В российский прокат выходит музыкальный фильм «Тайна четырёх принцесс» — экранизация сразу нескольких сказок братьев Гримм, переделанных на современный лад. В одном государстве королева (Кристина Орбакайте) воспитывает четверых непокорных сыновей, которые отказываются жениться по расчёту. В соседнем — король (Сергей Жигунов) не может найти управу на дочерей, исчезающих по ночам. Расследовать тайну принцесс поручают портняжке Гансу (Дмитрий Бурукин), которому помогает красавица-служанка (Юлия Паршута). Не обходится без волшебства и заклинаний злого мага (Вадим Галыгин) и доброй волшебницы (Барбара Брыльска), а также танцев, песен в исполнении актёров Александра Стриженова, Юрия Гальцева и артистов театра Стаса Намина, а также музыки, автором которой стал Геннадий Гладков. Накануне премьеры АиФ.ru расспросил «короля» Сергея Жигунова о том, трудно ли играть в сказках и нужен ли братьям Гримм современный юмор.
Наталия Григорьева, АиФ.ru: Вы сразу согласились сняться в фильме, когда прочитали сценарий? Что было решающим фактором?
Сергей Жигунов: А почему я должен был отказываться? Если бы это была какая-то провокационная картина, вы могли бы мне задавать такие вопросы.
— Тем не менее, это своеобразный жанр — музыкальная сказка.
— Ну и что? Это же лучше, чем милицейские истории. Когда так мало этого, то отказываться смешно. Так много всего другого, и оно всегда одинаковое.
— То есть таких фильмов, как «Тайна четырёх принцесс», не хватает?
— Я думаю, если бы мы всё время играли в сказках, то в результате не хватало бы милицейских историй, а так ведь сказки снимаются раз в десять лет.
— Сложнее играть в сказке, чем в драматическом фильме?
— Да, это очень сложно. Потому что мера условности очень высокая и требует серьёзной профессиональной подготовки, потому что всё, что ты делаешь, — это глубокая неправда. То есть, с одной стороны, какая-то современность присутствует, а с другой стороны, ты играешь несуществующих людей в ней. И как это оправдывать, не очень понятно. Королей же нет, есть максимум президенты, но они совсем не короли, это не наследственная и не абсолютная власть, и так далее. Плюс ещё какие-то неестественные ситуации, а играть надо по-настоящему — а как играть по-настоящему то, что невозможно, чего не может быть? Это очень странное состояние, волшебники вокруг какие-то. Как их оправдывать? Ты же не шизофреник. Бред какой-то, а тебе надо это превратить в повседневную реальность, а это непросто. Нафантазировать можно сколько угодно, но оправдывать же надо. Артист должен сделать так, чтобы все поверили, а поверить можно только тогда, когда ты видишь, что это естественно. А как оно может быть естественно в сказке? Никто не знает.
— Что-то от себя добавляли в сценарий или к образу?
— Я всего себя и добавил. Иногда добавляю реплики, конечно, поскольку я пишущий человек. Но я вообще очень не люблю, когда у меня артисты добавляют, поэтому агитировать за это не буду. Очень часто хорошо написана сцена, а артистам кажется, что они её улучшили, но на самом деле взяли и развалили. Я считаю, что раз дали нам текст, то надо его играть.
— Олег Штром — требовательный режиссёр?
— Он требовательный, да. Чего-то хотел всё время. Он видел всё в целом, у него всё сложилось в результате в какой-то мир. Он тихий, но когда что-то идёт не так, как ему хочется, он своё начинает «давить». Как и положено режиссёру.
— А Геннадий Гладков появлялся на съёмочной площадке?
— Я не видел Гладкова. На записи он был. Свою часть, музыкальную, он курировал, видимо. Настолько, насколько композитор это обычно делает. Композиторов никогда никто не видит из артистов — их видят продюсер, режиссёр и звукорежиссёр.
— В фильме герои говорят современным языком, и ситуации обыгрываются актуальные. На ваш взгляд, уместно так менять классическую сказку?
— Это уместно, если это хорошо сделано. Хорошо это делал Шварц. Сейчас хуже с этим как-то стало. Я вообще опасаюсь современного юмора, то есть мне что-то нравится, но далеко не всё. Я их вообще боюсь всех (диалоги писали, вместе со сценаристом Зоей Кудрей, авторы, работающие с Вадимом Галыгиным и Comedy Club, – прим. ред.), многие из них — мои приятели, я и на КВН иногда хожу, и на Comedy Club, но далеко не всё хорошо. И вот так пускать их — очень опасно, нужно за ними приглядывать. Они люди способные, но увлекающиеся. Моменты «осовременивания» очень опасные, нужно всё со вкусом делать. Здесь проскочило на грани, на мой взгляд, хотя кое-что было лишним. Я бы, наверно, как продюсер, так бы не делал.
— Как работалось с остальными актёрами?
— Прекрасно. Мы знакомы все давно — приятно провели время, поговорить была возможность, давно не виделись.
— А с молодыми артистами?
— Молодые, они и есть молодые.
— Чему-то учили их?
— Конечно. Говорили: «Учи текст, деточка, а то тебе трудно будет работать артистом» (смеётся).
— И они не сопротивлялись?
— Да куда ж нам сопротивляться! Мы же, понимаете, можем живого крокодила сожрать. Мы что-то им подсказывали, конечно, и всегда так делаем. А кто их будет учить? Институт их выпустил, а дальше учить некому. Режиссёры с артистами не работают, только старшие товарищи.
— Вам нравится ваш персонаж?
— Я всё время пытаюсь сложных играть персонажей, однозначно симпатичных уже не играл давно. Надеюсь, что он получился разным, неоднозначным — и это хорошо. В жизни не бывает однозначно симпатичных людей, или это большая редкость. Я на озвучании увидел фильм — думал, будет хуже, а получилось вроде ничего.
— Но злодеи, как всегда, самые обаятельные.
— Злодеи всегда обаятельные. У них ярче рисунок всегда, злодеев играть приятнее, легче, понятнее. Правда, их публика не любит.
— Сниметесь в продолжении, если оно будет?
— Если оно будет, то почему нет? Но для начала надо, чтобы эта картина прошла хорошо, а это непросто в сегодняшней ситуации. В советские времена такой фильм очень бы неплохо, наверно, собирал деньги и зрителей. А сейчас не знаю, давайте подождём. По телевизору, наверно, хорошо пройдёт, а как в кинотеатрах — я не знаю.