
— Нет-нет. Ни о чем не жалею.
— Вы сказали, что много тратите. А на что денег жалко?
— Не знаю... Бывает, понравится вещь, куплю, а потом понимаю, что носить не буду. Дарю друзьям, родственникам. Все двоюродные братья ходят в моей одежде. Часто отдаю почти новое.
— Любите шмотки?
— Не-а. Мне нравятся классно сделанные вещи. Но ношу одно и то же.
— Легко расстаетесь?
— С одеждой — да. Но какой-нибудь ножик отдать тяжело. Люблю холодное оружие. Нельзя назвать это собирательством. Создавать коллекцию — другое занятие. А мое хобби — работа.
P.S. После фотосессии Андрей предложил заехать в кафе. Повод был прозаический — хоть немного облегчить участь измученной наркозом жены. Но на деле получился полноценный обед. С аперитивом. Краско с удовольствием учил пить темный ром. Говорил: «Только с колой и лаймом!». И мечтал о поездке на Кубу. Наши мечты оказались схожими. По стечению обстоятельств, когда пришло сообщение о его смерти, мы покупали билеты в Гавану...
