«Это бес не даёт мне с фильмом запуститься, — улыбается Николай Досталь. — Не позволяет его развенчать, обесточить».
Плывём по течению
Юлия Шигарева,«АиФ»: Но я, Николай Николаевич, сперва другую вашу работу вспомнить хочу — 20-серийный «Раскол». Провидческим он оказался!
Николай Досталь: Да, сегодня слово «раскол» прочно вошло в обиход. К сожалению. Это же Солженицын сказал: «Если бы не было ХVII века, не было бы и 1917 года». Трещины в обществе как пролегли в ХVII веке, так до сих пор к нам и тянутся. По разным границам они народ рассекают — между богатыми и бедными, между простым человеком и чиновничеством... ХVII век — он же был переломный (Русь покидала Средневековье), бунташный, как его называли: Медный бунт, Соляной, восстание Степана Разина и — главное! — раскол Русской православной церкви.
Но этот фильм сыграл ещё и просветительскую роль: дал возможность узнать, кто такие старообрядцы — это не сектанты, не еретики, а такие же православные (и, может быть, даже более стойкие) люди. Что были цари Алексей Михайлович и Фёдор Алексеевич, которые обычно оказывались в тени. Камни прошлого — это ступени в будущее. И пока мы по этим камешкам не пройдёмся, пока не поймём, где спотыкаемся, а где падаем, так и будем из десятилетия в десятилетие, из века в век наступать на одни и те же грабли.
— От кого зависит, что мы каждый раз на эти грабли натыкаемся, — от власти? От каждого из нас?
— Скорее от нас. Потому что власть — она чувствует, в какую сторону общество можно дёрнуть, туда и дёргает. Поэтому мы сами должны быть более зоркими — к власти, к элите. А мы-то большей частью по течению плывём! Как говорится,«лишь бы не было войны».
— А чем вас так «Монах и бес» зацепил, что вы ради него от других телепроектов отказались?
— Когда мы в Кирилло-Белозерском музее-заповеднике снимали «Раскол», я ездил в Нило-Сорскую пустынь (она там неподалёку), покупал книги о преподобном Ниле Сорском и о насельниках этой обители. Один из них, Иван Семёнович Шапошников, жил в XIX веке, обладал даром предвидения, лечил людей. А позже, оказавшись в Великом Новгороде, я прочитал житие Иоанна Новгородского — он причислен к лику святых, его мощи лежат в новгородском Софийском соборе. Это уже история ХII в. Будучи ещё молодым монахом, Иоанн поймал беса в рукомойнике. Бес взмолился, пообещав в обмен на свободу исполнить любое желание монаха. Иоанн попросил перенести его на одну ночь к Гробу Господню. Бес исполнил это, но решил Иоанну отомстить — стал ему в келью подбрасывать то брагу, то женские папильотки. Монахи решили Иоанна прогнать, привязали его к плоту и отправили вниз по течению Волхова. А плот вдруг поплыл против течения. Тогда вся братия поняла, что имеет дело с чудом, и бухнулась перед Иоанном на колени. Со временем он стал настоятелем этого монастыря, архиепископом.
Юрий Арабов всю эту «чертовню» (практически гоголевскую) перелицевал в отличный сценарий, созвучный с нашим временем.
— И что мешает начать съёмки?
— Финансы. Вернее, их отсутствие. «Монах и бес» попал меж двух огней — Министерством культуры, которое даёт денег на артхаус и дебюты, и Фондом кино, который выделяет средства проектам с коммерческим потенциалом. Правительство велело повысить процент посещаемости российского кино. И теперь кинематограф подстраивается под вкусы тинейджеров, которые в основном и ходят в кино, выдавая комедии, анимацию или высокобюджетные ленты. Тем самым они перекрывают дорогу в кинотеатры другим людям — думающим, стремящимся узнать и понять что-то про себя, про жизнь, про мир. Комедии — нужный жанр, и блокбастеры тоже, но кормить только ими одними зрителя нельзя. Как показала практика, и серьёзное кино — тот же «Географ глобус пропил» — может быть успешным в прокате.
Бесы крутят
— Россия всегда была сильна праведниками. Они в нашей жизни ещё остались?
— Может быть, и остались, но узнаем мы о них спустя годы, века — на то они и праведники. Они же скромны — в жизни, в делах, в своём смирении. Тот же Иван Шапошников — увечный, тихий. Но он так жил, что вся монастырская братия считала его почти святым. Или Нил Сорский, живший в XV в. Он исповедовал нестяжательство, считал, что монастырь должен жить только своими руками, работая на земле. А всё, что в храм принесут, раздавать бедным. Да, он говорил о монахах, священниках — но эта идея нестяжательства, она же касалась всей Руси, основ общественного устройства. И для меня Нил Сорский — из всех святых святой.
— Но этот бес стяжательства — он вон сегодня какую победу празднует!
— Конечно! Поэтому я о нём и вспомнил.
— Возвращаясь к современной жизни: а что сегодня наше общество может соединить, как эти трещинки раскола сплавить?
— Вы такие вопросы задаёте, будто с Даниилом Граниным беседуете. (Смеётся.) Какие и где скрепы искать? Не знаю. Знаю только про себя — как я живу: честно делаю своё дело. Дал мне Бог какие-то способности в этой профессии — и я стараюсь не лукавить, не изменять своим взглядам, не пресмыкаться перед властью. И если каждый так будет — по-честному, не юлить, не врать, избегать подобострастия, страха перед власть имущими, перед так называемой элитой, — то и жизнь лучше станет.
Салтыков-Щедрин прекрасно говорил: «Многие склонны путать два понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство». Это было сказано 150 лет назад, а многие до сих пор эти понятия путают. Или ещё у него потрясающая фраза была: «Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления». Я, к примеру, очень часто изумляюсь, наблюдая за действиями нашей Госдумы. Умница Михаил Евграфович, словно через века смотрел!
— Да уж, наша власть умеет изумлять. Хотя мне всегда казалось: если уж ты забрался наверх, то должен сделать так, чтобы народу было хорошо, — тогда у народа будет меньше желания тебя скинуть. Но что-то я такого радения не замечаю.
— Неслучайно же придумали поговорку: он прошёл огонь, воду и медные трубы. Так вот, многие огонь и воду проходят, а медные трубы — искушение славой, властью, богатством...на них спотыкаются. На этом, к примеру, споткнулся Ельцин, почувствовавший себя практически царём.
Власть — это тоже бес. Она портит людей, искушает. И тот, кому удаётся это вовремя понять, — он просто уходит из власти. Потому что понимает: если не уйдёт, бесы его скрутят. И крутят они и страну, и людей из века в век. Я уже говорил: России повезло с географией — какие просторы достались! С народом повезло — работящий, терпеливый. С талантами повезло — сколько их было и есть. А вот с властью полная непруха! Не удаётся им пройти испытание — эти огонь, воду и медные трубы.
— Всё тот же бес стяжательства!
— Если бы Нил Сорский посмотрел сейчас на это, то подумал бы: «Я ведь об этом говорил! Нестяжательство — вот основа развития любого общества, его нравственности». А у нас сплошная алчность.
Возьмите нашу борьбу с коррупцией. Победить её окончательно не удавалось никому в мире. Но хотя бы градус её умерьте в России! Казалось бы, дело Сердюкова и Васильевой. Ущерба — на миллиарды. «Где посадки?» — вопрошал президент. Вот — бери, суди, сажай! Но речь уже идёт о сроке для неё от двух до трёх лет. И года два Васильева уже отсидела в своей шикарной «камере» в центре Москвы. Да и Сердюков уже пристроен где-то. И всё шито-крыто. Вот вам пример нашей мощной антикоррупционной борьбы!
Но! Мне всё-таки кажется, что русский человек, русский дух неистребим. Никакого апокалипсиса в России не предвидится. Люди у нас терпеливые, покладистые. Им достаточно порой минимума, чтобы выжить... Не знаю, хорошо это или плохо.
